Обречённые. Том 1

— Подберитесь к реке и, прячась за стеной, будьте наготове. Услышите, что мы начали, нападайте. Прежде всего, валите расчёты пушки и пулемётов. Потом и остальных. Ну, а дальше Петрович скажет, что делать.

— Понял. Передай, мы будем готовы.

Глава 10. Наследие предков

— Ну где он шляется?! — яростно сплюнул Петрович, ноги непривычного к наземному передвижению мастера нешуточно устали. То ли дело — на крыльях, по воздуху он километров на сто летал. Увы, после бойни на заводе о полётах придётся забыть — не меньше, чем на пару месяцев. Тогда, днём, он поднялся в воздух, чтобы уточнить направление главного удара. Он опасался вертолётов или чего поновее — машин больших, рёв моторов которых слышен за километр, — но не маленьких, юрких и почти бесшумных БПЛА, оснащённых малокалиберными пулемётами и противотанковыми ракетами. В этот вылет Петрович взял с собой не привычные гаечные ключи, а старый-престарый пистолет. Очередь, продырявившая крылья и отдача ответного выстрела сорвали Петровича в штопор, к счастью, высота была совсем невелика, метров семь, не больше, а внизу не оказалось ничего острого. — Говорил же, доберёшься до вокзала — и мухой обратно. Вот и ходи теперь по земле, как дурак, а ноги, между прочим, не железные…

…На вокзал он на всякий случай направил двоих — Дрысю и пронырливого, подвижного, как ртуть, Хоря. С первым всё ясно: наблюдатели из передового охранения видели, как того скосили в упор. Хорошо, если сразу — насмерть. А если живьём взяли? Ярцефф говорил, что допрос со спецсредствами развяжет язык даже пленному «хунвейбину», если не сработает система самоликвидации. А стоит им узнать, что завод оставлен, да передать тем, кто всё ещё блокируют пустые корпуса… Вне заводских руин всех перебьют за полчаса. А то и просто ракетами врежут, как в самом начале…

— Вернулся? — спросил Петрович у посыльного из головного отделения. — Что там?

— Эти стреляют по вокзалу, оттуда слышны одиночные и короткие очереди. Похоже, с мостов бьют.

— Хорь?

— Не видели. Вроде, когда Дрысю завалили, кто-то там метнулся — в смысле, эти стреляли не по вокзалу, а рядом. Но может, и не он, а если он, мог и не проскочить…

— Ясно, — скрипнул зубами Петрович. Похоже, дальше ждать бессмысленно. Наоборот, с каждой минутой растёт риск быть обнаруженными. А на внезапность вся надежда… — Ступайте обратно. Оружие к бою, начинаем, как подойдёт остальной взвод. Вы, — обратился он к стоящим рядом бойцам. — Бегом к Амёмбе и этим, новеньким — Борзе и Штыре. Передайте: пусть бегом охватят этих с боков — и атакуют сразу вслед за нами. Амёмба остаётся в резерве, — это слово мастеру более-менее знакомо, не то что совсем уж чуждое «фланги». Резерв мощностей на заводе — дело вообще хорошее. — Начинаем.

Развалины становились всё ниже, всё неказистее. И в прежние-то времена они были по большей части старинными двухэтажками. От таких по большей части не сохранились даже перекрытия первых этажей, лишь изредка — несущие стены. Скоро, знал не раз летавший в крепость Петрович, развалины вовсе сойдут на нет, и откроется длинная и узкая полоска пустыря. В прежние времена тут были железнодорожные пути, совсем как на заводе, только чуть шире и сильно длиннее. Говорят, до Москвы до самой шли, а кто-то утверждает, что и дальше на восток. В такую ерунду Петрович не верил: да кто кататься-то будет на такие расстояния?! Им вот и четыре километра пройти — проблема.

Может, под слизью рельсы и не проржавели насквозь, но уж точно не осталось ни одного вагона. А дальше — вокзал, на котором ещё отстреливается горсточка храбрецов. Если они ударят забарьерцам в спину, шанс ворваться на мост будет. Ну, и если первый удар будет, чем подпереть. Потому Ярцефф и настоял, что один взвод до поры останется в резерве.

Вот и край. Г-образная, липкая от слизи стена с единственным окном — без крыши и дверей. Пола давно нет, он провалился в подвал, и там сгнил, а дожди год за годом смывали в провал всю грязь. На этой-то почве и поднялось хилое, всего с четырьмя чёрными листьями, изломанное деревце. Казалось, жить под ядовитыми ливнями, в вечном полумраке и сыром холоде невозможно, да ещё ствол ещё в самом начале придавил и надломил упавший бетонный блок, и потом деревце не раз ломало и корёжило. И всё-таки оно выжило, и хотело жить дальше, яростно цепляясь за жизнь. Как придётся цепляться участникам прорыва. За стеной больше никаких строений — до самого вокзала, и какие-то совсем уж жалкие развалины дальше. С детства совсем не суеверный, Петрович счёл это хорошим предзнаменованием. Вроде бы ничего особенного, в Подкуполье и не такое увидишь — а вот поди ж ты, зацепило.

Бойцы накапливались в развалинах дома, за грудами рухнувших стен, в распадках и бывших канализационных люках, которые сегодня сойдут за стрелковые ячейки. Дул устойчивый восточный ветер, он делал тьму ещё непрогляднее, да ещё начал накрапывать дождь. Всё это сейчас на руку: пусть чужие почувствуют, что пора спать, да и мутный зловонный дождь не добавит им боевого азарта. Может, вообще уйдут, оставив лишь караулы и отложив штурм вокзала назавтра.

Ну вот, все в сборе. Автоматчики в последний раз проверяют оружие, охлопывают карманы комбинезонов, что непривычно топорщатся от запасных рожков. Гранатомётчики, приготовив оружие к выстрелу, тоже изготовились к броску. Их осталось немного, а ещё меньше — выстрелов к гранатомётам. Танковую колонну они не остановят, подходящие гранатомёты давно без выстрелов, за ненадобностью их бросили на заводе. Но вот сжечь пару-тройку пулемётных броневиков, которые иначе выкосят всех в упор, это пожалуйста. Пулемёты… Пулемёты все у Амёмбы, они понадобятся, когда надо будет удерживать мост и прикрывать отход, а потом оборонять подземелье.

Петрович вглядывается в ближайшие лица ближних бойцов, дальше метра всё теряется во мгле. Ярцефф, помнится, утром сказал целую речь. На такое немногословный мастер, волею судьбы ставший взводным, был неспособен. Да и смысла нет. Свою задачу знает каждый, днём они уже доказали, что на них можно положиться. Значит…

— Сейчас выскакиваю из-за стены и стреляю очередью, — произнёс он. — Все — бегом к вокзалу, а потом к мосту. По пути валите всё, что попадётся, но не заденьте своих. И помните: если вы не справитесь… Мужики, мы все тут останемся! Готовьсь! Бегом — марш!!!

Одним рывком, крылья только бессильно хлопнули за спиной и отозвались жестокой болью, — Петрович выскочил из-за спасительной стены, навстречу пулям, навстречу врагам, навстречу победе, а может, смерти. Уперев в бедро автомат и содрогаясь от отдачи, всадил длинную очередь туда, где почудилось движение. Протрещал автомат соседа слева, потом справа, сапоги, ноги, ласты и копыта слитно ударили в грязь, топот нарастал с каждым мгновением, его перекрывал нестройный треск очередей.

— Бегом! Бегом, б…! — орал Петрович, выжимая из своих недоразвитых ног всё, что можно и нельзя. — Пли!!!

Вот и первая чёрная тень. Не похожая ни на человека, ни на мутанта, в круглом шлеме с антенной, в камуфляжной раскраски бронекостюме. Неожиданно — не со старым автоматом, а с навороченным плазмострелом, наверное, какой-нибудь особенно богатый «доброволец», записавшийся на последнюю и самую масштабную охоту. Солдат вскидывает оружие, нажимает какую-то непонятную кнопочку, которая там вместо курка. Длинный красный луч разогретого до свечения воздуха, отчаянный крик — луч прожигает в груди здоровенную дыру, плоть не сгорает даже, а испаряется от температуры в сотни тысяч градусов, комбинезон вспыхивает, будто политый бензином. С отчаянным воплем парень головой вперёд падает в обломки. Ещё один на миг вырывается вперёд — и валится, обливаясь чёрной кровью: грудь перечёркивает кровавый пунктир. Горячий ветер овевает ухо Петровича — пуля, а может, и не одна, прошла совсем близко. Где-то впереди бахает граната: сила взрыва рассчитана так, чтобы не навредить людям в «скафандрах», но осколки исправно косят «бездоспешных» мутантов.

Пустырь взрывается грохотом очередей, мутными всполохами взрывов, криками, костяным стуком прикладов — кому-то посчастливилось повалить противника, теперь пытаются разбить бронестекло забрала. Дохлый номер — поможет только пуля в упор. Парень с плазмострелом выдаёт ещё один импульс — и снова смертельный: такая же дыра появляется в голове у соседа, жар долетает и до Петровича, а вот кровавых брызг нет: от таких температур кровь обращается в ту же плазму — как и мясо, кости, волосы, ткань. Стрелок снова целится — теперь уже явно в Петровича, сомнений быть не может…

Спасибо Ярцеффу, свирепый капитан вбил нужные навыки всем без исключения. Точнее, лично он гонял только взводных и отделенных, а уж те потом мучили остальных. Но Петрович был одним из тех, кому доставалось особенно. Именно поэтому руки оказались быстрее головы. Они, эти руки, вскинули автомат на уровень груди и, вроде бы не целясь, выдали короткую очередь. Вскрика не было — точнее, был, но его заглушила маска шлема. Плазмострельщик неуклюже взмахнул оружием — и завалился назад. Хлюпнув, приземлился в грязь и плазмострел. Не задерживаясь, Петрович цапнул лямку — и непривычно лёгкий ствол занял место на плече. Нет, в рукопашной его не используешь, слишком лёгкий и, на вид, хрупкий материал, но броню он должен дырявить исправнее «калашей», тем паче штыков и прикладов. И любую бронетехнику тоже. В смысле, любую старую бронетехнику. Гравилёты наверняка имеют защиту, иначе какой в них смысл?