Одного поля ягоды

Его палочка прорезала линию в воздухе. Плотина пушистых белых снежков сбила с ног фигуры, и следующая волна заклинаний отрикошетила во все направления, разбивая плитку и разбрасывая каменную пыль по его плащу. Том нагнулся, чувствуя, что ещё один Круциатус ударил его в спину, но продолжил двигаться, его мантра «Один шаг, ещё один шаг, только ещё один шаг» играла в голове, как сломанный граммофон, и затем он проскользнул под золотые прутья, и схватил Нотта, и затянул их обоих в зелёное пламя, пока красное пламя безжалостно жгло внутрь и наружу его позвоночника, а затем возвращалось ещё на один круг пытки, как вызванный луной прилив. Он был парализован, превратившись в невесёлую пародию на rigor mortis{?}[(лат.) трупное окоченение] — но он не был мёртв, даже если сейчас он считал это небольшим улучшением своего нынешнего положения. Он был ещё жив…

«Настолько долго, насколько я могу этому способствовать», — подумал Том, а затем очистил свой разум от всех мыслей, эмоций и ощущений, как его учил его самый любимый учитель, профессор Дамблдор.

Как только все отвлечения были отброшены на самое дальнее расстояние, он смог сосредоточиться на назначении. «Дырявый котёл».

Пламя охватило его зелёной вспышкой, и окружение превратилось в мрачный паб на Чаринг-Кросс, в котором стоял шум от голодных путешественников, заказывающих ещё один раунд эля и миску супа дня. Нотт ослабил свою хватку на предплечье Тома и сделал шаг вперёд, но Том втянул его назад.

«Три метлы», Хогсмид. Вспышка.

«Боргин и Бёркс», Лютный переулок. Вспышка.

Дом. Усадьба Риддлов, Литтл-Хэнглтон. Вспышка.

Приземлившись, они ударились о решётку, на этот раз обычную чугунную, которая упала на сотканный вручную турецкий ковёр в спальне Тома Риддла в северном крыле Усадьбы Риддлов. Нотт рухнул на решётку, покрытый сажей и пеплом, а Том упал на него, кашляя, с хрипом в лёгких. Усадьба Риддлов была зарегистрированной резиденцией взрослого волшебника, поэтому он мог использовать здесь магию без ограничений, но камин был магловского производства и магловских размеров. Вряд ли он был создан для праздных прогулок.

Нотт отпихнул его и перекатился на спину, хватая ртом воздух, стаскивая шарф с лица и морща нос от вида некогда изысканной шерсти:

— К чему это было? Почему мы не вышли в Лондоне?

— Ты упомянул, что камины на торговой улице Монтроза могут быть отслежены, — сказал Том из своей удобной позы для отдыха на полу. Он проверил контроль над своими мышцами и, обнаружив, что они отвечали его воле, заставил пальцы разжаться и выпустить палочку. — Поэтому я подумал, что стоит усложнить задачу для любых ищеек. И у нас были капюшоны и закрытые лица. Из нас получились не самые типичные обеденные посетители.

— О. Умно придумано.

— Я знаю.

— Думаешь, Дезиллюминационное заклинание сошло с волшебника, доставленного аврорам?

— Да. Когда они наложили Фините на нас, оно задело и его.

— Что ж… А что будет дальше?

— Будем сидеть и ждать фейерверков, — сказал Том после минутного раздумья. — Сегодня было слишком много свидетелей. Слишком много вопросов, которые не оставляют им выбора, кроме как начать официальное расследование. Задним числом должно быть очевидно, что я не наложил ни одного проклятия, только варианты заклинаний из учебников, и ни одного со смертоносного. Ты вообще не сражался. Министру придётся чем-то ответить, иначе он будет выглядеть слабым. Он отчаянно хватается за любую хорошую рекламу, и, хотя стадион в Монтрозе упал ему сегодня на колени, он не сможет полностью приписать себе эту заслугу. Я вернул в исходный размер деревянные макеты из дома, и они будут первым, что увидят следователи, когда пройдут по нашим следам. Теперь он будет ходить по минному полю.

— Отец будет рад это услышать. Он презирает Спенсера-Муна и предпочитает старого министра, Гектора Фоули. Хорошая семья, дипломатичная до мозга костей, что неудивительно, ведь его род идёт от Хаффлпаффов, — заметил Нотт, усаживаясь на ковер и откидывая капюшон. — Ты мог бы использовать это в своих интересах, если бы у тебя были какие-то амбиции в политике волшебников, знаешь ли. Перестановки в Министерстве — это прекрасная возможность для тех, кто хорошо устроился, поправить своё положение на служебной лестнице.

— У меня нет никакого личного интереса к политике в кабинетах, — сказал Том, разглядывая гипсовую лепнину на потолке своей спальни. — А у Гермионы есть.

— Хм-м.

— Я не буду притворяться, что знаю, на что ты намекаешь.

— Что нам нужно помыться и вернуться в Хогсмид, разумеется. Если это критическая ситуация, авроры из Лондона отправят Патронус с сообщением, и оно придёт быстрее совы. Они скоро начнут собирать всех обратно. Ни одному студенту не захочется остаться за воротами в период ограничительных мер замка. Даже старосте школы.

— Хорошо. Я встаю, — Том простонал и, оттолкнувшись, сел на колени. — Я думал, что Круциатус будет хуже.

— Они, наверное, не наложили его так сильно, как могли бы, — выдвинул теорию Нотт. — Старшие авроры получают особое разрешение на использование Непростительных в соответствующих случаях, хотя они не любят говорить об этом, потому что это подтверждает нелестные слухи о том, что личности со связями следуют иному набору правил, чем все остальные. А это, между прочим, не слух, а факт. Но даже ослабленная версия Круциатуса не предназначена для того, чтобы от неё вот так просто отмахнуться.

— Бывало и хуже. Помнишь канун Нового года в прошлом году, который ты провёл в приёмной Святого Мунго? — Том хрипло рассмеялся. — Полагаю, я могу сказать, что живу для того, чтобы разочаровываться.

Нотт бросил на него озадаченный взгляд:

— Риддл, по-моему, ты самый далёкий от нормального волшебника человек, с которым я когда-либо сталкивался.

— Спасибо за комплимент, Нотт, — благодушно сказал Том. — Думаю, из тебя получился вполне подходящий приспешник.

День был в самом разгаре, когда они закончили мыться в ванной Тома, будучи зная, что чистящее заклинание могло смыть грязь с кожи и мантии, но оно мало что делало с отличительным запахом физических выделений молодого человека, который цеплялся к телу и волшебников, и маглов. (Нотт проинформировал его, что его собственная ведьма-мать считала этот запах непристойным. Это подтвердило предположение Тома, что, несмотря на то, что он слышал ребёнком, естественные отправления богатых были не лучше, чем у бедного сироты — они просто лучше их скрывали).

Аппарировав в тени за сараем для коз в «Кабаньей голове», Нотт бросил Тому флакон обезболивающего из его шкатулки с зельями.

Том сломал печать и втянул содержимое, с облегчением вздохнув, когда жёсткость в спине начала ослабевать:

— В руководстве для авроров говорилось, что после воздействия проклятия дрожь будет продолжаться до суток. Я полагал, что смогу их подавить…

— Чем? — фыркнул Нотт, заглянул в кормушку и тут же пригнулся к стене. — Простой силой воли? Берегись, над нами летают авроры на мётлах. Кажется, они загоняют всех пораньше, должно быть, уже получили сообщение из Лондона.

— Сила воли сработала для самого проклятья, нет? Я предположил, потому что боль была лишь иллюзией разума, не настоящей пыткой, а грамотно упорядоченный разум мог бы, хм-м, свести на нет уровни боли, — сказал Том. — Ну, нам нужно убедиться, что нас кто-то увидел с остальными, возвращающимися в замок. Пока не наступит подходящий момент, никто не должен подозревать, что мы не были там, где должны были находиться.

— Только лишь потому, что это конструкция разума, это не делает её менее реальной, — сказал Нотт, в недоумении глядя на объяснения Тома. — Остальные сказали мне, что проведут день в «Кабаньей голове». Мы должны присоединиться к ним внутри. Тогда они смогут честно заявить, что были с нами в Хогсмиде, если кто-нибудь спросит. Мы будем двумя невинными студентами, слишком занятыми выпивкой с друзьями, чтобы отправиться в Лондон.