Одиссея капитана Балка. Дилогия
Шрифт:
– Господи! Полно Вам ерунду-то всякую говорить. Ну, подумаешь, посмеялись все,
завтра забудут. После такой нервотрепки, что Вам на долю за этот год выпала, и не так
люди по первости чудят, Всеволод Федорович. А вот кто кого побил, так тут – это еще
бабушка на двое сказала…
У их Высокопревосходительства кайзеровского генерал-адъютанта, бланш-то – на
загляденье. Будто сам Репин рисовал! – отчеканил безапеляционо Щеглов, - И Вам себя
винить – грешно. Хоть и не без потерь, но Виктория в сем славном деле -
нашему - гип-гип:
Урр-р-а-аа…!!!
– полушепотом восторженно взвыло в ответ собрание.
– Ах вы, бесенята. Я, понимаешь, старый дурак, союзника нашего действием унизил,
секундантов жду, а вы, значит, - радуетесь?
– Да, полно Вам, Всеволод Федорович, - вступил в диалог Рейн, - Не берите в голову.
Вице-адмирал Тирпиц самолично помогал Вас перенести, и не то, что обиды не держит, а
как мы слышали, себя лишь целиком во всем произошедшем и винит. О чем он прилюдно
обоим Императорам и докладывал.
– Хоть малый камушек с души. Стало быть, реально умница Альфред.
– Кстати, оба наших государя также весьма с пониманием к переполоху отнеслись, и
если бы не эта досадность с кайзером…
91
– Что еще случилось?..
– А Вы не слышали еще? Что мы во Владик без него едем? – изумился Гревениц.
«Может, и этого – я?!» - Петрович мысленно начал готовиться к трибуналу…
– Вы же самого интересного не знаете и думаете, что разговоры путешествующего
общества крутятся лишь вокруг пикантных подробностей ваших с Тирпицем посиделок? –
дошло до Хлодовского, - Ясно. А попросим-ка мы нашего дорогого барона доложить
кратенько товарищу адмиралу о свежих дорожных новостях. Уповая на известное его
красноречие и точность в деталях…
– Кх-м… да уж. Красноречие барона нам хорошо известно, особливо после того
памятного всем тоста про русский и германский флаги над Портсмутом и Гибралтаром.
Которому кайзер аплодировал стоя, - улыбнулся Руднев, вспомнив дружеские посиделки
наших и немецких офицеров под Тверью, когда к ним в вагон на шумок-огонек заглянули
оба императора, - Ну-с, излагайте, любезный Владимир Евгеньевич, что тут у вас без
моего участия приключилось.
– Слушаюсь! Благодарю вас за доверие, господа! – в глазах любимого рудневского
главарта плясали задорные чертики, явно подогретые бокалом шампанского, - Во первых
строках, не могу не отметить, что незабываемое утро дня рождения уважаемого вице-
адмирала фон Тирпица на сюрпризы задалось. Началось все с раннего подъема, благодаря
стрельбе из окна салона статс-секретаря в шестом вагоне германского поезда. И хотя из
первого акта действа нам досталось пронаблюдать лишь за не лишенной драматизма
финальной сценой на привокзальной платформе…
– Кто-то кого-то норовит обидеть? Поиздеваться над немощным пришли?!
– Всеволод Федорович, простите, Христа ради! Было велено коротенько.
Посколькуежели бы со всеми подробностями, то… уй! – Получив в бок локтем от Рейна, Гревениц
театрально подпрыгнул, под общее хихиканье окружающих, - Дерзни я попробовать
словесно передать эмоции на физиономиях наших германских друзей, оценивших мощь и
ювелирную точность работы русской корабельной артиллерии…
После этих слов ржали уже все, включая Руднева.
– То пришлось бы мне одалживать таланта у самого Вильяма Шекспира, - завершил
свой вступительный пассаж Гревениц.
– Наш пиит гильзы и снаряда явно в ударе сегодня. Ладно. Прощаю. А наши-то - что?
На непотребство сие глядючи?
– Ну, пока до большинства только доходило, что к чему, а у барона Фредерикса усы от
бровей опускались к горизонту, адмирал Дубасов нашелся, и напряжение немой сцены
разрядил. Коротко и емко: «Погибаю, но не сдаюсь. Это по-русски!» Тирпиц, надо отдать
ему должное, подачу принял и виртуозно перевел сие дело в шутку, так что через минуту
хохотали все, включая обоих императоров.
Да тут еще Чибисов ваш жару поддал, не понял что к чему бедняга, и кинулся Вас
спасать от немца. Насилу удержали, чтоб глупостей не наделал.
В итоге, повелел Государь Вас препроводить в великокняжеский вагон, и когда уже
ехать собирались, тут-то неприятность с кайзером и приключилась. Ухо прострелило.
Причем так сильно, что к нему сразу доктора собрались, включая Банщикова. Думали,
рядили, и, в конце концов, немцами было решено, что Императору Вильгельму с
растроенным здоровьем лучше такого долгого вояжа не предпринимать. И он с дочерью,
генералами и частью свиты отбыл, через Питер, восвояси.
Но принц Генрих, два сына Вильгельма – наследник и Адальберт, а также адмиралы
Тирпиц, Бюшель и с ними еще человек двадцать германцев, едут с нами. А потом, как и
планировалось – в Циндао. Кстати, среди них три дамы, из которых две – сестры Крупп.
– Ничего себе! И что их на Дальний Восток-то тянет?
– Старшую, похоже, не что, а кто. А вот остальным крупповцам, как мы поняли, не
терпится посмотреть крепости, вооружением которых им, возможно, предстоит скоро
заняться. Во всяком случае, Дубасов на тему бронебашен обмолвился.
– Кто… это Вы на Луцкого намекаете? Разве он с нами?
92
– А Вы откуда знаете, Всеволод Федорович? Хотя, понятно – у немцев же это дельце
просто на языке висит. А так… да, с нами едет - адмирал Дубасов настоял, - опередив
Гревеница, протараторил Беренс.
– Слухами земля полнится, - отшутился Петрович, - извините Владимир Евгеньевич,
мы Вас перебили…
– Одним словом, решение эскулапов вылилось в половину дня суматохи, переноса
багажа и утряски народа по новым местам. Да, кстати, Вы про Банщикова спрашивали?