Одиночество вдвоем

Дую на лапшу, вновь касаясь краем упаковки своих губ, и опять обжигаюсь, прижимая ко рту ладонь, недовольно дергаю ногами. Вздыхаю, вновь прижавшись спиной к стене, надеясь повторить попытку поесть, но Дилан задает вопрос, сбивая мой настрой:

— Что будешь делать?

Опускаю упаковку на колени, задумчиво уставившись перед собой, и, немного поникнув, отвечаю:

— Вернусь, скорее всего.

Дилан не давится, но кашляет, повернув голову в мою сторону:

— Шутишь с утра пораньше?

Но я вполне серьезна. Хмурю брови, пытаясь оправдаться перед собой в первую очередь. Через подобное мне уже доводилось проходить: я сбегала, но в итоге либо он меня находил, либо запугивал тем, что перестанет спонсировать лечение мамы, а для меня она — единственный выход, спасение. Да, наивно, но внутри меня живет девочка, которая знает, что мать не даст её в обиду, так что вся моя надежда направлена на нее.

Или, быть может, отчим смог повлиять на мою психику таким образом, что мне проще терпеть, чем жить в страхе, что рано или поздно он найдет меня. Я устала всё время быть на нервах. Мне необходимо спокойствие.

Много хочу.

О’Брайен, кажется, еле держится, чтобы не распахнуть рот, всё ещё ждёт объяснений:

— Так нравится терпеть боль?

Поздно и с ужасом в груди осознаю, что мои губы растягиваются в жалкую улыбку. Сутулюсь, постучав пальцами по упаковке, и поднимаю на парня глаза:

— Вся моя жизнь — боль, — смеюсь. Да, черт возьми, не могу сдержать этот нервный смех, который приносит боль горлу. Прижимаю ладонь ко лбу, качнув головой:

— Тебе не понять, О’Брайен, — ставлю точку, не желая больше говорить об этом, но парень явно не понимает этого, хмурясь и выдавливая с отвращением:

— Получаешь кайф от траходрома с мужиками?

Мой взгляд леденеет. Смотрю на него с явной растущей внутри злостью, открывая рот:

— Ты — кретин, — шепчу, сглотнув. Тошнота. Я так хорошо почувствовала, как съеденное начало обратно подниматься по горлу, что, не думая, соскочила со столешницы, игнорируя упавшую на пол упаковку, и упала на колени рядом с урной, не сдержав больше рвоту. Кашляю. Впервые этот процесс сопровождается сильной болью в груди, так что прижимаю руки к животу, давясь. Не спасаю локоны волос. Выгляжу отвратительно. Глаза начинают неприятно гореть, а руки трястись, поэтому опускаю лицо, когда заканчиваю опустошать желудок. Сижу на коленях у стены, прижавшись к ней плечом и лбом, пальцами смахиваю покатившиеся слёзы, слышу, как Дилан перемещается по кухне, включив кран. Оставляет воду, направившись ко мне, отчего вздрагиваю, сильнее прижимаясь к стене, и скрывая лицо ладонью. Дилан не церемонится. Его ладони скользят мне под руки, тянет наверх, заставляя подняться на ноги, после чего ведет к раковине, оставив меня возле неё. Медленно и скованно, но смываю с кончиков волос рвоту, полощу рот, пытаясь дышать через нос. Затылок ноет. Дилан смотрит, сверлит взглядом, чувствую это.

Поворачиваю голову, бросив на него взгляд через плечо. Дилан держит руки на груди, подняв брови:

— Минус лапша и мусорное ведро, — издевается.

Грубо вытираю губы рукой, выдавив:

— Извини за лапшу, — выходит сухо, мне не стыдно. Я не хочу говорить об этом, ни о чем, что связанно со мной и отчимом. Выпрямляюсь, направляясь в сторону двери, ускорив шаг, когда в спину бьет сердитый голос парня:

— Эви, — судя по звуку шагов, он двигается за мной.

— Я не буду говорить с тобой об этом, — мой голос звучит не менее грубо, а походка становится жесткой, несмотря на слабость в ногах. Толкаю белую дверь, чтобы выйти в зал, но торможу, сделав непроизвольный шаг назад, из-за чего врезаюсь парню в грудь. Подобное уже было, нет? И в тот раз я отскочила, как ошпаренная, но сейчас не чувствую в этом необходимости. Совсем наоборот.

Да и Дилан не отступает.

Мы оба смотрим на Ника, который вошел в зал, окинув нас своей фирменной приветливой улыбкой, и поднял ладонь, медленно приближаясь:

— Здоров.

Закидываю голову, взглянув удивленно на Дилана, который откашлялся, сменив гнев на милость:

— Что ты тут делаешь? — он сам сбит с толку. А разве нужна причина для того, чтобы один друг навестил другого?

— Вот, решил проведать вас, на сообщения и звонки ты ведь не отвечаешь, — делает акцент на последних словах, остановившись напротив меня. — Привет, Эви. Из Дилана неплохая опорная стенка, верно?

Эти слова как пинок под зад. Отхожу от О’Брайена, сложив руки на груди:

— Привет, — делаю глубокий вздох, но молчание между нами длится недолго.

— Ого, мамочка отпустила? — Дилан сегодня на редкость остроумен.

Ник откашливается:

— Нужно поговорить.

— О чём? — его друг интересуется, хотя в тоне звучит раздражение. Кто-то явно не с той ноги поднялся сегодня.

— Я хочу поговорить с Эви, — уточняет, взглянув на О’Брайена в ответ. — Наедине.

Дилан щурит веки, пустив смешок:

— А как мое здоровьице не интересно? — Не дожидается ответа со стороны растерявшегося друга, который не долго мялся, коснувшись меня рукой. Перевожу взгляд с Дилана, который остановился у прилавка, чтобы повторно заварить себе кофе, хотя он пил его уже, на Ника, который кивает в сторону столика, стоявшего у самого окна. Направляюсь за ним, почесав макушку, ведь не знаю, что ему нужно. Всё время поворачиваю голову, мельком поглядывая на О’Брайена, чтобы убедиться, что он не ушел. Мне не хочется оставаться с Ником наедине, и это странно. Он ничего плохого мне не сделал, даже помог, но… Есть в нём что-то отталкивающее. Мне трудно понять, что именно.

Сажусь на стул, предварительно стряхнув с него грязь. Ник садится не напротив, хотя рассчитывала на это. Он опускается рядом, и мы вместе повернуты к Дилану спиной, так что не могу его видеть. И это напрягает.

— Как у тебя дела? — Начал легко разговор, подвинув стул ещё ближе к моему, так что ерзаю, вовсе садясь на его край.

— Хорошо, — ложь превращается в стиль моей жизни. Сжимаю ладони на коленях, сутулюсь, поникнув.

— Я долго раздумывал над твоей ситуацией, — парень откашливается, прочищая горло. — И пришел к выводу, что тебе лучше будет перебраться ко мне.

Перевожу на него опухшие глаза, хмурясь:

— Ты имеешь в виду…

— Да, я хочу забрать тебя, — откидывает взглядом зал, шепча. — Посмотри на всё это. Это совсем не те условия, Эви. Здесь холодно, нет горячей воды, мужики пьяные бродят. А ты, как погляжу, ещё не поправилась. И не поправишься, если останешься.

Устало смотрю на него, проглатывая скопившуюся во рту воду:

— Это не имеет значения, — тереблю ткань кофты, опустив глаза.

— Верно, имеет значение то, что я помогу тебе в ситуации с отцом, — Ник слишком внезапно накрывает мои ладони своей, но не отдергиваю руки, лишь сильнее хмурю брови, сжав зубы, отчего челюсть кажется напряженной.

Ник поддался вперед, приблизив свое лицо к моему, чтобы шептать ещё тише:

— Ты же умная, понимаешь, что Дилан тебе в этом плане не помощник.

Резко поворачиваю голову, сердито уставившись на Ника, который еле заметно улыбается, пожимая:

— Это же Дилан.

***

Мешает кофе в кружке, наполненной холодной водой. Смотрит на свои пальцы, изредка бросая взгляд на Ника и Эви, которые с каждым разом всё ближе друг к другу. Нет. Серьезно.

Дилан опирается спиной на столешницу, сложив руки на груди. Кружка с кофе стоит на прилавке, и желание разбить её внезапно появляется внутри, но парень, вроде, адекватен, так что не собирается вести себя, как ребенок.