Огонь и сталь
Шрифт:
— А ну, стой! — грозный девичий голосок едва пробился сквозь хрустальную броню печали Цицерона. Хранитель шмыгнул носом, вытирая лицо рукавом и размазывая остатки грима. Невысокая белокурая нордочка, целясь в Хранителя из деревянного лука, злобно скалилась. Меховая броня практически не скрывала ее ладной фигурки, темные глаза были презрительно сощурены. На мгновение имперцу показалось, что перед ним Деметра, но нет. Разбойница зябко ежилась на пронизывающем ветре, ее руки дрожали, но была настроена весьма решительно. Краем глаза Цицерон успел заметить еще нескольких головорезов. Нервное хихиканье вновь сорвалось с его губ.
— Девочка денежек хочет немножко, шипит на меня словно снежная кошка, — фальцетом пропел мужчина, приплясывая на месте. Лицо бандитки, раскрасневшееся от мороза, недоуменно вытянулось. — И целится
— Что, небось, вставить мне хочешь?! — завопила она. — только попробуй! Я тебя найду и херец твой с корнем вырву!
Цицерон молчит. Деметра награждала его более яркими словами тогда близ Солитьюда. Одинокий Цицерон… один, совсем один. Он и эта северянка, посмевшая быть похожей на его Слышащую… мужчина схватил разбойницу за руки и, заведя их ей за голову, пронзил запястья насквозь эбонитовым клинком, вонзая лезвие глубоко в снег и промерзлую землю. Девушка закричала и захлебнулась криком, когда шут грубо заткнул ей рот полами ее же юбки. Кровь хлестала из перерезанных вен, белые от ужаса и боли глаза метались из стороны в сторону. Деметра бы не боялась… Деметра? Слышащая… Слышащей рядом нет… здесь только ветер и Цицерон… одинокий Цицерон…
Руки, горячие и липкие от крови, скользят по обнаженному девичьему телу, украшая мертвенно–бледную кожу алыми разводами. Бандитка протестующе мычит и уже лишь слабо трепыхается, ослабевшая от страха, боли, холода и потери крови. Но не то. Все совсем не так! Цицерон резко вынимает кинжал. Темно-багровая кровь брызгает фонтаном, разбойница изгибается всем телом, будто от наслаждения, и клинок вонзается в ее грудь. Острый, острый, режет, рассекает, ломает!.. шут снова и снова пронзает блондинку, и раскаленная кровь смешивается с его слезами.
— Прости… прости, Слышащая… я не хотел… не хочу?.. не хочу!.. — его рыдания теряются в предгорье. Мародерка уже мертва, но все продолжает терзать ее тело. Плечи шута мелко вздрагивают, капли крови кажутся черными на искристо–белом снегу. И лишь нахохлившийся ворон, сидящий на ветке сосны, смотрит на него блестящим черным глазом.
========== GRON LahNay (Связь жизни) ==========
Ярл Солитьюда после смерти мужа редко бывала рада гостям и приемам. Не было сил лицемерно улыбаться и делать вид, что все замечательно. Если же генерал Туллий и офицеры отдавали дань уважения своим присутствием, то все разговоры неизменно велись о будущей победе Империи и подавлении восстания. Элисиф уже наизусть выучила все их возможные атаки и маневры и подозревала, что при случае она и сама сможет повести солдат в бой. Но сегодня, слава Девятерым, военные не пришли, и ярл попыталась получить удовольствие от ужина. Любимое вино с хаммерфелскими пряностями наполнило кубок, любимый сыр с плесенью утром прибыл на корабле из Сиродила, и сразу несколько бардов услаждали слух гостей, но стоило Элисиф только взглянуть на своего тана и ее мужа, как горечь вновь нахлынула на нее и утомила крохотные едва разгоревшийся огонек веселья в своем бездонном зеве. Не гоже завидовать чужому счастью и роптать на богов, но… как остра боль от того, что она так юна, а ее муж уже пирует в чертогах Совнгарда. Довакин и один из танов Солитьюда, Деметра, заливисто смеялась над какой–то шуткой своего супруга, мага из Коллегии. Они даже пили из одной чаши, и маг то и дело подкладывал в тарелку бретонки самые лакомые куски. Серо–голубые глаза ярла Солитьюда сузились. Кое–кто из придворных льстецов говорил, что Драконорожденная даже красивее Элисиф… только дурак может
говорить такое, но дураков нынче много. Ярл глотнула вина, отдающего маслом и кислятиной. В платье из темно–серого, как зимнее море, бархата, с белокурыми волосами, убранными под золотую сетку с аметистами эта магесса действительно прекрасна. Элисиф нервно поерзала на троне, чувствуя, как в сердце гроздьями пышных цветов распускаются зависть и ревность, и тут же устыдилась этого. Довакин многое сделала для ее города, но… решительно поднявшись, вдова короля Торуга хлопнула в ладоши. Музыка и разговоры мгновенно смолкли, все взоры обратились на нее.— Ярл желает потанцевать, — объявила она, с легкой улыбкой глядя на колдуна–северянина. Но не успела ярл сделать и шагу, как ее тут же окружили кавалеры — Меларан, Фолк, Болгейр… девушка со вздохом приняла руку своего хускарла, бросив печальный взгляд в сторону Онмунда, закружившего в танце Довакин. Да, она связана брачными обетами с почившим мужем, и Торуг жив в ее сердце… но ведь даже ярлу иногда хочется потанцевать с тем, при виде кого у нее сладко щемит в груди.
***
Покои, пусть и небольшие, но, несомненно, куда предпочтительнее комнаты в таверне и продавленной койки, на которой Акатош знает кто терся. Деметра с наслаждением скинула узкое в груди платье и упала на пуховую перину.
— До чего скучный прием, — девушка потянулась, — мне пришлось добрые пол часа выслушивать разглагольствования Огнебородого о Королеве–Волчице. Кто бы мог подумать, что от одной черепушки в тиаре будет столько шума, верно?
— Смысл не в костях, душа моя, а в тех, кому они принадлежали, — не говорить же жене, что в детстве бабка пугала Онмунда и его братьев рассказами о королеве Потеме. И сторожевую суку их так же звали. Ох, и злющая была псина. — Королева настолько жаждала власти, что просто не могла упокоиться с миром.
— Все проблемы от этих Септимов, — Довакин перевернулась на живот, задумчиво глядя на пляшущее в очаге пламя. Один заказ на императора и его кузину чего стоил.
— А как же Тайбер Септим? — северянин опустился на постель рядом с Деметрой. — Он же причислен к лику богов.
— А как же гражданская война? — девушка тряхнула золотистыми локонами. — Из–за Конкордата дороги постоянно патрулируются альтмерами, всюду сующими свой нос! Не все ли равно, кто во что верит и кто кому поклоняется?
— Что на счет даэдрапоклонников? — меньше всего сейчас мужчине хотелось говорить о богах, альтмерах и восстании. Всего этого он уже вдоволь наслушался на званом ужине в Синем дворце. — Это же демоны! А некоторые люди и меры поклоняются им с таким рвением…
— Не все! Меридия и Азура, например, не считаются однозначно злыми, — магесса сморщила носик. — Все, мне надоело. Эти разговоры потеряли свою притягательность после сегодняшнего вечера. Осталось лишь поболтать о драконах, что бы мой сон сегодня был крепким.
— Ну… я знаю другой способ тебя усыпить, — маг мимолетно поцеловал ее плечо. Бретонка хихикнула и подалась к нему. Стук капель дождя по крыше и окнам, молящий впустить в покои тана холод и пронизывающий морской ветер, глухим эхом отдавалось в стенах Синего дворца. Деметра села на колени к мужу, обвив ногами его за пояс, руки вампирши крыльями легли на его плечи. Война, драконы, скучные до зубной боли советники и щедро приправленная безумием любовь Цицерона растворились в шепоте дождя и уютном потрескиванье поленьев в камине. Довакин толкнула мужа на перину, когда тихий, на грани слуха, хруст пробежался холодком по спине девушки. Неужели злокрысы завелись? Вновь треск, уже несколько громче. Деметра обернулась, резко, так что волосы хлестнули ее по лицу. Шум шел из угла комнаты, за шкафом. Там валялась простая холщовая сумка, которую эльфийка прихватила на борту «Черной крови». Глаза Слышащей заискрились расплавленным серебром.
— Деметра, в чем дело? — обеспокоенный голос Онмунда показался далеким. Обнаженная, бретонка соскользнула с постели и подошла к суме, в которой уже что–то шевелилось. Маг наблюдал за ней с нескрываемым удивлением. — Что–то не так?
Блондинка неопределенно качнула головой. Ворс медвежьей шкуры, лежащей на полу, щекотал ее босые ступни. Сумка тем временем шевелилась уже куда резвее. Она завалилась на бок, внутри нее что–то громко хрустнуло, и из складок материи и потертой кожи на свет показалась крошечная чешуйчатая когтистая лапка. Магичка вскрикнула от удивления.