Октавия

В восемь тридцать Ронни обеспокоенно вышагивал по гостиной.

– Не знаю, как к этому относился Эрскин, но я просто в растерянности, - пожаловался он Киту и Гэрриет.
– С ней никуда невозможно попасть вовремя. Мы сегодня ужинаем с друзьями моего отца. Ей-Богу, мне так неловко, что немолодым людям придется нас ждать.

– Лично я, - сказал Кит, хрустя картофельными чипсами, - посоветовал бы относиться к ней, как к десятилетнему избалованному мальчишке.

Вышел Кори и, не говоря ни слова, налил себе стакан виски.

– Как работа? Продвигается?
– спросил Кит.

Кори пожал плечами.

– Так себе. Сегодня я в основном вычеркивал написанное вчера. Очень полезное упражнение, укрепляет запястье.

– Какое такое упражнение укрепляет запястье?
– послышался певучий насмешливый голос, и в гостиную вошла Ноэль.

Кори резко втянул в себя воздух и окаменел. Ронни закашлялся над сигарой.

– Боже правый!
– сказал Кит.

Ноэль была в совершенно прозрачном черном платье. Лишь бедра отчасти прикрывало легкое облачко страусиных перьев, все же ее тело и роскошные полные груди жемчужно мерцали за легкой черной вуалью. Ее светлые волосы были зачесаны наверх; вокруг шеи, в ушах и на запястьях сверкали бриллианты. Словом, зрелище было просто ошеломляющее.

Кит Эрскин первый пришел в себя..

– Так это твой портрет я видел на днях на афише перед входом в “Раймонде ревю бар”? Не знал, что ты пошла работать в кабаре.

Ронни Акленд растерянно моргал.

– Ноэль, дорогая, мы едем к друзьям моего отца, они люди очень простые - ты уверена, что это то, что надо?..

Кит плеснул себе виски.

– По-моему, не стоит беспокоиться, - сказал он Ронни.
– Люди старшего поколения, кажется, убеждены, что актриса и должна выглядеть, как проститутка.

Ноэль плотно сжала губы.

– Ронни, будь добр, сходи за моей шубой.

Едва Ронни ушел, она обернулась к Кори, который все еще стоял неподвижно, как каменное изваяние.

– Ну, милый, как я тебе нравлюсь?
– тихо спросила она.

Кори подошел к ней ближе и медленно осмотрел ее с головы до пят. Гэрриет видела сбоку его сжатые кулаки и щеку, которая подергивалась от напряжения. Невыносимую тишину нарушало лишь тиканье старинных часов. Наконец он протянул к ней руку и сказал:

– Прощай, Ноэль.

– Ты не сможешь так со мной проститься, - медленно сказала она, и желтоватый блеск в ее глазах сделался ярче.

– Смогу. Смогу, - упрямо повторил он, словно убеждая в этом себя самого.

В гостиную уже спешил Ронни Акленд с шубой.

– Идем, дорогая.
– Он так торопился прикрыть голое тело Ноэли, что по дороге опрокинул маленький столик.
– Мы и так уже неприлично опоздали.

В прихожей ждали дети: Джон стоял молча, с неподвижно-восковым лицом, Шатти явно еле сдерживала слезы. Увидев мать, она метнулась к ней, и полы ее красного халатика разлетелись в стороны.

– Мамочка, не уходи, пожалуйста, не уходи!
– Обхватив обеими руками ноги Ноэль, она разрыдалась.

Ноэль попыталась мягко ее отстранить.

– Мне надо идти. Осторожнее, ты порвешь мне колготки.

– Мамочка, мамочка!
– горестно всхлипывала Шатти.
– Я не хочу, чтобы ты уходила. Когда ты вернешься?

– Пока не знаю, мой ангел. Веди себя хорошо.

С Кори Ноэль больше не разговаривала, но, уже садясь в “Роллс-Ройс”, она неожиданно обернулась к Гэрриет.

– Всего хорошего. Я обязательно расскажу Саймону, что видела вас.

Когда машина отъехала, Шатти заревела в голос.

– Тс-с!
– шептала Гэрриет, поднимая ее на руки.
– Не грусти, малышка, скоро вы опять увидитесь.

Кори, хлопнув дверью, прошел к себе в кабинет.

Как было бы хорошо, если бы утешить его было так же легко, как Шатти, думала Гэрриет.

Вскоре после Ноэли уехал и Кит, предварительно оставив Гэрриет свой лондонский адрес и телефон.

– Будут какие-нибудь проблемы - звони. Кори, конечно, тоже сейчас несладко, но ты тут так за всех болеешь, что, боюсь, в конечном итоге тебе придется хуже всех.

Ужинать Кори отказался, и Гэрриет, вконец вымотанная после долгого дня, решила лечь пораньше. Однако уснуть ей так и не удалось. Ворочаясь в постели, она снова и снова спрашивала себя, что она чувствует к Саймону, но образ Саймона почему-то все время расплывался, мысли возвращались к Кори и к тем мукам, которые ему приходится терпеть.

И почему я не могу влюбиться по-человечески, в того, кому нравлюсь сама?
– обреченно думала она.

***

Около полуночи разразилась гроза. Полыхали молнии, и тут же, без всякого перерыва, раздавался оглушительный грохот. Гэрриет вышла проверить, не проснулся ли кто из детей. И очень вовремя: из комнаты Джона доносились тихие всхлипывания.

Она вошла и включила свет.

– Ну что ты, заяц, это просто гроза, - говорила она, обнимая Джона. Вытянуть что-то из этого молчаливого ребенка было так трудно, что лишь через несколько минут она поняла: гроза тут ни при чем. Джон мучился и страдал из-за разрыва родителей.
– Я знаю, как тебе сейчас тяжело. А насчет слез ты не беспокойся: в таких случаях все плачут. И потом, до сих пор ведь ты держался как настоящий мужчина.

Джон шмыгнул носом.

– Ты правда так думаешь?

– Да. Ты похож на своего отца - он тоже настоящий мужчина.

– Тогда почему мама хочет выйти за этого противного Ронни? Почему она больше не любит папу? Он что, сделал что-то не так?

– Он все делал так, но иногда люди просто перестают любить друг друга. В школе ведь тоже так бывает: скажем, в прошлой четверти ты с кем-то дружил, а в этой даже не можешь понять, что ты в нем видел раньше.

Джона недоверчиво моргнул.

– Так это то же самое?

– В каком-то смысле, да. У меня так вышло с отцом Уильяма. Я так любила его - а он меня перестал. Просто перестал любить, и все - не потому, что я сделала что-то не так.

– А ты… никуда от нас не уйдешь?
– спросил Джон.

Гэрриет покачала головой.

– А может, тебе выйти замуж за папу, как Шатти сказала?
– оживился Джон.

– Но ведь он не хочет на мне жениться - так что в итоге может получиться то же самое. Жениться стоит, только если очень любишь.

На постель упала чья-то тень, и Гэрриет обернулась. Над ней стоял Кори.

– Привет, - сказал Джон.

– Пойду сделаю тебе горячего шоколада, чтобы ты уснул поскорее, - сказала Гэрриет и выскользнула из комнаты.