Снова в глубь и мглу колодцаПогружается бадья.Зазвенит и расплеснетсяСеребристая струя.С благодарною отрадойК ней склонится человекИ текучая прохладаСмоет пыль с горячих век.О, вода, живая сила.Как серебряная кровь,Ты поешь, земные жилыНаполняя вновь и вновь.Родником бежишь гремучимИз расселины скалы,Водопадом с горной кручиПадаешь средь дымной мглы,Застываешь гладью соннойНеподвижного пруда,Где и тонет и не тонетОтраженная
звезда.Дай и мне к тебе склониться,Наклониться над тобой,Дай бесстрастьем вдохновиться,Холодом и чистотой.Дай услышать, как бывало,В шуме медленной волныТайной музыки начало,Выросшей из тишины.
Восьмистишия
1. «Сойди на этот плоский камень…»
Сойди на этот плоский камень,Стань на колени, отогниБольшую ветку, и рукамиВоды холодной зачерпни.Она прольется. — И не надоХранить ее; в ладонях тыСлед унесешь ее прохлады,Ее певучей чистоты.
2. «На скатерти, на полотняной…»
На скатерти, на полотняной —Тень неподвижная листа.Большой кувшин, чуть-чуть туманныйОт холода, и в нем вода.Та, что так прыгала и билась,Взметая брызги в вышину,Вдруг пойманная очутиласьВ стеклянном голубом плену.
3. «Живой зеленою оградой…»
Живой зеленою оградойЛуг перерезан пополам.Коров задумчивое стадоНеторопливо бродит там.Спокойно морду поднимаетОдна из них, — и небесаВдруг на мгновенье отражаютЕе покатые глаза.
4. «Ни звука, лист не шелохнется…»
Ни звука, лист не шелохнется.Одна средь полной тишиныТень голубя стремглав несетсяВдоль ослепительной стены.Все дальше, дальше, — вот упала,Легко скользнула по песку,Затрепетала и пропала,Крутую описав дугу.
5. «Стол, свежий хлеб на нем пшеничный…»
Стол, свежий хлеб на нем пшеничныйКувшин, в нем красное вино.Так в жизни трезвой и обычнойПростому смертному даноНачала радости и силыВкушать, не ведая о том;Вот хлеб спокойно надломил он,Вот потянулся за вином.
«Долго мы с тобой в разлуке…»
Долго мы с тобой в разлукеБыли, белая зима,И дождя глухие звуки,Изморозь, туман и тьма,В окнах свет скупой и скучный,Черной улицы пролет —Заменяли твой беззвучныйЛегкий северный полет.За ночь выпавшее чудоТак убрало все сады,Что теряешься, — откудаСтолько тихой чистоты.Все смягчает, приглушает,Одевает в белый дым —И о чем напоминаетНам молчанием своим?
«Мы проходим цветущей долиной…»
Мы проходим цветущей долиной,Открывая источники слез —Умирает напев соловьиныйПосреди опадающих роз,Разрушаются стены и ветерВходит в раму пустого окна,На старинном разбитом паркетеОдиноко танцует луна.Отчего же, хотя неизбежноВсе земное проходит, как дым,Мы с такою тревогой, так нежно,Так мучительно им дорожим?Эти краски и звуки земные,Отчего же они без концаНас влекут, как черты дорогиеБесконечно
родного лица?
«Старичок огородник не будет…»
Старичок огородник не будетПо тропинке спускаться сюда,Ранним утром меня не разбудитСвистом чистым, как пенье дрозда,Мирным стуком, знакомой вознею,Шумом льющейся в лейку воды:Он лежит глубоко под землею,И могилы кругом и кресты.Но цветы на его огородеРаскрываются легкой семьей,Теплый ветер меж грядками бродит,Прилетает пчела за пчелой.И подобно таинственной славеС неба медленно льется заряНа кусты, на траву и на гравий,На забытой лопате горя.
«Были мне друзьями люди…»
Были мне друзьями люди;Но когда друзей не стало,И звенящею водоюРодниковой и прохладнойПобежали дни за днями, —Легкой дружбой я сдружилсяС осторожной тонкой веткой,Утром мне в окно стучащей;С темно-бурым гладким камнемУ раздвоенной дороги,Где на солнце в жаркий полденьЛюбят ящерицы греться;И особенно с мохнатым,Мягкошерстым, длинноухим,Серым осликом соседа.Как пойду мимо лужайки, —Из-за изгороди мордуТянет он ко мне навстречу,Смотрит кроткими глазами,Дышит милым теплым паром.Господи, такой же точноТеплый, плюшевый и кроткий,Чуть солому приминаяМягким бережным копытом,Согревал своим дыханьемМать и спящего Младенца,Бессловесный и смиренный,Как и вол, его товарищ,Первый видел он из тварейТихий свет в убогих яслях,Между тем, как с гор сходилиПастухи в овечьих шкурах,И по вьющейся дорогеШли под синим звездным небомТри царя, неся к пещереЗолото, ливан и смирну.
«В открытом поле, на тропинке…»
В открытом поле, на тропинке,Лежит тихонько мертвый крот,И солнце по мохнатой спинкеПотоком ласковым течет.Спи, маленький! Как все земное,И ты прошел средь бытияСвоей бесхитростной стезею,И жизнь окончилась твоя.Чем станешь ты? — Травой зеленой,Иль повиликой полевой, —И в летний день с певучим звономПчела взовьется над тобой.И мягкий бархат шкурки темнойИ тельце малое войдетВсе в тот же мощный и огромный,Таинственный круговорот,В ту сокровенную стихию,В тот мудрый и высокий строй,Откуда образы земныеВыходят чудной чередой.
«Пшеница и красные маки…»
Пшеница и красные маки,А дальше, у самой межи,Мне яблоня делает знаки:Сюда, отдохни, полежи.Летают медовые пчелыИ бархатной нотой поют,Походкою с поля тяжелойДомой возвращается люд.Куда торопиться? — Успеешь!Останься, — смотри и внемли:Ведь ты и не жнешь и не сеешь, —Но легкое лоно землиТебя принимает и носит,Как злак золотистый, как плод,Который спокойная осеньВ назначенный срок соберет.
«Ничего: ни цветов, ни венков…»
Ничего: ни цветов, ни венков,Ни надгробных торжественных слов.Крест и холмик, и небо и ветер.А кругом, в мягком, утреннем свете, —Необъятные дали полей,Все задумчивей, тише, нежней,Все правдивей… В глубоком покоеЧеловек породнился с землею.