Одного поля ягоды

— По рукам, Грейнджер, — сказал Нотт. Он обернулся через плечо, и его лицо исчезло из просвета между полками. Через мгновение он появился со стопкой книг, которые поставил на полку, закрывая проём.

Гермиона вернула книги о реестре патентов на своей стороне полки. Она прислонилась к деревянной раме и судорожно вздохнула.

Только неважная информация, желательно, чтобы она была общественно доступной.

Это ещё раз подтвердило бы её честность: в случае, если это подвергнется сомнению, она могла бы посоветовать ему поискать самому, если он вообще соблаговолит порыться в пыльных глубинах магловской бюрократии, где его семейные связи не помогут. Публичная информация означала, что она была так же далека от конфиденциальной, как раздел «Волшебная юриспруденция» от «Астропрорицаний».

Она решила, что не станет рассказывать Нотту ничего, что Том говорил ей лично: это предаст его уверенность в их дружбе. Даже когда она спросила Дамблдора о его легилименции, она никогда не использовала его письма в качестве доказательств — она лишь рассказала профессору о своём личном опыте с его магией разума. И вот что получается: всё, что она выяснила собственными исследованиями или опытом, или о чём были уведомлены третьи лица, — это она находила морально приемлемым, чтобы поделиться.

Нотт завернул за угол стеллажей, сбрасывая портфель на ближайший стол. Он взмахнул палочкой, и вылетел свиток пергамента, а за ним — бутылка чернил, закреплённая пробкой с проволокой, на этикетке значилось, что это была «Лучшая несмываемая формула №16» из лавки письменных принадлежностей в Косом переулке.

Пергамент расстелился, уголки прижались учебником, чтобы оставаться на месте, а затем Нотт достал перо и начал писать.

«Кому: А. Маклейрду из “Слант и партнёры”, 84/C Косой переулок, Лондон

На основании действующего контракта об удержании, утверждённого и продленного в 1933 году К. Х. Ноттом из дома Ноттов, настоящим просим Вас оказать юридические и административные услуги. Требуется немедленная помощь в подаче следующих заявлений от имени Г. Дж. Грейнджер…»

Гермиона читала из-за плеча письмо Нотта, замечая, что его почерк не был таким красивым, как у Тома — Том всегда заканчивал свои Y и J элегантными хвостиками с петлёй, — но он был удивительно чистым. Нотт с лёгкостью владел пером, как человек, которого с детства учили им пользоваться, его правая рука работала над пергаментом, а левая удерживала страницу от сминания, плавно потягиваясь, чтобы приложить промокашку в конце каждой строки, одновременно начиная писать следующую. Когда он обновил чернила, он не стал жёстко запихивать кончик пера в чернильницу, как делали младшие школьники. Он бережно вытер излишки и продолжил писать, чтобы не было брызг и бесформенных чернильных клякс от первого росчерка, и каждая строка, каждое слово были одинаковыми и выверенными с остальными.

Несмотря на её собственные чувства относительно личности Нотта, Гермиона ценила его умение. Она так никогда и не достигла такого уровня мастерства, и несколько лет назад скопила деньги, подаренные на день рождения, чтобы купить наконечник, которому не требовалось промокание, чтобы менять его между своей коллекцией перьев.

Ещё одна вещь, которую ей следовало оценить, это как он мог составить юридическое письмо in situ{?}[(лат.) на месте] — навык, которому не обучали ни на одном уроке в Хогвартсе, — с правильными формами обращения, кратким, но формальным пассивным залогом и ссылками на конкретные пункты, контракт Ноттов гарантировал, что любые детали, которыми мистер Т. Э. Нотт поделится с семейным адвокатом, каким-либо образом не окажутся на столе мистера К. Х. Нотта, когда придёт форма квартального счёта.

Её укололо осознание, что она могла бы обучиться этому, если бы пошла в Даунуэльскую подготовительную школу и взяла курсы секретариата, которые там преподавались. Магическая теория была интересной для изучения, но её отрезвило осознание, что углубление в чисто академическую сторону магических исследований стоило ей приобретения полезных жизненных навыков.

Другим отрезвляющим осознанием было, что хоть она и превзошла всех чистокровных учеников своего курса по результатам С.О.В., были области, в которых у них было больше знаний и опыта.

Нотт промокнул последнее предложение, дал чернилам высохнуть и передал пергамент Гермионе. Когда она его одобрила, он достал палочку зелёного сургуча из пенала для пера и снял перстень со среднего пальца правой руки, чтобы сделать печать. Он расплавил кончик сургуча своей волшебной палочкой и покапал расплавленным сургучом возле своей подписи. Затем он снял перстень с остывающего сургуча, и Гермиона заметила, что герб его семьи представлял собой щит между двумя скрещёнными дубовыми ветвями с листьями.

— У скольких волшебных семей есть гербы? — с любопытством спросила Гермиона, рассматривая печать. Сургуч был зелёным, но поверхность отливала жемчужно-серебряным блеском.

Нотт пожал плечами:

— У шестидесяти или около того. Некоторые роды исчезли по мужской линии, некоторые и вовсе исчезли, а некоторые больше ими не пользуются, потому что хотят быть… — он усмехнулся, — современными.

— Забавно, — сказала Гермиона, — разве в официальном списке твоего отца всего не двадцать восемь семей?

— Двадцать восемь достойных семей, — поправил Нотт. — Это важное различие.

— Как скажешь, — ответила Гермиона, которая считала, что сортировать группы по достоинству — смехотворное, ненужное дело, и у конечного результата даже не было объективного веса. Каждый мог решить, что малина — самый достойный фрукт, и разжаловать клубнику и крыжовник до уровня «дьявольских ягод», будто бы подобная классификация что-либо значила.

— Твоя очередь, Грейнджер, — поторопил Нотт, слегка повернув голову с внезапным выражением нетерпения, его руки держались за край стола библиотеки с побелевшими костяшками. — Что ты знаешь?

Гермиона сжала губы, взяв несколько секунд на то, чтобы перебрать факты и выбрать те, которые считала безопасными, чтобы поделиться.

— «Риддл» — это магловская фамилия, — подтвердила она. — Ты был прав в этом.

— Я знал! — вскрикнул Нотт, его глаза блестели от триумфа. Его рот перекосило жестокой улыбкой, вспыхнув белыми зубами. — Я с самого начала знал, что Риддл — магловская шваль. Знаешь, в первый день в спальне он разбил зеркало в ванной, потому что оно с ним заговорило. Какой дикарь не знает, что зачарованные зеркала дают советы по наведению марафета?

— Он не шваль, — оборонительно сказала Гермиона, прожигая Нотта взглядом. — Его семья, вообще-то, зажиточные землевладельцы в Йоркшире. Не так-то уж далеко от того, где ты живёшь.

— Это не меняет того, что они всё ещё маглы, — сказал Нотт.

— Это ничего не меняет о Томе, — сказала Гермиона. — Злорадствовать над этим потому, что тебе больше не о чем злорадствовать… Это просто жалко.

— Ой, как скажешь, — сказал Нотт издевающимся голосом, перекривляя её собственные слова несколько минут назад. — Полагаю, что и его мама — грязный магл тоже? Сделаем два из двух?