Одна маленькая ошибка

– Прекрати, – хриплю я.

– Мы любим друг друга. Ты же чувствовала это, – свободной рукой Джек сжимает мое голое бедро так сильно, что наверняка останется синяк, – когда я был в тебе.

Я крепко зажмуриваюсь и, когда все тонет в темноте, мысленно повторяю: это не по-настоящему. Но я чувствую грубую ткань джинсов, чужую отвердевшую плоть, утыкающуюся мне в верхнюю часть бедра, и притворяться уже не получается: все очень даже по-настоящему. Осознание вспыхивает глубоко внутри и вырывается наружу, изливается через рот визгливым воплем ужаса. А потом еще и еще, как сирена.

Джек снова завладевает моими губами, поглощая вопль. Его язык, влажный и теплый, заползает мне в рот, как слизняк. Силюсь отвернуться, но я зажата между Джеком и твердой землей, обессилена от усталости и адреналина, так что могу лишь скулить и всхлипывать, пока его пальцы, как червяки, ползут вверх по бедрам, оказываются у меня между ног, сдвигают пижамные шортики в сторону.

– Позволь мне напомнить тебе эти ощущения, – шепчет он мне на ухо.

– Джек! – кричу я, от страха позабыв остальные слова.

Но передо мной не Джек. Это другой, незнакомый мне человек.

Я вижу, как мы детьми бежим на маленький пляж.

Незнакомец зажимает мне ладонью рот и велит молчать.

Я вижу, как Джек с утра пораньше приносит мне круассаны.

Незнакомец стягивает мне белье до колен.

Я вижу, как Джек сидит рядом со мной на большом зеленом диване с бокалом вина и улыбается.

Звук расстегиваемой молнии возвращает меня к реальности. Незнакомец отстраняется, чтобы расстегнуть одной рукой пуговицу на джинсах, и я бью его коленом в пах. Он выпускает меня, схватившись за пострадавшее место и со свистом втягивая воздух сквозь зубы, а я выбираюсь из-под него, выскальзываю по отсыревшей грязи.

И, натянув шортики, бросаюсь бежать.

Он кричит мне вслед, зовет по имени.

Я несусь сквозь заросли, натыкаюсь на деревья, как будто нарочно вырастающие на дороге. Ноги кажутся резиновыми лентами, натянутыми до предела. Я протискиваюсь мимо стволов, царапаясь о шершавую кору. Острые ветки и колючие побеги папоротника врезаются в кожу, рассекая ее. Сердце грохочет где-то в ушах, гонит кровь по телу мощными потоками.

Незнакомец воет у меня за спиной. Он совсем близко. Я оглядываюсь на бегу через плечо. Он гонится за мной с яростной гримасой. И если поймает, уже не остановится. Внутри стаей черных ворон разливается паника. И тут земля под ногами куда-то исчезает, и я кубарем падаю вниз, вниз, вниз…

Небо сменяется землей, земля сменяется небом. А потом в голове вспыхивает острая боль, и я наконец перестаю падать. Все вокруг расплывается. Я моргаю, вглядываюсь в свет, падающий сквозь листву, и в черные пятна, мелькающие перед глазами. Под виском ощущается лужица чего-то теплого. Джек стоит наверху, держась за дерево на краю обрыва. И кричит что-то – я вижу его распахнутый рот, ярко-красный, – но я слишком глубоко ушла под воду, чтобы расслышать слова.

Я еще успеваю заметить, как он соскальзывает по склону, направляясь ко мне, а потом перед глазами расплывается очередное черное пятно – и на этот раз закрывает собой весь мир.

Глава тридцать вторая

Тридцать пятый день после исчезновения

Адалин Арчер

Папу арестовали. Да, сестренка, ты не ослышалась: арестовали. Я снова и снова прокручиваю в голове тот момент, когда его заковывали в наручники. А я в это время стояла посреди улицы и чувствовала себя участницей идиотского реалити-шоу, потому что такое просто не могло случиться на самом деле.

Все началось с того, что папа в очередной раз отправился на рыбалку в одиночку – так он сказал, чтобы оправдать ранний отъезд. Вчера вечером был сильный шторм, дождь и ветер к утру так и не утихли, поэтому я не ожидала, что папа куда-то поедет. Но родители в последнее время ищут любой предлог, чтобы поменьше видеться. Папа стал чаще уезжать на рыбалку на выходные, а мама регулярно остается ночевать у меня, так что они практически не видятся. Я пыталась приглашать их обоих на ужин, но они как однополярные магниты – никак не сходятся, сколько ни пытайся. Ты, наверное, достаточно наслушалась таких историй, да? Когда пара теряет ребенка, следом начинает трещать и брак. Я вижу, как наши родители мучаются каждый день с твоего исчезновения, и задаюсь вопросом, как теперь мама относится к моей бездетности. Раньше для нее это была трагедия, а теперь? Ведь если я не стану матерью, я никогда не узнаю, что это такое – пережить смерть или исчезновение собственного ребенка. Хоть какой-то плюс в нынешней ситуации. Сестру потерять и то тяжело. Мне иногда хочется спросить маму, согласилась бы она, будь у нее такая возможность, стереть воспоминания о тебе, чтобы избавиться от боли?

Я бы на ее месте, пожалуй, согласилась.

В общем, поскольку папа уехал на рыбалку, везти маму после обеда на железнодорожную станцию предстояло мне. Она собиралась несколько дней погостить в Кенте у друзей. Мне поначалу не понравилась идея бросить все и уехать, но потом я посмотрела на бледное, осунувшееся мамино лицо и поняла, что ей действительно нужна передышка.

– Позвони мне, когда доедешь, – велела я, пока мы стояли на платформе.

– Не волнуйся за меня, дорогая, – откликнулась мама. – Триш обо мне как следует позаботится. А ты пока присмотри за папой, хорошо?

Вернувшись домой, я услышала знакомый рев пылесоса. Удивительно, обычно уборкой занимаюсь я. В гостиной я узрела исчезающе редкую картину: мой муж в свободной домашней одежде увлеченно пылесосит, надев беспроводные наушники и фальшиво подпевая Wild Thing группы The Troggs. Я аж восхитилась.

Почувствовав чужой взгляд, Итан обернулся и, заметив меня, улыбнулся в ответ. Выключив пылесос и сняв наушники, он выдал:

– Привет, красотка!

«Красотка». Он звал меня красоткой, когда мы только начинали встречаться. А вскоре после свадьбы я превратилась в «дорогую» – наверное, с точки зрения Итана, это считалось повышением, потому что его отец обращался так к его матери, но я себя от такого обращения чувствовала старой теткой.

– Кого здесь убили?

– В смысле? – нахмурился Итан.

– Ты за уборку принялся. Значит, у тебя случился припадок или тебе срочно понадобилось скрыть следы преступления.

– Ха-ха, очень смешно, – откликнулся он. – Я знаю, что тебе в последнее время хватает тревог, вот и решил помочь. Прибраться немного, – он помахал шлангом пылесоса.

– Мне нравится.

– В самом деле?

Я скользнула к нему.

– Мужчины со шлангом в руке меня заводят…

– Правда? – Итан поднял брови. – А ты бы видела, как я орудую шваброй!

Он обнял меня за талию и привлек к себе. Из наушников, отложенных на кофейный столик, по-прежнему играла Wild Thing. Итан поцеловал меня. Знаю, ты бы сейчас закатила глаза и начала ворчать, что, если муж в кои-то веки изволит пропылесосить ковер, это еще не значит, что надо ему тут же отдаться в знак благодарности. Но на этот раз Итан действительно постарался мне угодить. Так что я позволила ему трахнуть меня, перегнув через подлокотник нашего дизайнерского дивана, а потом, когда он тут же бросился наверх в душ, позабыв про всякую уборку, подобрала оставленный пылесос и закончила начатое.

– Это еще что? – Голос у меня за спиной был так суров, что я даже не сразу опознала Итана.

Обернувшись, я уставилась на блистер, который он держал двумя пальцами. Мои противозачаточные таблетки. Когда тебя на чем-то ловили, ты всегда начинала мямлить и оправдываться, а я, наоборот, становлюсь холодной и твердой, как камень. Так что я взглянула мужу в глаза и ответила:

– Ты прекрасно знаешь, что это.

– Мне казалось, мы прекратили предохраняться.

– Прекратили. А потом я передумала и начала снова. – Я вздернула подбородок. – А зачем ты у меня в тумбочке ковыряешься?