Одна маленькая ошибка
Шрифт:
– Да, – откликается он и тянется за бутылкой мерло, – возможно, ты и права. Еще вина?
Глава двадцать девятая
Тридцать второй день после исчезновения
Адалин Арчер
– Расскажите, как прошла ваша неделя, – попросила Харриет на сегодняшнем сеансе психотерапии.
Харриет основательно за сорок, и дом у нее роскошный, почти как у меня. А кабинет располагается в летнем домике в глубине розового сада. Здесь очень уютно: все в нейтральных тонах, много цветов в горшках.
Помнишь, когда я переехала в собственный дом, ты подарила мне цветок в горшочке? Денежное дерево, достаток привлекать. Я так и не поняла, над чем ты иронизировала – над заработком Итана или над отсутствием
– Нормально, – ответила я. Каждый очередной сеанс начинается с того, что я говорю консультанту, что у меня все нормально, но в конце обязательно договариваюсь о следующем посещении. – Маму выписали из больницы.
– И как у нее дела сейчас?
– Нормально. Врачи сказали, что это просто стресс и обезвоживание. Придется теперь повнимательнее следить за ее давлением, но все постепенно наладится. Она очень сильно ударилась головой об угол моего обеденного стола, так что пришлось наложить швы. Мне теперь ужасно стыдно…
– Но вы же не могли знать заранее, что у матери случится обморок.
– Нет, пожалуй, не могла. – Я дотянулась и взяла с кофейного столика стакан с водой. – Последние несколько дней были очень загруженными. Я носилась как электровеник, закупала еду для родителей, помогала организовывать новые отряды для поиска Элоди, читала письма, которые нам без конца присылают. Мама наконец-то разрешила мне их сначала просматривать. Потому что самые… неприятные послания ее все-таки измотали. – Я сглотнула, вспомнив одно такое письмо, попавшееся вчера вечером. Какой-то недоумок в деталях расписывал, какие ужасы сотворил с тобой, прежде чем утопить в пруду на собственном участке. Не желая обсуждать это с Харриет, я сменила тему: – А еще я занималась мамиными поручениями.
– И как вы справляетесь с такой нагрузкой?
Я ответила не сразу, поскольку требовалось рассказать о том, что произошло вчера, а мне очень не хотелось производить впечатление истерички, не способной держать себя в руках. Заметив мое замешательство, Харриет сложила руки на коленях, давая понять, что не торопит.
– Не так уж хорошо, – призналась я наконец. – Несколько месяцев назад мама согласилась поучаствовать в распродаже выпечки, чтобы помочь собрать средства для местного приюта. Из-за текущих событий она напрочь об этом забыла и вспомнила лишь в последний вечер. Конечно, она жутко разнервничалась, а доктор предупреждал, что маме нельзя нервничать, поэтому я предложила что-нибудь испечь и отвезти на распродажу. – Я отхлебнула воды. Хотя я постоянно что-нибудь готовлю и пеку и собрала уже огромную коллекцию рецептов, на распродажу я приготовила апельсиново-шоколадные брауни, потому что ты их очень любишь. – Я не собиралась задерживаться и помогать с ярмаркой, но остальные женщины без маминой помощи просто с ног сбивались, вот я и осталась.
Отрешенно взглянув на розовый сад Харриет, я с тоской подумала, что всего через несколько месяцев цветы завянут. И вот однажды утром она придет в свой домашний кабинет с чашечкой кофе в руках, а роз, которым она отдавала столько сил, здесь уже не будет.
– И что же было дальше? – подтолкнула меня Харриет.
– Ну, все шло весьма неплохо, пока я не услышала, как Луиза – худосочная тетка, которая уж точно никогда сама не ест собственную выпечку, – заявила, мол, как хорошо, что у Элоди нет детей. Вот тут я и не выдержала.
Харриет сделала небольшую пометку в блокноте. Господи, Эл, ты б знала, как я хочу заглянуть в этот блокнот. Искренне надеюсь, что там нет пометки «чокнутая истеричная сука», подчеркнутой три раза.
– Как вы считаете, почему вас так разозлило ее замечание?
– Потому что Элоди – это не просто набор репродуктивных органов. Она умная, начитанная, с чувством юмора. Талантливая. Очень талантливая. Незадолго до похищения ей предложили контракт на издание книги. Она очень заботится о… да обо всех подряд, даже о бродячих кошках. И взяла одну такую кошку домой, хотя домовладелец ее мог за это выгнать, представляете? – Тут я вдруг подумала
про Шельму. Надо все-таки приглядеть за ней. – Бездомные кошки, бездомные люди, даже те, кто вообще никакой заботы не заслуживает… – Господи, меня снова понесло. Я сидела на диване у Харриет и прямо-таки чувствовала, как внутри клокочет жгучая ярость. Здесь и сейчас злиться было бессмысленно, но я не могла взять и выключить эмоции, которые у меня вызывала реплика той дуры. – Элоди отлично бегает, отлично пишет, и кожа у нее шикарная, и ей не надо для этого трижды в день обливаться дорогущими органическими увлажнителями. Она смелая и любит приключения. И одна из самых амбициозных девушек среди всех моих знакомых. Так что какая разница, есть у нее дети или нет? Что, раз она не рожала, значит, о ее пропаже надо меньше горевать?– Думаете, Луиза именно это имела в виду?
– Да. – Я отставила стакан. – Нет. Не знаю. Просто… – Освободившиеся руки надо было куда-то девать, поэтому я взяла одну из желтовато-коричневых диванных подушек и принялась вертеть кисточки. – Я не жалуюсь на недостаток здравого смысла. И прекрасно понимаю, что в таких ситуациях наличие детей только усугубляет положение, но когда я спросила Луизу, о чем речь, та начала мямлить: мол, стало бы еще хуже, будь у Элоди дети, ведь они сильно скучали бы по маме. Вот тут я и сорвалась с катушек. – Поморщившись, я вспомнила, какие лица стали у несчастных кумушек, возившихся с маффинами и миндальными пудингами. Худосочная Луиза тоже обомлела, словно случайно проглотила нечто жутко калорийное. – Я высказала им, что Элоди, может, и не мать, но она сестра, дочь, кузина и подруга. Я орала, что ее, может, и не ждут у дверей какие-нибудь сопливые спиногрызы с липкими пальцами, зато без нее целая семья по частям разваливается. – Тут я схватилась за голову, с ужасом сообразив, что устроила сцену один в один как в маминых любимых мыльных операх. – Они ведь подруги моей матери. А я ее опозорила.
– Как вы считаете, мать поймет вас, учитывая обстоятельства?
– Нет. Вряд ли. Уверена, она разозлится, узнав о моей выходке, и у нее опять подскочит давление, она опять упадет в обморок, и теперь это уже точно будет моя вина. Мама всегда очень волнуется о том, что подумают другие. Для нее это даже важнее, чем истинное положение дел. – Я отложила подушку и принялась вертеть обручальное кольцо на пальце. – Они с Итаном в этом смысле очень похожи.
– А вы рассказывали Итану о том, что произошло между вами и подругами матери?
Я кивнула.
– Он согласился с ними. Сказал, что, безусловно, все было бы хуже, будь у Элоди дети. Дети очень привязаны к матери. И я понимаю, что он имеет в виду, но не могу согласиться. Если они правы, если мой муж прав, значит, можно быть идеальной дочерью, сестрой, кузиной, женой, можно купить роскошный дом, дорогую машину, выйти замуж за невероятного мужчину, устраивать прекрасные вечеринки и покупать только экологичную органическую еду специального приготовления, которая не вредит ни черепахам, ни бобрам, ни другой живности, но если при всем этом ты пропадешь или умрешь, не имея детей, твоя жизнь будет не так важна, как жизнь женщины, у которой дети есть. – Я перевела дух.
Харриет сделала еще несколько пометок.
– Просто для меня это слишком тяжело.
– Что именно? – уточнила психотерапевт, поднимая взгляд.
– Решиться. Завести ребенка. Несправедливо, что наши половые органы имеют срок годности, а мужчины могут спокойно становиться отцами лет до семидесяти. А если женщина решается обойтись без детей, она либо эгоистка, либо убогая, и все окружающие будут утверждать, что она «еще передумаешь». А если я не передумаю? Значит, я плохой человек?
Харриет не ответила. Она никогда не отвечает на мои вопросы. Вместо этого она рассыпает собственные как хлебные крошки, и я иду по ним до тех пор, пока не оказываюсь возле пряничного домика, только стены у него не из теста, а из понимания.
– Вы хотите детей, Ада?
Ты бы наверняка ждала, что она спросит об этом. А я вот не ожидала, так что ответила не сразу.
– Не знаю. Но ведь если у меня не будет детей, значит, у мамы с папой не будет внуков, так ведь? И я всю оставшуюся жизнь буду виновата перед ними. Если Элоди не найдут, рожать придется мне.