Одинокий прохожий

3. «Не умер он, его менады…»

Не умер он, его менады Не растерзали… Сам собой Из тесной, из земной ограды Он хлынул песенной волной. Она поет в деревьях, в травах И в ветре мчащемся; шумит Во вздохах моря величавых; И ночью, в час, когда молчит Весь мир, и в черном небе звезды Свою раскидывают сеть, — Звучит незримо самый воздух… Орфей не может умереть, Пока взлетает с пеньем птица, Пока волна бежит на брег, Пока живет, пока томится Тоской по небу человек.

«Ушла, отодвинулась суша…»

Ушла, отодвинулась суша, И волны, подобно горам, Громады туманные рушат И снова вздымаются. Там Огромный корабль погибает, И пушечных выстрелов рев Сквозь пену и мглу долетает До темных, ночных берегов. Давно ли еще красовались Нарядные флаги на нем, И пенье и смех раздавались, И клики, и музыки гром?.. Европа, угрюмо и страшно Ты гибнешь, ты тонешь: вода Твои исполинские башни Готова покрыть навсегда. Но с веткой масличною птица Не будет, слетев с высоты, Над верным ковчегом кружиться: Его не построила ты. 1940

«Победа? — Да, и слава Богу!..»

Победа? — Да, и слава Богу! Свобода? — Кто же ей не рад? Но не весельем, а тревогой Мир пошатнувшийся объят. Холодный зимний дождь уныло Струями льется с высоты На прошлогодние могилы, На прошлогодние цветы. И равнодушья косной силе Опять всецело преданы, О боли огненной забыли Земли угрюмые сыны.

«Великого города стены…»

Великого города стены, Твердыня и каменный строй, И нежное тело Елены, — Чем стали вы? — Пылью, землей, Лозой виноградною, птицей, Густой, бархатистой травой, Что веером ровным ложится Под легкой и сильной косой. Земное непрочное племя, Все вновь превращаешься ты, Когда исполняется время, — В растения, камни, цветы. К чему же над новою Троей, Которую время опять Своей затопляет волною, Нам плакать и руки ломать?

«“Sunt lacrimae rerum”— Есть слезы вещей…»

Sunt lacrimae rerum…

Vergil

Sunt lacrimae rerum — Есть слезы вещей. — И грусть, и печаль, и большие обиды Плывут, как туманы над влагой морей, Плывут над простором стихов Энеиды. Плывет к италийским Эней берегам, Качает корабль, — и несчастной Дидоны Несутся как птицы за ним по волнам Печальные крики, прощальные стоны. Но что ее гибель, но что его страсть, И памяти горькой упреки и речи!.. Империи сила, держава и власть, Как камень, ложится на смертные плечи, И камень за камнем, плита за плитой, Стена за стеной — оглушительный молот Гремит, — и растут и твердыня, и строй, И с ними — печаль, одиночество, холод.

«История — не братская могила…»

История — не братская могила, Где все прошедшее погребено. Она — незримо движущая сила. И человеку изредка дано, Мгновеньями, в молчании глубоком, Настороженной, пристальной душой Над времени несущимся потоком Угадывать великий некий строй. И все тогда становится иначе: В небытие не падают года, И горькие земные неудачи Не давят, как могильная плита. И не река холодного забвенья Во тьму бежит стремительно из тьмы: Сквозь плеск и гул, и грохот, и волненье, Далекий чудный голос слышим мы.

«Ты помнишь ли как в царскосельском парке…»

Ты помнишь ли как в царскосельском парке, Вдоль всей екатериниской аллеи, Вдоль синих окон белого дворца В сентябрьском воздухе кружились листья, То желтые, то красные, и мягко Ложились на траву и на скамейки, На плечи белых мраморных богов. Стояли дни, когда не только воздух, Но самый мир становится прозрачным И звуки и цвета приобретают Какую-то особенную ясность. В них было что-то царственное, в этих Дубах и кленах, так они спокойно Свое роняли золото на землю. Империя тогда уже клонилась К ущербу, но безмолвие и холод Ничем не нарушимые царили В те годы там, в торжественных садах, Чуть тронутых осенним увяданьем. А посреди пруда с большой колонны Орел чугунный, крылья распластав, Летел — напоминание о славе — Пронзительным не нарушая криком Предгибельной и полной тишины.

Отрывки из поэмы

Н. Оболенскому

1. «Я вспомнил листья золотые…»

Я вспомнил листья золотые — Под небом Царского Села, Где свет увидел я впервые, И снова память мне дала С неизъяснимою отрадой Увидеть ясно, как сейчас, Деревья и решетку сада В воскресный, ранний, светлый час. Один на площади открытой, Чуть повод трогая рукой, В черкеске синей, ловко сшитой, Скакал конвоец верховой; И вдоль дворца зеркальных стекол, Вдоль бронзовых кариатид, Горячий конь ритмично цокал Подковой звонкой о гранит. Империя уже клонилась К ущербу, мглой окружена, Но чудным блеском золотилась Садов вечерних тишина; И на дворцовую ограду, И на чугунного орла Ночная поздняя прохлад С печальной музыкой текла. Но нам — далекий, музыкальный Непрекращающийся шум Мелодией казался бальной. Беспечно жили мы, без дум И без тревог; мелькали зимы Бесшумно-белой чередой, Кружились, проносились мимо, — И только помнился порой Девичий смех и снег хрустящий, И мех на розовой щеке, И медный, плавный и щемящий Вальс на серебряном катке. О, как блаженно мы кружились По синему ночному льду, Тенями легкими носились, Вновь появлялись на свету. Так листья с шумом возникают В прямоугольнике окна, И мечутся, и пропадают, — И снова мрак и тишина. Но сердце помнит благодарно Виденье отроческих лет: Снег вьющийся и круг фонарный, На льду конька мгновенный след.

2. «Дыханье осени в природе…»

Дыханье осени в природе, Пустое поле. Там, вдали Стреноженная лошадь бродит, Как будто на краю земли. С крутого, темного обрыва Река вечерняя видна; Ее две утки торопливо Пересекают. Тишина В прозрачном воздухе такая, Что ясно слышен каждый звук: Крик журавлиный долетает, Телеги раздается стук. Рубеж. Ракита у дороги Близ пограничного столба, — И взором пристальным и строгим В лицо смотрящая судьба. Когда на гибнущую Трою В последний раз глядел Эней, В изгнанье унося с собою Виденье родины своей, Должно быть, каждый малый камень, Пучок травы береговой Ловил он жадными глазами, Вбирал ревнивою душой. Прощай! — Надолго ли, кто знает?.. Проходят вереницы лет. Во мгле, в тумане пропадает, Теряется далекий след.

«Дом подожгут или разрушат…»

Дом подожгут или разрушат, И в груду щебня превратят, И птицу певчую придушат, И вырубят плодовый сад. Что ж, значит, может быть, не стоит, Не стоит с жадностью такой, Так страстно ставить на земное: Ты не возьмешь его с собой. Все отпустить, все бросить в ветер: Пускай летит, пускай плывет. Блажен, кто ничего на свете Своим ревниво не зовет: Ему открыты все дороги, Земная жизнь ему легка, И дни проходят без тревоги, Как в синем небе облака.

«He мне воспеть вас, смелые вожди…»

He мне воспеть вас, смелые вожди, В грозу народ ведущие к победе, Сметая вражьи полчища с пути: Нет в голосе моем державной меди. Но вижу я другие времена, И мирный труд, и злаки изобилья, Которые взрастит моя страна Ценою небывалого усилья. В крови и в муке, в муке и в крови, Неслыханною страшною ценою Ты добываешь, родина, свои Права на годы счастья и покоя. Свободным человека создал Бог, Везде, всегда, в подъеме и в паденье, Чтоб к высшей он идти свободе мог Дорогой огненного очищенья. Май 1944