Охота на охотника
Шрифт:
Почему ту рану просто не зарастили?
Чтобы запомнила?
Голова болит. И в зале холодно. До того холодно, что зуб на зуб не попадает. А еще воздух сухо потрескивает.
Плохо.
Страшно. Страх вновь затапливает сознание.
...прятаться.
Огонь был. Жил. Шел. Он растекался по стенам, вгрызаясь в шелковые матушкины обои. Он играл с отцовскими записями, трогать которые Аглае было строго-настрого запрещено. Он поднимал листы, и кружил, кружил, пока те не превращались в пепел.
А пепел падал на бледное лицо отца.
И
Память?
Аглае говорили, что когда-нибудь воспоминания вернутся. И было дело, она ждала. Она пыталась. Она перепробовала не одно зелье, открыла не одну книгу, силясь ускорить это возвращение. А после отчаялась.
И успокоилась.
Сама себя убедила, что ничего-то в детской той памяти нет.
– Аглая...
– бабушкин голос доносится сквозь шепот пламени.
– Ее надо посадить куда-нибудь... это шок...
Подхватывают на руки.
Тогда тоже. Было страшно-страшно... и мама кричала на отца. Ее голос разбудил, хотя в последние ночи Аглая и без того спала на редкость тревожно. Нянюшка исчезла. Сперва, конечно, исчезли другие. Аглая слышала. Та, прошлая, маленькая, мало что понимала, а вот нынешняя холодно отметила.
...помощница кухарки. Невзрачная некрасивая женщина с пегими волосами. Она была глуповата, но добра. И когда Аглае случалось сбегать на кухню, угощала сладкой булкой.
...конюх.
Его она помнила слабо, разве что запах особый, хлеба и лошадей.
...старуха-ключница, склочная, сварливая, помнящая еще прежних хозяев.
Кто-то шепчется, что пропали дети.
...трое братьев, что забирались в сад и рвали яблоки. Аглае случалось играть с ними, и они ее не боялись, только обзывали барчучкой. И девчонка, дочь прачки, нагулянная невесть от кого.
...лица.
...много лиц.
Люди.
Выходят. Проходят. Глядят на Аглаю с немым упреком, будто она в чем виновата. В чем? Она запуталась. А огонь все ближе и ближе, от его жара Аглае дурно.
И страшно.
Она готова вцепиться в человека, который склонился над нею.
– Вот ты где... не надо, я тебя не обижу.
От этого человека тоже пахнет огнем и дымом, но этот запах не пугает. Напротив, Аглая прижимается, прячет лицо в складках одежды. А человек несет ее, и огонь, такой уже злой, ничуть не похожий на тот, игривый, живший в камине, расступается.
– Ничего... мы тебе построим новый дом... красивый... такой, чтоб и следа не осталось... это важно, чтобы не осталось и следа...
Он говорит, а огонь за спиной разгорается, и когда Аглая находит в себе силы оторваться от человека, заглянуть за его плечо, она видит лишь сплошную темную стену огня. Она слышит рев его и хруст дерева. И...
– Мама...
– Нет больше мамы, лисичка, - тяжелая ладонь ложится на голову.
– Так уж получилось, что я опоздал... ты ведь все видела, верно?
Видела.
Только...
что?Память играет. Память не вернется сразу. Может... может, оно и к лучшему? Ей говорили, что, вероятно, она сама не желает вспоминать. Тогда Аглае это казалось глупостью, теперь же...
Вдох.
И выдох.
И отрешиться от вереницы лиц, многие из которых ей не знакомы. Стало быть, дело не только в памяти. Где она?
Во дворце.
Сидит.
Прижалась спиной к леденющей стене. Этак и почки застудить недолго, впрочем, Аглая подозревала, что почки - наименьшая из ее проблем. Она стиснула кулаки и заставила себя проморгаться. Призраки... кружились, что воронье. Полупрозрачные, легкие, они то становились плотнее, будто обретали силу, то вновь отступали, почти исчезая.
Призраки кривили рты.
И кажется, что-то хотели сказать. Важное. Но дело не в этом... откуда взялись? Или, вспоминая свягу... они всегда были рядом? И не они ли виноваты в приступах того, всепоглощающего страха?
Пусть так.
Аглая заставила себя смотреть.
Паренек, чье лицо покрыто черными рытвинами язв.
И девушка с длинными русыми волосами, которые облезли с одной стороны. У нее язвы красноватые, отечные, совсем иного типа. А вот у этого мальчишки годов пяти с виду язв нет, но есть синюшные пятна, проступившие на коже. Гематомы?
Женщина, которую выворачивает желчью.
Мужчина с кровавой рвотой... разные симптомы, но должен быть в них смысл. Должен.
– Я не понимаю, - голос сиплый, и Аглая пытается встать. Ей помогают. И вместе с тем приходит ощущение тепла, спокойствия.
– Это бред...
Бабушка.
Она не видит? Если бы видела, она бы помогла... у нее опыт... а Аглая... она слишком молода, чтобы считать себя по-настоящему хорошим целителем.
– Нет...
– ей тяжело говорить, действительность будто расслаивается.
...эффект Кричевсткого.
В поле с высоким коэффициентом напряженности... что-то там с материализацией... декомпенсация... так... сосредоточиться.
Думать.
Это не память, это действительно призраки, которые привязались к Аглае. Почему? Когда? Хотя...
...снова язвы. Крупные гнойники, которые прямо на глазах лопают, выплескивая желто-зеленое содержимое. И человек кричит, от крика его у Аглаи перехватывает дыхание.
Спокойно.
Даже материализовавшись, призраки не способны причинить вред, если только...
...наследие...
Кровь.
– Бабушка, - у нее получается говорить, особенно, если вцепиться в эту вот руку, от которой знакомо пахнет гарью. И сила такая... родная почти.
– Чем они занимались?
Закрыть глаза, отрешаясь от вереницы лиц.
Заставить себя не думать о тех людях, которые умерли... когда-то давно умерли, когда Аглая была еще слишком мала, чтобы...
– Кто, дорогая?
Если стоять с закрытыми глазами, то призраки отступят. Недалеко. Они впервые за долгое время получили шанс достучаться.