Одинокий некромант желает познакомиться
Шрифт:
…может, прав был отец в том, что боль — это плата за силу, и следует принять ее сразу.
Нет.
Этак додуматься можно…
— Кого там… принесло? — не слишком вежливо поинтересовался Глеб.
…у кухарки имелся ключ.
Он сам его сделал.
— Полиция, — ответили с той стороны баском. — Открывайте. У нас предписание.
…а Павлуша исчез.
Вот утром был, еще когда из подвала вернулись, сидел, бумагами обложившись, а после… надо было делать контур двойной, чтобы и на выход, и на вход сигнализировал.
Калитку Глеб отворил.
…старые ворота проржавели, и открывались
К счастью.
…мастера нужны.
И для дома, который все же стар. Крыша протекает, из окон поддувает, часть комнат завалена барахлом, в другой — запустение.
А еще школа.
…реконструкция и перестройка…
— Доброго вам дня, — господин за калиткой меньше всего походил на полицейского. Он был невысок, худощав и странно-неказист. Светлые волосики его растрепались, рубашка запылилась, а пиджачишко, чересчур просторный, будто чужой, измялся. Из нагрудного кармана торчал хвост клетчатого платка, а в руках господин держал массивную трость.
— И вам. Доброго.
Глеб не сдержал зевка.
Получилось до крайности невежливо, но господин ничуть не обиделся.
— Старший унтер-офицер Градов, — представился господин, щелкнув каблуками. А вот туфли у него были щегольскими, белыми, с длинными узкими носами, из-за которых ступни господина гляделись невероятно длинными. — Мирослав. Аристархович.
— Белов. Глеб.
— А по батюшке?
— Без батюшки. Чем обязан?
Мирослав Аристархович вытянул шею, несколько, к слову, грязноватую, силясь заглянуть за забор. Глеб отступил даже, чтоб гляделось сподручнее.
За калиткой был двор.
Изрядно заросший, местами и вовсе дикий. Вон там поднималась стена колючего малинника, она подкатывалась к самой ограде, напрочь игнорируя сторожевую сеть. В зарослях пряталась и крапива, и темный вьюнок, норовивший оплести все, до чего дотянется.
Чуть дальше, сквозь дорожки, прорастала лебеда.
Плющ опутал дом и немного — старые деревья.
— Проходите, — Глеб подумал и решил, что с полицией стоит, если не дружить, то всяко держаться ровно. — И рассказывайте, что случилось.
— А… ах да… конечно, случилось, — Мирослав Аристархович в калитку протиснулся бочком, задержался ненадолго, глядя на то, как закрывается она. — А…
— Выпущу, не волнуйтесь.
— Да нет… я… — он смутился. — Просто… давно уж не имел дела с Мастерами, а потому нижайше прошу, если вдруг… не обижайтесь.
— Не буду.
— У вас кровь идет.
— Идет, — согласился Глеб и, перекинув руку через плечо, почесал зудящую печать. — Скоро перестанет.
…и еще одна рубашка отправится в камин.
Этак и разориться недолго.
— Так что…
— Скажите, вам знакома девица Антонина Петровна Замирская? Мещанского звания, двадцати двух лет от роду? Сирота?
— Нет.
Мирослав Аристархович мотнул головой.
— А у меня есть свидетели, что знакома. Что… погодите, — он вытащил из кармана пиджака засаленный блокнот и ткнул в него пальцем. — Что не далее как неделю тому вы с ней изволили гулять. А после обедали в трактире ее дядюшки.
…тот клубок
почти сбежал.Но спицы не позволили. Они зацепили тонкую нить, вплели ее в узор… в тот узор, который никогда не будет закончен.
Иллюзия.
Игра утомленного разума и тьмы, которая любит этот разум подразнить, рисуя картины, которых не было.
— …а еще она служила у вас…
— Адель, — перебил Глеб. — Девушку звали Адель.
— А по паспорту если, то Антонина…
— Мне она паспорт не предъявляла.
— Ага… — это слово повисло в воздухе. — То есть, без паспорту взяли?
— Брал я ее тетушку, а явилась она. Я же… — Глеб махнул рукой, не объяснять же, что как-то… невместно было возвращаться в трактир и выяснять отношения, тем паче, что с готовкой девушка вполне справлялась, а большего от нее не требовали.
Мирослав Аристархович почесал блокнотиком нос и уточнил:
— Стало быть, не отрицаете?
— Чего?
— Факта знакомства.
— Не отрицаю.
…клубков было много, матушка выбирала их наугад, кажется, не особо задумываясь, как сочетаются цвета. Теперь Глеб понимал, что и она была не совсем нормальна, только ее безумие, бессмысленное, обреченное, было тихим. Оно выражалось в шарфах невероятной длины и в странных узорах.
…в ее нежелании уходить.
…в ее виноватой улыбке, в святой уверенности, что долг ее — сберечь семью. Ту, которой давно не было.
— Хорошо… а то у меня свидетели. Когда вы видели ее в последний раз?
— Вчера… или позавчера? Несколько дней тому. Говорю же, Адель…
— Антонина, — упрямо произнес Мирослав Аристархович. — По паспорту…
— …заменяла тетку.
— И вы?
— А я не заменял. Я отвратительно готовлю. Именно поэтому мы, собственно говоря, кухарку и наняли.
…теперь уж точно придется искать новую, потому что старая не пришла, зато пришла полиция со странными этими расспросами. Тут и гадать нечего, с девчонкой случилась беда, в которой обвинят Глеба.
И ему, как тому клубку, не сбежать.
— Ага… а где вы были вчера ночью? С часу до трех? Предположительно с часу до трех, — карандашик, обгрызенный с одного конца, уперся в грудь Глеба.
— На кладбище.
Кажется, ответ несколько озадачил Мирослава Аристарховича, который карандашик благоразумно убрал, правда, лишь затем, чтобы сунуть себе в ухо.
— А… свидетели имеются? — уточнил старший унтер-офицер, осторожно добавив. — Живые.
— Мой коллега.
— А кроме него?
— Мои ученики в количестве восьми голов.
— А…
— Никанор Лазовицкий вас устроит?
— О…
Карандаш отправился в карман, как и засаленный блокнотик. А Мирослав Аристархович, сцепив руки, произнес:
— Прошу нижайше извинить меня за настойчивость, однако же ж… войдите в мое положение… общественность возмущена. У нас такого никогда прежде не случалось… вот чтоб убивать, так убивали. Помнится, на той неделе плотник Сверьянов, будучи в подпитии изрядном, запустил поленом в свою жену, потому как характер у нее скверный, она его давненько изводила. Тверезый-то он тишайший человечек, благостный даже, а вот выпил и поленом. И до того неудачно, что убил. Теперь вон плачет, кается… или пришлые еще бузили. Кабацкие драки, дело такое, обыкновенное.