Очень странные миры

– Я потрясен, – ядовито промолвил Кратов. – Компания «Пан-Солар» – это что-то ошеломительное… Однако же, моя милая, чем вызвана такая трогательная забота о совершенно здоровом мужчине?

Стюардесса прервала поток заученных фраз и с полминуты подыскивала нужные слова, мучительно пытаясь преодолеть внезапный разрыв шаблона.

– Мне не нравится цвет вашего лица, – наконец выговорила она. Кратов изумленно вскинул брови. – То есть… вернее, – быстро поправилась девица, – он не кажется мне слишком здоровым.

«Мне тоже не нравится цвет твоих глаз, – мысленно пробрюзжал Кратов, – я же не кидаюсь к тебе с гигиеническим пакетом наперевес…» Вслух же он спросил:

– Вы давно на внеземной линии?

– Первый месяц, – несколько озадаченно призналась стюардесса. – До этого я работала на планетарных трансконтинентальных линиях нашей компании. Компания «Пан-Солар» – одна из старейших и наиболее уважаемых транспортных компаний Федерации, и для меня это своего рода повышение…

– Причем в буквальном смысле, – неуклюже попытался сострить Кратов. – Это все объясняет. Со мной ничего страшного, это загар. Просто такой загар. Полетайте здесь подольше, и вы встретите еще не одну сотню безукоризненно здоровых парней с зелеными ряшками.

– Надеюсь, – сказала стюардесса без большой уверенности. Изящный пальчик с перламутровым коготком устремился к сенсорной панели напротив лица Кратова. – Если вам понадобится моя помощь, воспользуйтесь этим. Компания «Пан-Солар» в восторге от вашего выбора, ценит ваше внимание и рада заботиться о вас.

Сверкнув дежурной, от уха до уха и на все зубы, улыбкой («Юффиэй никогда так не улыбаются!» – желчно подумал Кратов), она наконец оставила его в покое – с тем, чтобы пролить свою заботу на чрезвычайно пожилую даму в соседнем ряду. «Компания „Пан-Солар“, одна из старейших и наиболее уважаемых транспортных компаний Федерации, рекомендует вам…» – «Спасибо, милочка, я все это знаю без вас и задолго до вас…» Спустя несколько мгновений Кратов обнаружил, что с увлечением строит догадки по поводу того, что понадобилось этой довольно-таки ветхой бабушке на Старой Базе.

С ним-то как раз все было ясно.

На Старой Базе его дожидался ошвартованный у западного шлюза – того же самого! – «Тавискарон», десантно-исследовательский транспорт класса «ламантин-тахион». Весь экипаж во главе с доблестным командором Элмером Э. Татором был уже в сборе, и дело стало только за пассажиром. То бишь за ним, Кратовым, впервые за многие годы оказавшимся в этой ипостаси. Что, собственно, и отнимало у него обычную уверенность и твердость духа. Давненько за ним не приглядывали с таким рвением хорошенькие девушки в форменных комбинезончиках. И, возможно, основанием для их озабоченности насчет цвета его лица был не только зеленовато-бурый «загар тысячи звезд».

Да, бесспорно, он давно не бывал простым пассажиром. (Несмотря на приглашение Татора и реальную возможность размещения на борту «Тавискарона», Чудо-Юдо-Рыба-Кит все же оставался на Земле, на заднем дворе маминого дома, и этим обстоятельством сильно – насколько такое понятие применимо к биотехнам – был огорчен; от расстройства он погрузился в глубочайшее самосозерцание, никаких признаков жизни не обнаруживал, что делало его внешне неотличимым от очень большого, слегка замшелого валуна и даже побуждало службы ландшафтного дизайна делать маме заманчивые предложения по его утилизации.)

И к тому же он двадцать лет не был на Старой Базе.

С того самого дня, как за ним закрылся люк мини-трампа класса «гиппогриф», бортовой индекс «пятьсот-пятьсот», каковой следовал обычным курсом от западного шлюза на галактическую базу «Антарес», но пункта назначения так никогда и не достиг.

2

Кратов не торопился оставить кресло, дождавшись, пока полтора десятка пассажиров «челнока» сгинули в сумрачном чреве Старой Базы прежде него. Предпоследней салон покинула бабуля – кажется, она тоже слегка дрейфила. И лишь завидя приближающийся выводок стюардесс, из которых лишь одна не старалась изобразить из себя юффиэй (возможно, хотя бы таким образом старалась выделиться среди остальных, впрочем – она была мулаткой с копной тугих угольных кудряшек и выделялась этим вполне), он без большого рвения поднялся, подхватил легкую дорожную сумку и вышел в опустелый уже коридор.

На протяжении двадцати лет он расставался с Землей, чтобы провести какое-то время под чужими солнцами и лунами. Все эти двадцать лет он возвращался на Землю.

И, как обнаружилось, всякий раз делал это через другие ворота…

Впрочем, таких «ворот» хватало.

Взять, к примеру, суперсовременный орбитальный город «Магеллан» с его пятьюстами причалами, сотней телескопических шлюзов и тремя доками. И без единой живой души обслуживающего технического персонала: всем заправляли когитры, оснащенные бесконечным спектром самовоспроизводящихся и самосовершенствующихся эффекторов, и, как обнаружилось к неудовольствию антропоцентристов, неплохо справлялись, притом власть над человечеством захватить не стремились. Своей пестротой, толкотней и постоянной готовностью к рискованным развлечениям «Магеллан» напоминал Кратову стольный град Тритою, что на планете Эльдорадо. По его коридорам-улочкам можно было блуждать неделями и всякий раз находить нечто новое… В один из визитов Кратов набрел на антикварную лавчонку, где его ждал раритетный томик старояпонских поэм. (Упоминания о таковых отсутствовали даже во Всемирном инфобанке! Кратов заподозрил было подделку, искусную имитацию, мастеров на все руки хватало во все времена, но нет – великий Имамура во благовремении подтвердил подлинность и объяснил, как такое стало возможным: то была «кинсё», возбраненная книга, что-то там было связано с запредельной для великой эпохи Хэйан фривольностью стихов, что-то задевало честь императора Сэйва и всех принцев сразу, ввиду чего возымел место высочайший запрет на воспроизведение, – каковой запрет, конечно же, ни к чему не мог привести с большей легкостью, как к возникновению тайных, передаваемых из рук в руки списков, – так что лишь в середине XX века некий Тору Сунадзука по прозвищу Моносавагасии, что означало «горлопан», отважился издать легендарную «кинсё» за свой счет в собственной типографии крайне ограниченным тиражом, но изобильных лавров не снискал – тысячелетней давности утехи юных принцев мало кого уже могли поразить и шокировать, – после чего вскорости разорился и бесследно сгинул в притонах, а накатившая чуть позже эра безбумажных технологий своим крылом сей раритет уже не осенила… Честное слово, вспоминать и рассуждать об этой книговинке Кратов мог, кажется, часами!) Увы, год спустя заветной лавочки Кратов уже не сыскал, а взамен угодил в злачное место, где шумно и разнообразно гуляла бог весть каким ветром сюда занесенная компания туристов-виавов…

Другие ворота: грузопассажирский космопорт «Марко Поло», со стороны поразительно напоминающий каким-то чудом заброшенную в космос средневековую крепость. Сие мрачноватое сооружение особенно облюбовали для себя звездоходы и патрульники. Отсюда он, Кратов, зеленым растерянным юнцом ушел в плоддеры. И сюда же вернулся спустя шесть лет совершенно взрослым, хмурым мужиком, без каких-либо иллюзий на свой счет и на счет всей остальной Галактики. Иллюзии, конечно же, вернулись, да и пасмурное мироощущение рассеялось, но для этого потребовались академические закоулочки Сан-Марино, море хорошего светлого пива, два незавершенных романа с прекраснейшими женщинами и несколько лет работы ксенологом сначала на Лутхеоне, что само по себе было довольно весело, а потом на Охазгеоне, где было безмерно веселее.

Разумеется, если из неких высших соображений требовался самый основательный карантин (что, по счастью, выпадало крайне редко, например – после Сарагонды), тогда приходилось делать остановку на лунной базе «Нил Армстронг». В перерывах между тестами и процедурами Кратов имел возможность обследовать на шарокате близлежащие кратеры в надежде отыскать редкий по красоте камешек или чудом проскользнувший мимо загребущих лап туристов и вольных сталкеров обломок старой ракеты. А если не окажется поблизости сторонних глаз – то и какой-нибудь след мифических селенитов, в которых никто не верил, коих существование представлялось совершенно невозможным, и даже, за давностью лет и набившей оскомину аргументацией, никем всерьез не обсуждалось, но продолжали искать, стыдливо морщась и посмеиваясь над собственной наивностью. А затем, отбыв положенный срок под присмотром бдительных медиков, он садился в простой рейсовый трамп и спустя пять-шесть часов уже бодро вышагивал по зеленой травке в сторону ближайшей стоянки гравитров.

Мелкие станции, лаборатории, маяки вроде каких-нибудь «Полюсов» или «Аргусов», настоящее имя которым – легион, даже не заслуживали упоминания. Что о них говорить? Причалил… поставил транспортное средство на ремонт и обслуживание… плюхнулся в свободный «челнок»… возможно даже, принадлежащий компании «Пан-Солар»… ступил на зеленую травку и забыл. И на кого стремились походить стюардессы той поры, тоже забыл бесповоротно.

С появлением же Рыбы-Кита необходимость в перевалочных пунктах на пороге Земли для Кратова и вовсе отпала. Биотехн был одинаково хорош что в межзвездном эфире, что в газовых оболочках, и повредить озоновому слою своими теплыми лоснящимися боками никак не мог. Так что никаким экологическим контролем не возбранялось перенестись сразу на задний двор маминого дома.

И все же добрых два десятка лет судьба уводила его прочь от Старой Базы.

Кратов стоял в пустом коридоре, рассеянно озираясь. Позади него была чудовищная бронированная дверь западного шлюза, которую, как представлялось, даже не поменяли с той памятной поры. Пространство впереди шагов на сто залито было приглушенным красноватым светом. Дальше все таяло в плотном сумраке. Пол под ногами слегка подрагивал, и, сдавалось, за минувшие годы вибрация стала гораздо ощутимее.

…У этой космической развалины был собственный, ничем неискоренимый запах. Сложная смесь горелого металла, подплавленного архаичного пластика и еще какой-то неясной химии…