Ох уж эти штуковины!

– Что ты несёшь? – металлически-жёлтые глаза зыркнули свирепо. – Её от тебя самого спасать надо. А у меня… транслятор вот не работает… Домой не вернуться теперь… – в его голосе звучала обида, казалось, что ещё чуть – и польются слёзы.

– Домой он не вернётся, надо же… – саркастически сказал я. – Маринка же человек. Ты сейчас своей хренью устроил выплеск жёсткого гутуатрийного излучения – такой, знаешь, особой радиации, – пояснил уже для Маринки, чтобы она поняла глубину гоблинского коварства. – У нас законы миров разные, идиот. Ты убил её, Маринку. Она теперь не сможет тут жить.

Он изумился. Ну, то есть его лицо стало перепуганным, а челюсть задрожала.

– Я не знал, – промямлил он. – И что… Что теперь делать?

– У тебя времени только до одиннадцатого ноября, – я перевёл взгляд на Маринку. – Так устроено сопряжение миров. Два с половиной месяца на то, чтобы придумать, как попасть на другую Землю. Здесь тебе кранты.

Если межмировую вспышку не засекли другие существа – не Санькины спасатели, а совсем даже наоборот. Тогда кранты придут ещё раньше.

– Я всё равно решила отправиться с ним, – девушка побледнела, сжала губы, в её «ромашковых» глазах читалась суровость, словно я её враг и это я подстроил скорую смерть. – И когда Саньку найдут, спасут, я…

– Так вы вместе? – не поверил я, внутри заворочалось что-то яростное. – И давно?

– Месяца два, – она вспыхнула и опустила глаза. Затем зыркнула из-под блестящей чёлки: – А ты-то, Родик, откуда всё это знаешь? И про устройство это, про радиацию, а?

– А он тоже «нелюдь», – зубы Саньки были мелкими и частыми. – Лунатик он.

Брови Маринки страдальчески изогнулись.

– У нас законы миров разные, – продолжал гоблин. – У вас Луна мёртвая, а на нашей живут диннэ, такие, как он, колдуны-лунатики. Девушек, например чаруют. Да, Родька, или как там тебя?

Он знал, я не назову врагу своего истинного имени, так же, как и он не назовёт своего мне.

Маринка задышала часто, отпустила руку ухмыляющегося Саньки и отступила.

– Так ты тоже мне врал?.. – спросила она тоненько у меня.

– Нет, – ответил Санёк. – Эти никогда не врут. Эти могут просто чего-то не сказать.

– Это же бред, – прошептала девушка. – Сначала твой парень оказывается… пришельцем, ну вроде как. Потом друг – как ты говоришь – колдуном из другого мира, а завтра окажется, что Тамара Львовна, физичка, по ночам превращается в дракона и летает над домами двоечников.

– Нет, Тамара Львовна точно не дракон, – вздохнул я. – Она хуже. Она варит цветы из мыла. Но ты права, это бред. Подружиться с местным, чтобы обнаружить, что он – мерзость, гоблин.

– Никакая он не мерзость! – вспыхнула Маринка и снова схватила псевдо-Саньку за руку. – И нас обязательно спасут! Родь, раз ты колдун, то можешь нас отправить на ту сторону? Пожалуйста.

– Нет, – сказал я.

В грудной клетке вздымалось и опадало пламя. Мои глаза менялись. Я прикрыл их, концентрируясь. Так легко очароваться кем-то, похожим на тебя, решить, что можешь его понять, а он – ответить взаимностью. Я укротил пламя. Не стоит.

– Теперь ты и меня ненавидишь? – спросила в спину Маринка.

– Не в том дело, – поморщился я. – И даже не в том, что твой дружок хочет украсть секреты творчества. Умение слагать настоящие стихи или рисовать картины гоблинам нужно для того, чтобы освоить высокую магию и навредить диннэ, моему народу. Мы же враги. Но я просто не могу.

– Проклят, что ли? – понял недо-Санька. – Не можешь создать врата?

– А может, я не хочу давать тебе гейс. Он будет страшным. – Равновесие важно, компенсация за спасение врага и разрешение взять с собой смертную не будет простой.

– Я на всё готов! – выпятил грудь Санька. – Я согласен на любой проклятый гейс, чтобы вернуться домой и спасти Марину.

Я пожал плечами и пошёл прочь.

Надоели.

Тёплый вечерний ветер гладил лицо, пробирался под футболку. Колыхалась трава по обеим сторонам петляющей по лугу тропинки. Низко над горизонтом выплывало из дымки печальное лицо неживой луны. Я слышал, как сзади семенят эти два олуха и старался не обращать на них внимание.

– Эй, дяденька! – наперерез через луг бежала ватага мальчишек, впереди тот самый, вихрастый: – Мы нашли квадрокоптер, это же ваш?

В загорелых до бронзовости тонких руках вождь ватаги тащил искорёженный каркас и гирлянду лопастей. И где нашли?..

– Ой! – босые пятки ударили в пыль, и малец хлопнулся на зад прямо перед Санькой, на котором не было ни грамма маскировки.

Остальные ребята тоже затормозили. Кто-то рванул обратно к домам.

– Быстро валите! – сказал я, обращаясь сразу и к Саньке с Маринкой, и к ребятне. Пока ещё не случилось катастрофы, пока ещё никто не поверит очередному детскому мифу про бабайку или кого там сегодня боятся человеческие дети.

Сладкая парочка, теперь уже не стесняясь, схватилась за руки и побежала к кромке рощи.

Я шёл быстрым шагом и оглядывался на спешащих сюда мужичков с каким-то дрекольем. Можно попробовать обмануть их.

– Нет! – завидев приближающихся ко мне взрослых, Маринка закричала и помчалась обратно.

Я свирепо замахал на неё руками:

– Уходи!

Вот же идиоты. Мне вреда не будет, а вот их по лесу с прожекторами искать станут.

– Марина! – крикнул недо-Санька, колеблясь между желанием скрыться и стремлением спасти девушку. Он что-то пробормотал себе под нос и тоже побежал к нам.

– Я тебя не брошу, – девушка тронула меня за плечо. Её светлые глаза сверкали, над головами царапнула небо падающая звезда. – Прости меня, ты всё равно мой друг.

– Вот именно, – процедил я. – Друг.

Глаза жгло – я знал, что маскировка уходит, но девушку это, похоже, уже не пугало.

– Ты мог влюбить в себя Марину, ведь ты же диннэ, – безапелляционно заявил подоспевший и уже запыхавшийся Санёк, сразу уловив возникшее между мной и нею почти осязаемое нечто. – Тебе достаточно её поцеловать, чтобы она всегда любила только тебя.

– А я не хочу так, – огрызнулся я. И повернулся к подошедшим людям. Я молчал, за моей спиной молчали двое.

– Святый боже, – прохрипел подошедший, – это что за чупакабра?

– Не отпускай их, Семён, – сплюнул второй, до меня донёсся крепкий алкогольный дух. – У тебя тоже ребятишки есть, а тут черти в натуре.

Он неловким крестьянским движением рубанул топором наискосок, целя мне в грудь. Уйти с линии я не мог – позади ребята – потому отбил предплечьем топорище и второй рукой сломал нападающему локоть. Тот хрустнул, мужик взвыл.