Очень странные миры

– Ну будет тебе, – добродушно промолвил Кратов. – Могу я, наконец, получить голяшку молодого адмиралиссимуса?

– Надеюсь, ты шутишь, – серьезно сказала Надежда.

Она взяла его за руку и, как ребенка, повлекла за собой в направлении дверей-крыльчаток. С учетом ее детской стати зрелище со стороны выглядело бы весьма комично, случись поблизости хоть какая-нибудь публика. Песок скрипел под ногами. На ходу девица продолжала нести обычную свою глубокомысленную заумь:

– Нкианхи, если ты помнишь, являются рептилоидами, может возникнуть белковая несовместимость, что губительно скажется на твоем самочувствии, а в преддверии важной встречи это совершенно ни к чему, так что от голяшки адмиралиссимуса, хотя бы даже и молодого, настоятельно советую воздержаться…

Уже миновав резные створки, Кратов проворно высвободил руку, в свою очередь подхватил девицу под локоток и без особых церемоний втащил за собой в прохладный сумрак салуна.

– Будь я настоящей женщиной, – сообщила Надежда, – то непременно воскликнула бы: что вы себе позволяете, сударь?!

– Ты не женщина, я помню, – сказал Кратов. – Ты и есть Призрачный Мир. Но эти створки имеют привычку наподдавать под зад всякому, кто замешкается в дверях. Уж не знаю, как это происходит в Призрачном Мире с ним самим, но я не хотел экспериментировать.

– И все же я женщина, – гордо заявила Надежда. – Не настоящая, спору нет. Игрушечная!

Внутри салуна все было как и положено: дощатый пол, деревянные стены с картинами в резных рамах, объявлениями с наградой за чью-то поимку и клыкастой кабаньей головой прямо напротив входа, низко свисавшие люстры, оформленные с варварской роскошью, и какие-то сомнительного вида пыльные занавесочки. Лестница с перилами вела на второй этаж, очевидно – в номера. Возле дальней стены устроена была барная стойка с непременным винным шкафом до самого потолка, плотно заполненным бутылками с аляповатыми этикетками. За стойкой стоял салунщик в ковбойке с закатанными рукавами, красной с золотым шитьем жилетке и почему-то в шляпе. Лицо его было одного с жилеткой цвета, седые усы лихо топорщились, а маленькие блеклые глазенки равнодушно взирали на вошедших. В углу возле лестницы служанка в клетчатом платье с длинными рукавами и в чепчике старательно, хотя и без спешки, протирала столешницы от пыли. Ни единой живой души более не наблюдалось: должно быть, квантование задиристыми нетрезвыми ковбоями в сценарии Призрачного Мира не входило.

– День добрый, Шеймус, – возгласила Надежда.

– Мисс, – сипло отозвался салунщик и приложил пальцы к шляпе.

– Сей джентльмен, – Надежда повела подбородком в сторону Кратова, который в эти минуты с умилением разглядывал винтажные интерьеры, – нуждается в номере с горячей ванной и в хорошем обеде. Мы ведь не откажем ему в гостеприимстве?

– Кажется, остался еще свободный номерок, – прохрипел салунщик. – Ваш знакомый, мисс Хоуп, не состоит ли в разладе с законом?

– Шеймус, Шеймус, – сказала Надежда с укоризной. – Вы же знаете мои принципы: не иметь дела с бандитами…

– Поверю вам на слово, мисс, – промолвил салунщик. Затем перевел испытующий взгляд на Кратова. – Что предпочитаете на обед, сэр?

– Придумайте что-нибудь, дружище, – сказал тот. – Этакое… материальное.

– Без проблем, – кивнул Шеймус. И вдруг хрипло заорал: – Джинни! Проводи гостя в тринадцатый номер… вы ведь ничего не имеете против чертовой дюжины, сэр?

– Поверьте, трискайдекафобией [45] я не страдаю, – уверил его Кратов.

– Чем-чем?! – Салунщик вскинул мохнатые брови. – Гм… Надеюсь, это не какая-нибудь дурная болезнь из Старого Света.

45

Трискайдекафобия – боязнь числа 13, болезненное суеверие.

Надежда, довольно хихикая, заняла столик возле окна.

– Ступай, охламон, – велела она. – Приводи себя в порядок. Особое внимание удели своим мыслям. А я найду, чем себя занять. Или ты хочешь, чтобы я заменила Джинни в качестве провожатой?

– Не стоит, пожалуй, – сказал Кратов. – Я начинаю привыкать ко всему, чем квантуется Призрачный Мир.

5

Джинни, та самая служанка в клеточку, молча поднялась по ступенькам деревянной лестницы, издававшим весьма натуральный для иллюзий скрип. Так же молча свернула в узкий, едва освещенный коридор, куда выходили двери номеров. Открыла старинным тяжелым ключом самую ближнюю, с медной единичкой. Едва только Кратов открыл рот, чтобы выразить недоумение, как к единичке пристроилась невесть откуда взявшаяся недостающая тройка. Желание задавать иронические вопросы по-прежнему напрочь отсутствовало. О чем тут спрашивать? Был первый номер, стал тринадцатый, большое дело… Он даже не был уверен, что Джинни станет с ним разговаривать, уж очень неприступное у нее было выражение бледного заостренного личика в обильных веснушках.

Служанка отступила, впуская его в комнату, сама же осталась стоять на пороге, выжидательно переплетя пальцы сложенных на переднике рук. Кратов огляделся. Деревянная кровать с выточенными шарами, заправленная клетчатым покрывалом (похоже, в этом облаке абстракций Призрачный Мир питал необъяснимую слабость к пересекающимся прямым), гигантская подушка, белая в мелкий цветочек… деревянная тумбочка с двумя ящиками в изголовье (в верхнем ящике наверняка хранилась Гидеоновская Библия)… незашторенное окно демонстрировало вид на соседнее здание с вывеской «Bank of Hell's Heaven»… из-за тонкой занавески в конце комнаты выглядывал угол какого-то жуткого медного корыта… Словом, все, как и должно было быть.

– Благодарю, Джинни, – сказал Кратов, без большого усилия принимая правила, диктуемые обстоятельствами. – Я спущусь в обеду примерно через час.

Служанка изобразила нечто вроде неловкого книксена и затворила за собой дверь.

Кратов постоял еще немного посреди комнаты, гоня от себя различные несообразные мысли.

Не худо было бы запереть дверь изнутри, потому что могут вломиться непрошеные гости… и хорошо, если это окажется Надежда, которой надоело скучать в одиночестве посреди пустого салуна, хотя и в том, если рассудить, хорошего немного… но вполне могут быть какие-нибудь сиволапые бандиты в пончо, сомбреро и пыльных сапожищах со шпорами, перепоясанные патронными лентами, пьяные, небритые и жаждущие неприятностей… это необязательно подразумевается традициями местного гостеприимства или, что одно и то же, правилами функционирования концепта, но Призрачный Мир мог неверно интерпретировать прихоти подсознания… кто ведает, вдруг на базовом уровне мышления Кратов прямо сейчас мечтает с кем-нибудь разобраться простым, незатейливым способом за все перипетии безумно затянувшегося странствия… или таким дивным образом Призрачный Мир возжелает продемонстрировать свое чувство прекрасного, которое, по утверждению девы Надежды, у него есть… а может быть, и чувство юмора, о каковом никто вроде бы напрямую не упоминал, но если оно и существует, то наверняка парадоксальное…

Он вздохнул и, сознавая себя игрушкой в руках судьбы, направился в сторону корыта. Немного теплой воды, вот что было ему сейчас нужнее всего. В крайнем случае, сгодилась бы и холодная.

За те несколько шагов, что отделяли его от вожделенной цели, все в очередной раз переменилось.

Никаких сомнительных емкостей за шторкой не обнаружилось, да и сама шторка сгинула, стоило только мигнуть. Теперь это была вполне цивилизованная, хотя и немного архаичной конструкции, душевая кабина с регуляторами температуры и напора, с эмиттерами для волнового массажа, флаконом шампуня «Поцелуй сиамской кошки» и мягким белым полотенцем на подставке.

Кратов буквально содрал с себя несвежие одежды. К черту все задние мысли, равно как и передние. К черту подозрения. Реальность или иллюзия – да будь что будет. Скорее смыть с себя грязь и пот. Наконец-то вернуть ощущение телесной чистоты, от которой один шаг до внутренней гармонии. Ничто так не помогает в минуты сомнений, как чистота и гармония. Мысленно ухнув, он стал под жесткие ледяные струи, сосчитал до полусотни и повысил температуру воды. Шампунь выглядел как настоящий и, хотелось бы верить, обладал теми же полезными свойствами. Смыть, все смыть к чертовой бабушке… Потом он стоял под душем просто так, зажмурившись, пока внутренний хронометр не начал подавать тревожные сигналы. И только тогда потянулся за полотенцем.

Ничего так не хотелось, как плюхнуться на кровать, разметать конечности и выкинуть из головы все накопившиеся за эти дни сомнения, подозрения и прочий мусор. И ни при каком раскладе не влезать сызнова в нечистое тряпье…

По той же рассохшейся лестнице он вернулся в совершенно иной мир. От старомодного салуна не осталось и следа. Теперь это было парижское кафе с маленькими столиками, светлое и задушевное. Окна выходили на узкую улочку с фонарями, а по ту сторону мостовой, конечно же, располагался цветочный магазин. За барной стойкой энергично орудовал миксером молодой бармен, прилизанный, с усиками, в жилетке и при бабочке. Похоже, он делал это с единственной целью – развлечь себя и, самую малость, юную красотку-гимназистку за дальним столиком.