Охота на охотника

– Пусть идут.

– Пусть, - рыжая позволила усадить себя в кресло, а вот пиджак не отдала, поэтому Димитрий просто накинул плед поверх. А она сняла туфли и забралась в кресло с ногами, укуталась в плед так, что лишь любопытный нос торчал. И рыжие прядки.
– Я... я никого никогда не убивала. Я не хотела убивать. Просто, чтобы она замолчала... думала, если ей будет больно, она не сможет... не сосредоточится... я...

– Ты все сделала правильно.

– Нож взяла и...

– И хорошо, что взяла, -- Димитрий провел рукой по всклоченным ее волосам.
– И правильно. Я лучше ее похороню, чем тебя...

...только допросит сначала, благо, некромант передумал помирать, а стало быть, при толике везения Димитрий получит ответы на кое-какие вопросы...

Рыжая всхлипнула.

И разревелась.

Она плакала так искренне, самозабвенно, что Димитрий просто не смог остаться в стороне. Она была теплою и мягкой, и пахла башней, а еще немного кровью, но это временно.

И обнимать ее нравилось.

И то, как сама она прижимается к нему, будто ищет защиты. И вообще... и когда она все-таки успокоилась, Димитрий сказал:

– А отдохнуть тебе в самом деле не мешает.

Сонное заклятье, легкое, такое плетут для детей, легонько коснулось бледной кожи. Димитрий поднял девушку, на секунду задумался: совесть требовала отнести рыжую в ее покои, но здравый смысл подсказывал, что там будет не безопасно.

А потому...

Слухи?

Пускай попробуют. И на слухи управа найдется. А Димитрию будет спокойней.

...она ждала в парке.

Сидела.

Вставала. Начинала ходить по тропинке, впрочем, быстро останавливалась, будто устав. И вновь садилась на самый край изящной лавочки. Поставленная в тени розового куста та была почти незаметна со стороны.

Она ждала.

И терзалась, почти решалась уйти, однако продолжала цепляться за робкую надежду, что все будет иначе. Она...

– Хватит, - сказала она, ощутив присутствие за спиной.
– С меня хватит... я не хочу больше.

Шеи коснулись холодные пальцы. И незнакомый - всегда-то он играл с нею - голос спросил:

– А с чего ты решила, будто твои желания что-то значат?

– Ни с чего, - она отстранилась.
– Я... я разрываю договор.

– Это не в твоих силах.

– Я его не заключала!

– И что?

Ему нравилось играть с ней, глупой девочкой, которой позволили поверить, будто она что-то значит. А на деле...

– Ты все равно меня убьешь. Потом. Позже. Когда я стану не нужна, - она старалась говорить спокойно, но голос все равно предательски дрожал.
– Тебе был нужен лишь мой дар, верно? Слушать. Искать... находить тех, кто...

Пальцы скользили по шее.

Вверх.

И вниз.

Они задержались возле уха, и дышать стало тяжело. Воздух сгустился, облепил ее, став плотным, как вода...

– Хватит, - попросила она, но ее вновь не услышали. Ему нравилось играть.

Всегда нравилось.

– Ты... ты хотел знать, что здесь происходит... и я знала... я рассказывала тебе обо всем... я не думала, зачем тебе это... зачем бредни Кульжицкой... или нелепая влюбленность той другой девочки... или... Цветана... я просто делала, что мне говорят.

– И умница.

Когда перед глазами потемнело, воздух вернулся, вернее ей позволили дышать. Пока. Она ведь была еще нужна.

– Я сумела приблизиться к нему... и... у меня получилось. Он даже меня запомнил!

– Какое достижение!

– Ты собираешься убить его... я не хочу в этом участвовать. Только не в этом!

Молчание.

– Я... я пришла сказать, что... ты можешь убить меня. Прямо здесь и сейчас, но... я больше не буду тебе помогать! Я не хочу... и не стану.

– Дурочка.

– Какая есть, - огрызнулась девушка.
– Но ты... я не позволю больше запугивать меня. Я...

– Такая храбрая, но бестолковая дурочка... не позволишь? Хорошо. Значит, ты не испугаешься меня? Отлично. Мне бы не хотелось, чтобы моя будущая жена меня боялась. А еще не хотелось бы оставлять ее сиротой... мир так непредсказуем, так опасен...

Дарья стиснула кулачки.

Поддаваться нельзя.

Ни в коем случае.

– Мне будет грустно, если с родителями что-то случится... ты же не хочешь этого?

Нет.

Но с ними в любом случае что-то да случится. Мама не знает точно, но догадывается о многом, а молчать она не станет, даже ради него... и ради Дарьи. Папа... папа полагает, будто все в порядке, но это тоже иллюзия.

– Неужели не жаль их?

– Жаль, - рядом с ним тяжело находиться, и странно даже, как это прежде Дарья не замечала этой тяжести. Слепа была. Глуха... решила, будто вот она, любовь.

Или за нее решили.

С него бы сталось, тогда почему...

– И братьев не жаль? Они тебя так любят, так заботятся... переживают... готовы на все...
– он играет. И не кажется разозленным. И стало быть...

...все не так, как ей виделось прежде.

И быть может бунт этот ее нелепый тоже ему на руку?

– Не дрожи, - он отступил.
– Не трону. Все же нас слишком многое связывает. А что до прочего, то ни к чему я тебя принуждать не стану. Все, что нужно, ты уже сделала. Знаешь, змеи очень любят камни. Теплые. Редкие... ты у меня, если разобраться, еще та редкость. И плакать не стоит. Все у нас будет хорошо... у нас - будет.

Он коснулся волос губами, и это прикосновение, легкое, некогда заставлявшее сердце биться чаще, теперь показалось отвратительным.

– От тебя требуется немного. Быть искренней. Ты же у нас способна на этакую-то малость?

Дарья стиснула кулачки.

Она...

Она сбежит.

Сегодня же.

И отцу напишет. Расскажет обо всем. Он... он сильный и поймет. Поможет. Давно следовало бы рассказать, только она забывала. Это тоже часть дара, только чужого. Дарья вот терялась, а он умел делать так, что люди забывали о важном.

Или не важном.

Главное, сейчас он ушел и... и знает ли о побеге? Догадывается, наверное. Он хорошо изучил Дарью, как и всех прочих. И значит, понять, что она сделает, несложно... и не получится ли так, что именно побега от нее и ждут?

Или...

Она стиснула виски ладонями.

Плохо. И будет еще хуже. И... письмо до отца не дойдет. У него не так много друзей, но и тех, которые есть, хватит, чтобы об этакой мелочи позаботиться. За Дарьей тоже присмотрят, но она больше не боится... настолько ли не боится, чтобы не смолчать?