Октавия
Шрифт:
Сжимая его сухую горячую руку, Гэрриет молила Бога, чтобы эта ночь поскорее кончилась.
Глава 21
От слабого писка переносной рации в кармане у врача Гэрриет болезненно дергалась; гул машинки для натирания полов наждаком скреб по барабанным перепонкам. Проведя двадцать четыре часа в больничной палате без сна, она сама измучилась не меньше Джона, и теперь малейший шум, производимый струйкой воды или кондиционером, усиливался в ее мозгу тысячекратно.
Джона беспрерывно рвало, и в общем его состояние по сравнению
– Никто здесь не хочет мне помочь, - стонал он.
– Все только ждут, когда я умру!..
Гэрриет была на грани срыва. За сутки ей так и не удалось связаться ни с Кори, ни с Ноэль, и вдобавок она преисполнилась неприязни к новой сестре из дневной смены. Сестра Маддокс, рыжеволосая и довольно миловидная, держалась с надменностью первой ученицы. У меня в отделении, кроме вас, еще двадцать пять пациентов, всем своим видом как бы говорила она, так что не мешайте мне работать.
– У нас бывали случаи и посерьезнее, чем у вашего Джона, - заявила она авторитетным тоном, проверив его пульс.
– Я скоро умру, умру, умру, - монотонным голосом робота из телесериала повторял Джон.
– Возьми-ка себя в руки, - строго приказала сестра.
– Мы делаем все, чтобы тебе помочь.
Бросив взгляд за стеклянную перегородку, отделявшую палату от коридора, сестра вдруг принялась торопливо поправлять волосы и одергивать халат - вскоре стало ясно, почему. К палате приближался обход во главе с врачом, живущим при больнице, - доктором Уильямсом. Высокий брюнет с классическими чертами, он мог считаться красавцем даже по самым строгим меркам. Его серые глаза холодно поблескивали за толстыми стеклами очков в роговой оправе. Пока он осматривал Джона и изучал его медицинскую карту, сестра Маддокс стояла рядом и являла собой картину воплощенной исполнительности и преданного внимания.
Доктор Уильяме скользнул по Гэрриет равнодушным взглядом, заставив ее вспомнить, что у нее круги под глазами, грязные волосы и мятая блузка с пятнами пота.
– Организм пока все отторгает, - констатировал он.
– Возможно, придется ставить капельницу.
– Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы облегчить ему боль!
– взмолилась Гэрриет.
– Только после того, как выяснится ее природа, - скучающим голосом ответил доктор Уильяме.
– Пока что ему придется бороться с болезнью самостоятельно.
Когда обход двинулся дальше, Гэрриет тоже выбежала в коридор.
– Скажите, он не умрет?
– трепеща, спросила она.
– То есть, я хочу сказать, он серьезно болен?
– Да, болезнь серьезная, - сказал доктор Уильямс.
– Но мы пока не включаем его в список самых тяжелых пациентов.
Гэрриет отвернулась и пошла в туалет. Когда, наплакавшись, она снова вышла в коридор, доктор Уильяме разговаривал с сестрой Маддокс.
– Хорошо, Руфь, встретимся в восемь, - сказал он.
– Какой красавец, да?
– прошептала нянечка рядом с Гэрриет.
Да, подумала Гэрриет, и прекрасно понимает это сам.
***
Когда она вернулась в палату, Джон лежал с широко раскрытыми глазами и подвывал от боли.
– Все, все ушли, и ты тоже меня
бросила!.. Ты меня бросила! Где папа? Я хочу его видеть!Внезапно ее осенило. Надо позвонить Киту! Когда Джон в очередной раз забылся коротким сном, она побежала к телефону. Кит так долго не отвечал, что она уже собиралась повесить трубку.
– Ты спал?
– спросила она.
– Естественно, - ответил Кит.
– Что еще делать в обеденное время?
Говоря ему, что у Джона менингит и что она не может связаться ни с Кори, ни с Ноэль, она старалась быть спокойной, но, видно, в ее интонации все же прорывались истерические нотки.
– Послушай, Гэрриет, если не удастся найти Ноэль - беда не велика, все равно от нее толку как от козла молока; а вот Кори я обязательно разыщу. Если до завтра его не найду, то приеду сам. Не волнуйся так, Джон обязательно поправится. Нас, Эрскинов, голыми руками не возьмешь.
***
Проползли еще сутки. Ночью в половине второго Джон проснулся и пронзительно кричал - звал мать. Когда дежурная сестра в который раз завела волынку про то, что все идет правильно, вот минует кризис и больной пойдет на поправку, Гэрриет еле сдержалась, чтобы не накричать на нее.
Джон просыпался и в пять утра, и в семь. Еще один день, с тоской думала Гэрриет, глядя на сочившийся из-за шторы свет. Она уже изучила этот сельский пейзаж до мельчайших подробностей. Время как бы сместилось для нее: разницы между ночью и днем почти не было; сил тоже не было. Покрасневшие веки горели, словно под них набился песок. У нее началась невралгия: болела то голова, то зуб, то ухо.
Джону невозможно было угодить: она начинала читать - он жаловался, что слишком громко, она вытирала ему пот со лба - вскрикивал от боли.
– Где доктор? Почему его нет?
– без конца повторял он.
– Доктор скоро придет, - успокаивала Гэрриет, хотя ей самой это “скоро” казалось уже совершенно бессмысленным.
Миссис Боттомли заглянула на минутку и ушла потрясенная.
– Бедный малыш висит на волоске между жизнью и смертью, - говорила она потом Самми по телефону.
– Хотя, конечно, нельзя терять надежды…
Она привезла Гэрриет во что переодеться: твидовую юбку, которую Гэрриет терпеть не могла, коричневую кофту, болтавшуюся на ней, как на вешалке, и кремовую рубашку без нескольких пуговиц. Можно было бы остаться и в джинсах.
Наконец к полудню появился доктор Уильяме: он зевал и тер глаза на ходу. Перестарался вчера с сестрой Маддокс, подумала Гэрриет.
– Сделайте же что-нибудь!
– в отчаянии взмолилась она.
– Он может больше не выдержать.
Джон тут же стал кричать, что он умирает от боли.
– Тихо, заяц, - сказала Гэрриет.
– Доктор здесь.
– А ты заткнись, понятно?
– Обернувшись, Джон ткнул ее кулаком в лицо.
– Вы все только и ждете, чтобы я умер!
– Он перестает в вас верить, - всхлипнула Гэрриет.
Доктор Уильяме вывел ее в коридор.
– Мальчик слишком раскапризничался, - сказал он.
– Он нарочно вас подзуживает, а вы каждый раз ему поддаетесь. Надеюсь, что скоро все же явится кто-нибудь из его родителей. Когда вы в последний раз ели?
– Не помню, - сказала Гэрриет.