Очень странные миры

– Ничего нового здесь нет, – сказал Кратов добродушно. – Однажды человечество решило творчески обобщить накопленный опыт и реформировать письменность. При этом решено было не ограничиваться одними лишь большими языковыми системами вроде латиницы или, там, кириллицы, а бросить неравнодушный взгляд на альтернативные языковые системы, как японская или вьетнамская… Кстати, реформа все еще идет. И, между прочим, никто не запрещает вам вовсе обходиться без интонационных ударений. В конце концов, берете обычный мемограф и диктуете ему, а он уж сам расставит все как надо.

– Что тут непонятного? – бухтел Хельмут, задумчиво возюкая пальцем по стойке бара перед собой. – Пишем: «пошел ты»… вот так и так… будто бы задумчиво глядим тебе вслед и отмечаем тот безотрадный факт, что мол, только что ты был здесь, и вот тебя уже нет с нами, и мы опечалены. Или, наоборот, пишем: «пошел ты»… так, так и так… и сразу ясно, что это не ты пошел, а мы тебя куда-то и зачем-то отправляем. А добавить еще пару собачек, и понятно становится, что мы тебя не просто отправляем, а довольно-таки далеко…

– А как вы разговариваете! – всплеснул руками Тиссандье.

– Что здесь-то вам неладно?! – засмеялся Кратов.

– Дело не в том, ладно или нет. Вы разговариваете иначе. Я долго не мог понять, в чем тут дело, почему ваша речь кажется мне похожей на непрерывную и достаточно заунывную песенку. А потом пообщался с одной умной дамой и все понял.

– Очень любопытно, – сказал Кратов. – Должно быть, ее песенка показалась вам не в пример более бравурной!

– Оказывается, вы говорите не только на выдохе, но и на вдохе.

– Ну да, – подтвердил Кратов, непроизвольно прислушавшись к самому себе. В полном соответствии с историей о сороконожке, вздумавшей анализировать движение собственных лапок, он тотчас же слегка задохнулся. – Что же, прикажете всякий раз молча ждать, пока легкие наполнятся воздухом?

– А вот я так не умею! – воскликнул Тиссандье с огорчением. – Если я попытаюсь говорить на вдохе, то у меня получится что-то вроде жалкого всхлипа. А у вас это выглядит… довольно музыкально.

– Стало быть, помимо сложностей с произношением и письмом – полная адаптация? – уточнил Кратов.

– Ну, не совсем… Скажем, я еще не привык к отсутствию в вашем мире расовых проблем. Я даже пробовал экспериментировать! Как-то, не скрою, в сердцах сказал одному очень черному негру что-то вроде: «Ну до чего же ты темный!» И он не обиделся, не пошел бить витрины и переворачивать автомобили…

– Это еще зачем? – с подозрением спросил Хельмут, подплывая поближе.

– Так было принято в мое время, – усмехнулся Тиссандье.

– Странное было времечко, – заметил Хельмут раздумчиво.

– Что же сделал этот черный-пречерный негр? – весело спросил Кратов.

– Он озабоченно посмотрелся в зеркало: «Где, где темный?.. Испачкался?! А, это такая шутка, ну и шутник вы, док…» А знали бы вы, что я сказал Хельмуту при первом знакомстве!

– Да, знали бы вы! – загоготал бармен.

– Я увидел его и в ужасе закричал: «Вызовите полицию, горилла на свободе!»

– Вначале ему пришлось долго объяснять посетителям, что такое «полиция», – покатывался Хельмут, возложив страховидную десницу на хрупкое плечо дока Тиссандье. Сквозь тугую шерсть виднелась многоцветная надпись готическим шрифтом: «Бананы – зеленая смерть». – Потом посетители, со своей стороны, объяснили ему, что гориллы не живут на орбитальных станциях. Хотя, казалось бы, отчего им там и не жить?.. А уж под самый конец, когда он заказал выпивку, чтобы очухаться, я объяснил ему, кто я такой есть на самом деле.

– Еще меня очень раздражает отсутствие политики, – продолжал Тиссандье. – Как же так: шестнадцать миллиардов человек – и ни одной партии! Ни одного выразителя интересов какой-нибудь социальной группы. И даже ни одной социальной группы, нуждающейся в защите своих интересов. Какие-то невнятные, дилетантские общественные движения вроде «метарасистов» или «новых пуритан», которые сами путаются в своих программах… Куда, к примеру, исчезли борцы за права женщин?!

– Они победили, – кротко сказал Кратов, – и, насладившись победой, вымерли. Так часто случается с победителями. Слава богу, сами женщины остались и вовсю пользуются плодами этой победы.

– А сексуальные меньшинства?

– Это еще что такое? – насторожился Хельмут.

– Это когда естественные отверстия в организме, природой предназначенные для одной цели… – начал Тиссандье.

– Жопа, что ли? – усомнился Хельмут.

– …употребляются для цели совершенно иной.

– Ага, – сказал понимающе Хельмут. – Теперь знаю, о ком вы говорите, встречал. Та еще нежить… И как же они чудили в ваше время?

– Очень разнообразно. К примеру, объявляется, что это хорошо, не в пример лучше и гораздо изысканнее, нежели просто мужчина и женщина. Коль скоро это безусловно хорошо, то нельзя это порицать, осмеивать или лечить. А напротив, надлежит это пропагандировать, приумножать и делать предметом особой гордости. Во всяком случае, в мое время за права сексуальных меньшинств боролись. Активно и самозабвенно.

– Они проиграли, – благодушно сообщил Кратов. – Все решили, что мужчина и женщина – это замечательно.

Хельмут озадаченно высморкался в платок.

– Я тоже думаю, что проиграли, – сказал он. – Недавно я был в Праге. Там на улицах полно детишек. Вряд ли они появились на свет из пробирок.

– И не только в Праге, – подтвердил Кратов. – На самом деле, вы не совсем правы, док. Политика в нашем обществе существует, наравне с сексуальными меньшинствами… Послушайте, – вдруг встрепенулся он, – уж не морочите ли вы мне голову? Ведь вы достаточно давно вернулись, чтобы кто-нибудь неглупый вам все уже растолковал!

– Если и морочу, то самую малость, – признал Тиссандье. – Конечно, мне уже излагали основы вашего общественного устройства, и не раз. И всякий раз – по-другому. Считайте, что я коллекционирую мнения.

– Вы уверены, что мое мнение вас и впрямь интересует?

– Абсолютно!

Кратов помолчал.

– А мнение Хельмута вы уже поместили в свою коллекцию? – спросил он осторожно.

– А как же! – вскричал Тиссандье. – Точка зрения за номером пятьсот семьдесят пять: «Все эти ваши заморочки – дерьмо!»

Хельмут заржал.

– Ладно, – сказал Кратов. – Учтите только, что вы спрашиваете мнение не у специалиста, и не в момент его интеллектуального подъема… Борьба социальных интересов, несомненно, никуда не исчезла. Интересы земных экологов, так же несомненно, не совпадают с интересами технологов-терраформистов. И тем и другим не нравится отвлечение значительных ресурсов на освоение Галактики.

– Это не социальные интересы, – деликатно поправил Тиссандье, – а скорее корпоративные, цеховые.