Охота на охотника
Шрифт:
Поворачивается.
Пожимает плечиками.
Неказистая, пожалуй... именно, что неказистая, ничего-то в ней, если разобраться, и нет. Сама худенькая, едва ли не болезненная, одно острое плечико чуть выше другого. Ручки тонкие из рукавчиков выглядывают, и сама она глядится так, будто только-только из детской выглянуть дозволили.
Вот ножки поджала.
И распрямила.
Огляделась.
Помахала в воздухе. Улыбнулась своим каким-то мыслям.
Окликнуть?
Неудобно выйдет... или, наоборот? Он выбрался из кустов, в которых постыдно скрывался от внимания конкурсанток и выбывших из конкурса девиц, а также
– Доброго дня, - поздоровался он, тросточку за спину пряча. Надобно сказать, что тросточка ныне была наймоднейшая, сделанная в виде длиннющей, не иначе журавлиной, ноги, на которую по какой-то хитрой задумке водрузили слоновью голову. Была она в захвате неудобна, а еще огромные бивни того и гляди норовили за карман зацепиться.
– Доброго, - Дарья моргнула и порозовела.
– А вы...
– Гуляю. Не желаете ли со мной...
– Я...
– она окинула взглядом горку из камней.
– Не складываются. Я загадала, что если сложится, то все будет хорошо, а они... неровные.
– Это вы просто складывать не умеете, - Лешек подошел.
В узких штанах ходить было тяжело. Шажки приходилось делать коротенькие, да и все одно не отпускало ощущение, что того и гляди штаны треснут.
– А вы умеете?
Она слегка нахмурилась.
– А то... подержите, - он сунул ей слона с журавлиною лапой и взялся за камень. Сила отозвалась легко, и камень встал на камень, и следующий, и еще один.
Башенка вышла невысокой, но вполне устойчивой.
– Вы...
– Только никому не говорите, - Лешек прижал палец к губам.
– У вас свой дар, а у меня свой.
Она рассеянно кивнула и убрала прядку золотистых волос за ухо.
– А вы...
– Дарья, верно? И вас все время забывают, - Лешек не удержался, так щеки ее вспыхнули.
– Маменька на ярмарке, а папенька...
– Вы помните?!
Почему-то это прозвучало почти как обвинение.
– Виноват, - развел Лешек руками.
– Но если вам будет легче, то могу соврать, что нет...
Она покраснела еще сильней и кулачки стиснула. Мотнула упрямо головой и сказала:
– Врать нехорошо.
– Вот и я о том же... а вы что тут скучаете?
– Лешек предложил руку, и ее, после недолгого колебания, приняли.
– Просто... думаю о всяком... знаете... почему-то многие считают, что над нами издеваются...
– И вы?
– Нет... мне кажется, что Аглая права и в этом есть смысл. Хозяйка должна уметь принимать гостей... любых... и раз так, то нет ничего дурного в том, чтобы показать свое умение. И это не оскорбительно.
Она шла неспешно и трость по-прежнему держала, правда так, будто собиралась этой тросточкой кого-нибудь да огреть.
– Похвально, - одобрил Лешек.
Они шли по узенькой дорожке, по обе стороны которой поднимались стены розовых кустов. Порхали бабочки. Птички чирикали. И солнце припекало вовсе немилосердно. На крохотной шляпке Дарьи поблескивали серебряные ниточки, и смотрелось сие премило.
– А скажите, - не то, чтобы молчание утомило Лешека. Напротив, с нею и молчать оказалось на диво удобно.
– Как я выгляжу?
– Вы?
– Я.
Она замялась. На худеньком
личике читалось явное сомнение.– Вы... вы хорошо, - вздохнула Дарья, сдаваясь в борьбе с собою же.
– А вот костюм не очень. Он какой-то слишком...
– Тесный?
– Лешек повел плечами, чувствуя, как похрустывает ткань.
– И золотой... чересчур.
Глава 10
Глава 10
Князя они все же отыскали. Был тот в собственных покоях, возлежал на постели, окруженный сомнительного вида девицами, которые Лизаветиному появлению не обрадовались. К чести, следовало отметить, что не обрадовались они не только Лизавете, но всем гостям, нарушавшим покой больного. И более того, одну Лизавету вряд ли б вовсе на порог пустили, Таровицкую вот тоже задержать пытались, но она рученькой махнула, ноженькой топнула и сказала, что за грубость всенепременно папеньке пожалуется. А Одовецкая вовсе потребовала проводить ее к больному.
Она ж целительница.
А Лизавета уже при них, стало быть.
Как бы то ни было, охрана их пропустила, лакей, протиравший ломберный столик ветошью вовсе сделал вид, что посторонних не замечает, а больше в княжеских покоях никого не было. То есть, кроме самого князя и девиц.
Трех.
– Что здесь делают посторонние?
– поинтересовалась одна, щупавшая князю лоб. Причем этак весьма по-хозяйски щупавшая, будто бы это был ее личный лоб и личный князь.
Девице захотелось вцепиться в волосы.
– Мы не посторонние, - Авдотья огляделась.
– Мы с визитом.
– Князь не принимает, - заявила другая, светловолосая.
И главное, волосы завитые.
Уложены.
Глаза блестят.
Губы бантиком и алою помадой подкрашены. А вид нахальный-пренахальный. Третья и вовсе руки в боки уперла, ноженькой топнула и велела:
– Убирайтесь, пока я стражу не вызвала...
– Сама убирайся, - велела ей Одовецкая, отстраняя старшую.
– Что вы тут наворотили? Кто сочетает заклятье успокоительное с регенерирующим? Это же чему вас учили...
То есть, вот эти девицы - целительницы?
– А еще эфир добавили...
– Одовецкая наклонилась и понюхала князя.
– Господи, дай мне силы... я сейчас бабушку позову, пусть посмотрит, чему ныне целителей учат...
Девицы переглянулись.
Одна плечиком повела, вторая фыркнула... третья лишь глаза закатила...
– Ее давно в университет звали...
– Одовецкая что-то рисовала в изголовье пальчиком, - но она все отказывалась. Нет, это надо додуматься, после нервного потрясения в глубокий сон погружать. Да вы понимаете, что он из этого сна может не очнуться! Если еще и сонным настоем накачали... вы его убить хотели?
– Сильно умная, да?
– поинтересовалась старшая, впрочем, голосу ее не хватало решительности.
– Умнее некоторых, - Таровицкая подошла к постели и, ткнув в князя пальцем, спросила: - Так он что, спит?
– Спит, - подтвердила Одовецкая.
– И долго спать будет?
– Понятия не имею. Они на нем все снотворные заклятья перепробовали. Там все так смешалось, что... боюсь, бабушку все же придется звать. Сами мы его не разбудим.
– Нам...
– темненькая сглотнула.
– Нам велено было сделать так, чтобы он успокоился и мы...