Октавия

– Не думаю, что это очень удачная затея. Насколько я слышал, свободу в этом заведении понимают несколько однобоко.

Он дотянулся до столика и взял листок с эмблемой приготовительной школы, лежавший под толстыми биографиями.

– Что это?

– Послание от родительского комитета, - сказала Гэрриет.
– Они собирают деньги на новое здание и решили теперь устраивать вечера для родителей. Всего за три пятьдесят танцы, ужин и бокал вина. По-моему, ты должен сходить: вдруг тебя там ждет счастливая встреча?

– Спасибо, я уже дал зарок не пить и теперь не могу отступаться от своего слова.

Глава 14

Слово Кори сдержал. Он стал пить и курить гораздо меньше, и хотя в его комнате иногда допоздна звучала музыка, к полуночи он почти всегда укладывался в постель.

По вечерам, когда Гэрриет кормила перед сном Уильяма, Кори обычно спускался вниз. Вообще они теперь проводили много времени вместе - разговаривали, читали, слушали пластинки, обсуждали наброски к новому сценарию. Гэрриет нравилась работа, которую Кори ей поручил: кажется, впервые после Оксфорда ей пришлось работать головой, а не только руками. Она стала больше следить за собой: ей надоело откладывать каждый заработанный фунт на черный день, хотелось купить себе что-то новое сегодня.

Народу в “Доме на отшибе” прибавилось. Во-первых, из Ирландии прибыла наконец вороная кобыла по кличке Пифия - Кори пришел от нее в восторг и тут же начал готовить к скачкам; во-вторых, появился малыш Смолыш - ягненок с темно-коричневой, почти черной мордочкой. Его мать сгинула где-то на выпасе, и теперь Гэрриет вскармливала Смолыша из соски.

– Будто близнецы в доме, - заметил Кори, наблюдая, как Гэрриет разливает молоко в две бутылки - одну для Уильяма, другую для ягненка.

Однажды в понедельник, в конце марта, когда она готовила детям завтрак перед школой, в кухню вошел Кори. Видеть его в столь ранний час на ногах было непривычно.

– Я знаю, по-твоему, я худоват, но ты не находишь, что это уже слишком?
– Он бросил на стол выстиранные трусы.
– Это Джона, а не мои.

Гэрриет залилась краской.

– Извини, я нечаянно перепутала. Я собираюсь кормить детей. Хочешь тоже яйцо?

Кори брезгливо поморщился.

– Съешь, это полезно для здоровья, - сказала она.

– Ладно, уговорила.

Он сел и раскрыл газету. В кухню влетел взъерошенный Джон.

– Я не успел доделать задание по общей эрудиции, - размахивая тетрадкой, буркнул он. Один носок у него был натянут, другой болтался вокруг щиколотки.
– Кто такая была Флоренс Найтингейл?

– Лесбиянка, - сказал Кори, не поднимая головы.

– Как пишется?
– спросил Джон.

– Нет-нет, этого нельзя писать, - вмешалась Гэрриет.
– Напиши, что это была знаменитая сестра милосердия, которая ухаживала за ранеными солдатами во время Крымской войны.

– Все равно лесбиянка, - сказал Кори.

– Сделай мне бутерброды, - сказала Шатти.
– Каждый понедельник эта противная лапша с фаршем.

– Будешь есть, что дадут, - сказал Кори.

– Угадай: что такое, у чего попа всегда наверху?
– спросила Шатти.

– Честное слово, не знаю, - сказала Гэрриет.

– Ноги!
– Задрав подол, Шатти продемонстрировала свои красные трусики и залилась довольным смехом.

– Да не мешай ты!
– крикнул Джон.

– Я и так не могу сосредоточиться. Почему тюремный автомобиль называется “Черная Мария”?

– В честь одной негритянки, - сказал Кори.
– Она жила в Бостоне, была толстая-претолстая и помогала полицейским арестовывать пьяных солдат. Она держала публичный дом.

– Что такое публичный дом?
– спросил Джон.

– Напиши лучше: дом с дурной славой, - сказала Гэрриет.
– О Господи, хлеб уже пережарился! Она выхватила из духовки кусок жареного хлеба.

Разрезала его на три полоски и, сняв верхушки, раздала по одному яйцу Кори, Шатти и Джону.

– Стоят, как три солдата, - сказал Кори.
– Три стража здоровья. А верхушку с яйца мне уже сто лет никто не снимал.

– Привычка, - вспыхнув, пробормотала Гэрриет.

– Что значит “дом с дурной славой”?
– спросила Шатти.

***

Гэрриет отвезла в школу Джона, потом Шатти.

– Не забудь покормить Смолыша!
– крикнула Шатти и потерялась в шумной толпе подружек.

Возвращаясь от детской площадки к машине, Гэрриет обратила внимание на расстроенную чем-то женщину, которая тащила за собой троих неряшливо одетых ребятишек, а ее, на веревке вместо поводка, тащил большой лохматый пес. Гэрриет в умилении пощелкала языком, и пес вместе с хозяйкой рванулся к ней.

– Славная, славная псинка, - разулыбалась Гэрриет, когда черный в серых пятнах пес оперся лапами ей на плечи и начал лизать лицо.

– Смотреть на него не могу, сердце кровью обливается, - проворчала его хозяйка.
– Пойдем, Рекс.
– Она попыталась оттащить собаку, не очень, впрочем, настойчиво.

– А что случилось?
– спросила Гэрриет.

– Сейчас оставлю этих троих в школе и повезу сдавать его в собачий приемник. Дети захныкали.

– Никак не получается держать его дома, - пояснила женщина.
– Я работаю, а он, чуть только я за дверь, начинает жутко выть, и домовладелица сказала: все, чтобы больше его тут не было. Ничего, в приемнике ему подыщут других хозяев.

– Но ведь его могут и не взять, - забеспокоилась Гэрриет.
– Тогда через семь дней его просто усыпят. Ах, как жалко, что я не могу его взять…

Рекс тыкался мордой ей в лицо и размахивал лохматым хвостом.

– Какой он породы?
– спросила Гэрриет.

– Сеттер, кажется, - сказала хозяйка и поспешно добавила:

– Щеночек еще.

Сердце Гэрриет не выдержало.

– Постойте минутку здесь, - сказала она.
– Я схожу позвоню своему хозяину.

Кори уже сел за работу и не очень-то обрадовался звонку.

– Мистер Эрскин… то есть Кори. Тут, около школы… словом, тут совершенно бесподобный щенок.

– Ну?
– раздался в ответ бесстрастный голос Кори.

– Если ему не найдут хозяев, его придется усыпить. А он такой славный.

– Гэрриет, - вздохнул он.
– Тебе что, мало хлопот со всеми нами? Уильям, Шатти, Джон, я, Тритон со Смолышом… Мы еще ни одного котенка никому не пристроили, а ты уже тащишь в дом щенка? Так звони сразу в зоопарк, предложи им присылать к нам на каникулы всех зверей. Или в Баттерсийский дом собак - скажи, что мы всех берем.