Одиссея капитана Балка. Дилогия
Шрифт:
***
К моменту, когда вторая поллитра благородного вискаря окончательно исчерпала
себя, Петровичу вельми захорошело. Принимающая сторона периодически поклевывала
носом и пару раз роняла кусок языковой колбасы с вилки, но по-моряцки держалась. И это
радовало. Настало благостное время трепа по душам, когда дамский вопрос уже вчерне
обсужден, не получив развития исключительно за отсутствием этих самых дам в зоне
уверенного целеопределения, но возвышенная душа поет и жаждет чего-нить эдакого, а
физические
20 «Возлюбивший войну», роман Джона Херси. Книга, вполне достойная стоять в одном ряду с лучшей
западной «военной» классикой Э.М. Ремарка, А. д’Сент-Экзюпери, Э. Хемингуэя, Д. Нолля или И. Шоу.
85
– Альфред, а вот, все-таки, скажи: с чего это ты еще в Берлине задумал именно со
мной все эти дела перетереть?
– Что значит «перетереть»?
– В смысле, обсудить. Есть же у нас Степан Осипович. Начштаба Молас, наконец…
– Прикидываешься тугодумом? Или так понравилось звучание комплиментов?
– Честно? Приятно, конечно, - не стал скромничать Петрович.
– Я уж так и понял. Почему именно с тобой, спрашиваешь? Ну, все твои «трюки на
трапеции под куполом» в начале войны, это само собой. Это ты и сам понимаешь. Но я
регулярно прочитывал не только ворох газет, но и донесения моих наблюдателей на всех
ваших эскадрах. А они, мой дорогой, достаточно объективны. И меня заинтриговал не
«новоявленный Нельсон», как о тебе трубили щелкоперы, а то, как ты «чудил», приводя в
чувство сонное царство во Владивостоке, и переставлял пушки на своих крейсерах.
– Ну, воевать-то мне надо было хоть чем-то, после того, как Камимуру не удалось на
минах поймать.
– Другой бы, получив прикуп в два эскадренных броненосных крейсера, вряд ли бы
помышлял о чем-то ином, кроме прорыва в Порт-Артур, под флаг к комфлоту.
Я был во Владивостоке в 1897-ом и думаю, что за эти годы там слишком многое не
поменялось. Все-таки, ваши порядки я чуть-чуть знаю. Даже Чухнин не смог бы быстро
привести порт, как базу, в должную форму для ведения войны, а он там и был всего-то год
с небольшим. Да, конечно, там у тебя был док. Только вместо полноценного морзавода -
лишь ущербные мастерские. Однако… Ты не ушел, ты стал упрямо вытаскивать на себя
Камимуру! И вот это, Всеволод, было и неожиданно, и чертовски интересно.
Но, уж если хочешь совсем на чистоту, то после твоих первых блистательных побед в
качестве командира крейсера, позже, уже в роли флотоводца, ты ничем выдающимся не
отметился. Организационные дела, все эти доработки на старых и новых кораблях, что в
Кронштадте и Севастополе с твоей подачи делались, причем в неимоверно сжатые для
российской традиции сроки, - вот это меня и магнитило к твоей персоне в первую очередь.
Про торпедные катера - вообще отдельный разговор.
А
потом – новое откровение. Появилась информация, что общий замысел операции«триединого боя», когда «Ослябя» прорывался, - это не Моласа и его штабных работа, а
тоже твоя. После этого, я сам уже готов был мчаться в Циндао, чтобы там как-нибудь
исхитриться и с тобой пересечься. Но Экселенц не отпустил…
– И был смысл так торопиться?
– Если бы японцы тебя утопили, я бы не узнал очень много интересного. Ведь то, как
ты выкручивался и импровизировал… это, знаешь ли, даже не талант. Это - дар. Именно
про таких обычно и говорят: человек, опередивший свое время.
– О-та оно КАК… – Петрович чуть не подавился очередным бутербродом, - Альфред,
ты не боишься, что я забронзовею и зазнаюсь окончательно?
– Ну, если я тебе и польстил, то, пардон, не слишком погрешив против истины.
– Чертовски приятно иметь дело с умным человеком. А кто из твоих парней моей
скромной персоне уделял повышенное внимание, если не секрет?
– прищурился Руднев.
– Или сам не понял? Рейнгард, естественно, он же неотлучно при штабе твоем был.
– Я так уж, на всякий случай спросил, - рассмеялся Петрович, - Кстати, Альфред. На
будущее - это твой выдающийся офицер. Без преувеличения могу сказать, что в успехе
нашей осенней операции есть очень серьезная его заслуга. Он Хлодовскому, Гревеницу,
Щеглову и Беренсу помогал здорово. Собственно говоря, с его неофициального к ним
подключениея, штаб мой и заработал, наконец, как добротный Локльский хронометр…
Ну, а про дело у Шантунга, ты в курсе, конечно. Как там Шеер «наблюдал» за ходом
последнего часа боя у нашей кормовой 8-дюймовки, оставшись втроем с одним раненым
комендором и одним подносчиком. Жаль, сам я этого не видел, ибо валялся после тяжкой
контузии в обнимку с покойниками в боевой рубке. Но после сражения вскрылся некий
нюансик, о котором ты, может, и не знаешь. Это уже от пленных японцев мы услышали…
– И в чем нюансик? Именно?
86
– Именно, что Камимуру и нескольких его штабных, перед самым потоплением его
флагмана, уложил наш 8-дюймовый снаряд. По нему тогда такими фугасами бил только
мой «Громобой». У которого на подбойном борту боеспособна была одна-единственная
большая пушка. Вот и делай выводы. Хотя, в их официальных книженциях и понаписано,
что командующий 2-й Боевой эскадры Соединенного флота в самых лучших самурайских
традициях совершил сеппуку вместе с группой своих офицеров…
Пусть себя этим утешают, болезные, если им от того легче. Ради Бога, мы оспаривать
не собираемся. Они же не ставят под сомнение нашу версию, что «Николай» и «Нахимов»
подорвались на «гирлянде» из их плавучих мин, - усмехнулся Руднев, - Но, как ты сам