Ох уж эти штуковины!
Шрифт:
Денис уперся ладонями в стол, будто пытался отодвинуть его вместе со мной, и замотал головой.
– Нет! Ты что? Я же говорил, что я без них не могу…
Я понял, что так ничего не выйдет. Приятель слишком крепко прирос к своему артефакту, как младенец к мамкиной сиське.
Пришлось врать.
– Ладно, Денис, ладно. На самом деле, мне грозит опасность. Большая. Я раскопал компромат на местного чинушу, и он теперь пытается меня достать. Материалы уже подготовлены к печати, и, как только они выйдут в тираж, ему несдобровать. Но до этого времени удар может прийти откуда угодно. Бандосов подошлет или шпану, не знаю. Может даже киллера. Вот
Можно было еще навернуть слезу, но актер из меня неважный. Вранье и так трещало по логическим швам. Что это за «бомба», для издания которой нужна целая неделя? Она была бы на первой полосе уже вчера! Но Денис, к счастью, подвоха не заметил.
Он долго-долго смотрел на свои пальцы, напряженно скрещенные на столе, а потом вздохнул и полез за отворот куртки. Было видно, с каким нежеланием однокашник это делает, не переставая укоризненно коситься на меня. Словно ожидал, что я передумаю. Но отступать от вранья мне было уже не с руки.
Сначала показалась длинная цепочка, а потом и сам золоченый кругляк выскочил из кармана и закачался маятником под его пятерней. После чего мягко опустился возле недопитой Денискиной стопки.
– Только на неделю. И это… Прогуляешься со мной до дома?
Дверь парадной скрипнула за спиной, когда я уже быстрым шагом пересекал улицу не оборачиваясь, будто Денис мог выпрыгнуть из окна и погнаться за мной с криком: «Я передумал!»
Конечно, он так не сделал. Хотя, уверен, провожал меня взглядом сквозь мутное окошко лестничной клетки.
Пальцы теребили заветный артефакт, и, лишь когда девятиэтажка Дениса скрылась за частоколом таких же «коробок», я открыл золотистую крышку.
Ничего примечательного я не узрел. Обычные старые часы, с потертым стеклом и слегка облезлыми римскими циферками. И стрелки с золоченым напылением, замершие на «без пятнадцати двенадцать».
По крайней мере, в этом Дениска не соврал. Однако с чего я взял, что остальная история не оказалась выдумкой?
И тут минутная стрелка поползла наверх: медленно, но уверенно.
Я ошалело уставился на нее и замер как вкопанный. Замерла и стрелка. Я сделал два шага назад – вспять поползла и она.
Оглядевшись, я не заметил никаких признаков опасности. Подворотни остались позади, из фасадов не торчали норовившие упасть кирпичи, а машин на дороге почти не было. На тротуаре валялся только мусор из опрокинутого контейнера, да и то в основном бумажный хлам без намека на битое стекло или железо.
Сделав глубокий вдох, я снова двинулся вперед. И стрелка, зараза, тоже рванула по делениям! Однако, повинуясь какому-то неожиданному порыву, я не стал останавливаться. И только когда золотистый кончик почти коснулся верхнего «икса», нервы не выдержали.
Громко матюгнувшись, я застыл с уже поднятой ногой. А ветер, нарезавший круги над асфальтом, неожиданно взметнул валявшийся на асфальте лист картона. Из-под которого, как пасть чудовища, дыхнул сыростью зев канализационного колодца. Сам люк лежал поодаль, и никаких предупреждающих знаков, конечно же, не было.
Пот выступил на спине, в голове зашумело от картинки «упущенной перспективы». И еще минута потребовалась, чтобы унять дрожь в руках. Едва пальцы успокоились, я вновь поднял часы, подставив их под неуверенный свет ближайшего фонаря.
На циферблате вновь было «без пятнадцати».
Книгу я исправил за пять дней. Ну, как исправил?
По сути, переписал ее заново. Да, от сна пришлось почти отказаться, а на работу – забить, сославшись на плохое самочувствие. Кофе лилось рекой, тонизирующие препараты стали сродни аскорбинке перед едой, а с сигаретным дымом не справлялось даже перманентно распахнутое окно.Зато персонажи наконец обрели жизнь. Мне удалось вдохнуть в них душу, и история, подстегнутая их сердцебиением, резко изменила направление. Она стала яркой, хлесткой, с крутыми поворотами и финалом, достичь которого способны только настоящие герои. А не тот их нелепый эскиз, который я понапрасну впихивал в сюжет раньше.
И все это благодаря часам Дениса.
Я прямо чувствовал, какая от них исходит мощь. Пальцы словно пробивали электрические иглы, едва я касался золотистой крышки. И ощущение этой неведомой, необъяснимой силы, что затаилась в корпусе антикварной безделушки, как и понимание, что сила эта касается тебя, окунало с головой в пьянящий творческий омут.
Уже дописав книгу, я заметил, что стрелка опять сдвинулась на минуту вперед. Но на сей раз я не удивился. Образ жизни за последние пять дней мог подорвать здоровье и слону, не говоря уже о моей не самой спортивной тушке. Так что последующие два дня я провел в любимом санатории, восстанавливая потревоженный баланс.
Стрелка после этого сразу вернулась на место. И даже – ненамного, всего на секунду-другую – отползла от своей «базовой» отметки назад.
Вот тогда я понял то, до чего не допер Дениска: часы могут не только уберегать от грядущей опасности, но и работать в обратном направлении – указывая, как надо жить, чтобы увеличить срок этой самой жизни.
Понял я тогда и то, что отдавать сей «гаджет» не собираюсь.
Денис позвонил ранним вечером седьмого дня. Я пробормотал что-то максимально невразумительное с ключевой фразой: «давай попозже». На второй и последующие звонки я уже не отвечал. Смски поначалу открывал, но позже и их стал смахивать, едва те возникали на экране. «Саша, ответь!», «Пожалуйста, отдай!» и «Ты же обещал!» улетали в корзину, пока я наконец не додумался заблокировать его номер. А потом, для надежности, сменить и свой.
К тому же, несмотря на определенный уровень доверия в наших беседах, я никогда не заходил в откровенности так далеко, чтобы рассказывать, где живу и в какой конкретно газете работаю. Да, со своим аналитическим умом Денис мог нарыть мою фамилию и в Интернете. Но к социальным сетям я слабости не питал, на форумах сидел под дикими псевдонимами, а из редакции ушел, едва в издательстве мне показали на мою рукопись большой палец.
Скажете, что я поступил по-свински? Да, пожалуй. Но я никогда и не клялся Денису в вечной дружбе. Собственно, друзьями мы вовсе и не были. И пусть это является слабым оправданием, вы бы точно сменили гнев на милость, если бы хоть пару секунд подержали эти часы в своих трясущихся от праведного негодования ладошках.
«Гаджет» реально завораживал. Его энергия была почти осязаема: она струилась по фалангам, стоило лишь прикоснуться к потертому стеклу. При этом душу наполняло чувство нестерпимого восторга, ощущение собственной неуязвимости и стойкое осознание того, что ключ от бессмертия где-то рядом.
Качнувшаяся назад стрелка будто сдернула завесу тайны и открыла глаза на то, как обставить сверстников на годы и десятилетия. И вдыхать воздух полной грудью, когда все они прилягут на покой под гранитными «одеялами».