Одного поля ягоды
Шрифт:
— Да, сэр, — сказал Том. — Я готов учиться. Но… Сэр, Вы умеете читать мысли?
— За годы работы я научился делать всякое разное, — уклончиво ответил Дамблдор, прежде чем взмахнуть руками над чайным подносом, и тот исчез с хлопком «поп!». — Думаю, у нас есть время попробовать ещё пару раз, прежде чем я отправлю тебя приводить себя в порядок перед ужином. Помни, Том, — очисть свои мысли.
Следующие полчаса Том заставлял свой разум оставаться пустым, чёрным небом в голове, замечая, что каждый раз, когда он начинал уплывать в своих мыслях в другие стороны, это сопровождалось лёгким сжимающим чувством, которое прокладывало свой путь в его сознании. Это было странным — инородным — давлением, таким лёгким, что оно почти не отличалось от быстрого прикосновения мухи, присевшей на
Каждый раз, когда он следовал за этим чувством, откуда бы оно ни приходило, он ощущал растущее давление неминуемой головной боли в своих висках, но Том не давал своей концентрации дрогнуть. Один или два раза он подумал, что видел, как Дамблдор показывает признаки собственной головной боли, но он не сказал ни слова о собственном неудобстве.
Пронзительный взгляд Дамблдора не смягчился, и, к его облегчению, до конца сеанса профессор больше не делал упрёков.
(Дамблдор также не прокомментировал то, что подсмотрел в потаённых мыслях Тома. Но Том был всё ещё слишком расстроен, чтобы почувствовать за это благодарность.)
Комментарий к Глава 26. Живая смерть иллюстрация автора к главе:Фоукс
https://i.imgur.com/vuhONU1.jpg
(от автора)
— Глава, ориентированная на Тома, потому что его персонажу требовалось некоторое время, чтобы усвоить пару последних основных событий сюжета. Теперь у него есть семья, и ей нужно погрузиться в его запатентованную Логику Тома™. В этой главе также рассказывается о независимых приключениях Тома и развитии его персонажа. В следующей главе будут описаны независимые приключения Гермионы и продолжена её сюжетная линия с Ноттом (Да, она куда-то движется, пожалуйста, придержите трусишки). Я знаю, что некоторые люди хотят видеть, как Том и Гермиона взаимодействуют на протяжении всей главы, каждой главы, но это невозможно, если им нужно развивать индивидуальные личности, сильные стороны и мотивацию.
— У Тома и Дамблдора происходит странное недопонимание, когда не хватает важного понимания друг друга, но они почти не осознают этого. Например, концепция «семьи» для Дамблдора в сравнении с видением Тома. Этому не помогает, что, поскольку каждый из них знает легилименцию, они предполагают, что другой не может им лгать… но это не равно быть на 100% честным. Так что даже если они не будут постоянно вгрызаться друг другу в глотку, как каноничные Дамблдор и Том, эта их версия никогда не будут равными друзьями.
(от переводчика)
Вещи типа “скон” и “крампет” специально не становятся “булочкой” для максимально возможного в русском языке британского сеттинга. Это было условием автора при разрешении на перевод.
====== Глава 27. Амортенция ======
1943
Амортенция, как её описывал Гектор Дагворт-Грейнджер, была сильным, влияющим на настроение принуждением, которое проявлялось в следующих симптомах: раскрепощение, нарушение суждений, повышенное либидо и навязчивая фиксация на одной цели. Продолжительное воздействие с последующей отменой, предположительно, приводило к хронической нестабильности настроения. Амортенция была столь же опасным зельем, сколь и трудным в приготовлении, но это не умаляло её репутации среди волшебного сознания. Несмотря на все тревожные последствия её использования, Амортенцию продолжал окружать флёр мистики и романтики — и последнее Гермиона находила удивительно буквальным.
«Воистину, флёр романтики», — подумала Гермиона на своём первом практическом уроке зельеварения уровня Ж.А.Б.А., когда профессор Слагхорн пробежался по основам и перешёл к техникам повышенной сложности с ингредиентами из «особенного шкафа», которые были слишком ценными, чтобы храниться среди других ингредиентов общего шкафа для учеников.
Слагхорн продемонстрировал процесс растирания лунного камня в мелкую пыль, поворачивая ступу, чтобы все ученики могли заглянуть внутрь и рассмотреть текстуру и консистенцию пудры. После лунного камня он показал, как очищать ступу, чтобы избежать перекрёстного
загрязнения со следующим ингредиентом — речным жемчугом.— …И вот как я научился это делать в мои старые времена подмастерья, когда моей основной работой было чистить котлы за моим учителем и затачивать его ножи. Как профессионал, каждый обязан держать свои инструменты в первоклассном состоянии, разумеется. Первый урок, который учит каждый зельевар, — хорошие инструменты и хорошие ингредиенты создают хорошее зелье. Не дайте никому сбить вас с толку, включая чрезмерно усердных помощников аптекарей, которые попытаются убедить вас, что унция рога двурогого заменит две унции единорога, хо-хо! Как будто вчера, уверяю вас, я выучил этот первый урок… — ностальгически трещал профессор Слагхорн. Его уроки были неформальными, и он приветствовал включение учеников. Это давало его лекциям ощущение разговора, хоть разговор и был несколько односторонним и содержал слишком много посторонних историй, отчего Гермиона уже несколько лет как перестала писать по ним конспекты.
Гермиона взглянула в сторону, где Том не делал никаких записей. Он подпёр подбородок своей ладонью, его глаза были наполовину прикрыты, и он выглядел странно созерцательным. Осмотревшись, она заметила, что бoльшая часть класса сидела с остекленевшими лицами, больше, чем обычно на лекции Слагхорна, когда он отклонялся от темы: там, где он начинал свой разговор о приготовлении зелья текущего дня, он заканчивал его обличительной речью о растущих ценах на яйца огневицы и наглости любых поставщиков, которые осмелились ошибочно маркировать низкопробные образцы как ингредиенты высшего класса.
«Должно быть, это пары зелья», — поняла Гермиона.
Она опознала содержимое образцового котла Слагхорна в начале лекции, заработав очки для Рейвенкло. Но теперь пары распространились по всему классу, хотя она и Слагхорн — и, возможно, Том, который выглядел отрешённым и скучающим на большинстве занятий, когда уже знал материал предмета вдоль и поперёк, — казались единственными людьми, которые не млели за своими партами.
Для неё эти пары были сочетанием библиотеки и канцелярского магазина: нового пергамента, кожаных окладов, чернил в бутылке и душистого аромата полироля из лимонного масла, который она соотносила с книжными полками и закоулками для учёбы в библиотеке Хогвартса. Она смогла распознать и более приглушённые ноты: она чуяла запах чая, который любила пить во время полуночных занятий, но который был лакомством в другое время, и свежий запах какого-то мыла. Оно не было её, которое было скорее цветочным, чем травяным, и она не могла опознать его в фирме стирального порошка, который покупала её мама дома, и ни в одном из брусков своих соседок в их общей ванной.
Она посчитала отсутствие отклика на Амортенцию — ошеломление, потерю ясности ума — в некоторой мере необычным. Конечно, она заметила влечение, которое в учебнике описывалось как «флёр романтики» зелья, но это не было особенно убедительно для неё: это было чем-то, что можно проанализировать в определённом умственном состоянии, пока остальная часть её разума оставалась совершенно ясной. Когда она направляла всё своё внимание на один элемент аромата, таким же образом, как можно было сконцентрироваться на одном конкретном аромате на полке для специй, было легче не заметить неестественную привлекательность Амортенции.
Это была медитативная техника, о которой ей рассказал мистер Пацек несколько лет назад, и которая упоминалась в книге, которую одолжила у Нотта. Второстепенная техника, как описывала книга, которая предшествовала самостоятельной тренировке по полному освобождению разума от сознательной мысли — знак обученного окклюмента. Она бы считала это невозможной задачей, если бы книга не подтверждала, что это можно было сделать, хоть и не без большого количества усилий и практики.
Идеал: сузить фокус разума, изъять сознательную мысль из телесного восприятия, создать разделения — отделы — между каждой функцией разума, чтобы обученный окклюмент при крайней нужде мог проглотить сырое мясо кита, не поморщившись от вкуса, или наложить жгут и прижечь собственные конечности в случае чрезвычайной ситуации на грани жизни или смерти.