Охота на охотника
Шрифт:
– А вы еще здесь?
– Вольтеровский обратил внимание на Лизавету.
– Вам что было сказано? Я недоволен... если вы не желаете провалить этот свой конкурс...
...Лизавета провалила бы его с преогромным удовольствием, но она вымучила из себя улыбку и произнесла:
– Конечно... я посмотрю, что можно будет сделать...
– И багаж!
– крикнул вслед Вольтеровский.
– Не позабудьте о багаже! Его должны были доставить, но лакеи идиоты...
...дальше она слушать не стала.
Сбежала.
Пусть позорно, недостойно и... она прижалась к стене, переводя дыхание. Сердце колотилось, что безумное, а еще хотелось
Да что он себе...
И не только себе... и вообще...
Она перевела дыхание. Надобно успокоиться, взять себя в руки и... и присмотреться еще пристальней. Жаль, конечно, что прислугу во дворец не пустят. Прислуга как правило многое знает о хозяйских привычках.
– Прячешься?
– тихо спросили, и Лизавета подпрыгнула, обернулась.
– От кого сбежала?
Димитрий оправил дрянной пиджачишко, который и сам, скроенный криво, всю его фигуру делал какою-то скособоченной.
– А ты?
– Лизавета разом вдруг успокоилась.
– От совести, пожалуй.
– И как успехи?
Он пожал плечами, мол, не слишком-то хороши.
– Тебе бы отдохнуть, - произнесла она с упреком.
– Вчера вон умирал, а сегодня...
– Я живучий.
– Ага...
Димитрий предложил руку, а она не стала отказываться. Со стороны пара их, должно быть, гляделась презабавною... и слухи пойдут... и скажут, что Лизавета нашла себе жениха под стать, никчемного оборванца, который...
Глупости.
Пусть говорят.
Уже недолго осталось. Закончится конкурс и не только он, и Господь не попустит беде случится, а значит, закончится все хорошо. И будет празднество... после побед всегда празднества устраивают торжественные. Навойскому дадут медаль или даже орден, или еще что-нибудь, а Лизавета вернется домой, в тихую тетушкину квартирку. Она уберет в шкаф наряд от Ламановой, чтобы не мозолили глаза и сердце, не мучили ненужными воспоминаниями. Или не уберет, но сестрам отдаст. В Университете по одежке встречают, а стало быть, приличный гардероб будет нужен.
Сама же Лизавета обойдется.
Заживет прежнею жизнью, разве что сделается та поспокойнее... может, издаст статейку или две... про того же Вольтеровского если найдет, о чем писать. А она найдет, всегда же находила.
– О чем вздыхаешь?
– поинтересовался Навойский, увлекая Лизавету вглубь зеленого лабиринта. Припекало солнышко, а шляпка осталась где-то в комнатах, и вид без шляпки как есть неприличный, впрочем, компания ее тоже далека от идеальной, а стало быть слухов не избежать. Лизавета была далека от мысли, что прогулка эта останется незамеченной, пусть парк и казался пустым, но кто-то что-то да увидит...
– Просто... о жизни.
– Гость?
– Димитрий шагал неспешно, и гравий похрустывал под его ногами.
– Гость, - согласилась Лизавета.
Снять бы эти уродливые очки с него... и волосы прилизанные, смазанные маслом столь густо, что казались они жирными, взъерошить.
И...
– Да, - согласился он.
– От гостей порой одни хлопоты... если будет сильно донимать, говори. Арестую.
– За что?
Навойский пожал плечами:
– Не важно... посидит ночь в подземельях, образумится... ты не представляешь, насколько благотворно подземелья влияют на разум человеческий. Разом как-то оно...
Он щелкнул пальцами, и с куста сорвалась красногрудая птичка, зачирикала громко, возмущенно.
А Навойский вдруг остановился, потянул за собой и Лизавета провалилась во влажную колючую стену.– Тише, - шепнули ей.
– А то услышат...
– Кто?
Шепотом же спросила Лизавета, чувствуя себя на редкость глупо.
– Не знаю. Главное, что услышат и...
...он не собирался целовать рыжую.
Помилуйте, это было бы совершеннейшею глупостью, а он и без того их изрядно натворил в свое время. И вообще мысли Навойского были заняты всецело делом и браслетом змеиным, а еще старухой, которую-таки доставили, но она, не иначе как из старческой вредности, лишилась чувств, да так и лежала в отведенных ей покоях. Целители утверждали, что обморок этот непритворен, что проклятье кровное почти выело душу несчастной, и лучшее, что можно сделать в нынешней ситуации, позволить ей умереть.
Или вот морфия еще дать можно.
Морфий, как известно, ни при одной болезни лишним не будет.
Димитрий и шел, чтобы самолично убедиться, что старуха не притворяется, но наткнулся на рыжую, которая пряталась в каком-то углу, будто позабыв, что их просили не гулять в одиночестве. Сперва Димитрий разозлился даже, но рыжая гляделать такою несчастной.
А он устал.
И... старуха, небось, никуда не денется. И морфию ей дадут, несмотря на все Димитрия возмущение, ибо целители славятся своим своевольством. И браслет не вспомнится. Остальное... сделано, что можно, а рыжая одна.
И к стенке жмется.
И лицо у нее такое... но все равно, целовать ее Димитрий не собирался, просто выгулять.
На свежем воздухе.
Матушка его покойная, пока жива была, искренне полагала этот самый воздух лучшим из лекарств, так ему ли спорить? И он не спорил, просто, шел, глядел на нее, серьезную, задумчивую. Вот носик сморщила. Нахмурилась. И тут же поспешно успокоилась, улыбнулась... улыбка у нее хорошая, ясная.
...а на носу пыльное пятнышко.
Любопытный этот нос, лезет, куда не просят... волосы рыжие, только по-разному, на самой макушке темные, что медь, а концах пряди выгоревшие светлеют.
И удержаться, не потрогать, невозможно.
И пахнет от нее чернилами, краской темной, а еще самую малость - свежим ветром.
...ей пойдет белое легкое платье. И зонт всенепременно, на водах без зонта появляться неприлично... Димитрий лодку купит.
С веслами чтобы.
И на весла сядет. А она будет зонт держать, укрываясь от яркого солнца, и морщить носик, и смеяться, и быть может, брызгаться водой.
Но целовать ее Димитрий все равно не собирался. Само как-то получилось... в кустах... в тайном завитке лабиринту, про который знали немногие. Димитрий вот знал, случалось здесь прятаться.
– Что вы делаете?
– строго спросила рыжая, только глаза все одно сияли.
– Это... это...
– Неприлично?
– И неприлично тоже...
Губы у нее были мягкие. И... какая разница, если никто не видит. В конце концов, и Димитрий имеет право быть немножечко счастливым.
Глава 18
Глава 18
...ее императорское Величество разбирали спутавшиеся пряди. За ночь волосы вдруг потяжелели, сделались темны, ломки. Они царапали ладонь и звенели, стоило прикоснуться гребнем...