Октавия

Бледный как смерть и окончательно выдохнувшийся Хэмиш выглядел ужасно. Он отправился в туалет, а я - в студию посмотреть на акварель, о которой они говорили.

На пороге я застыла от ужаса. Они даже не потрудились включить электричество и стояли совсем близко друг к другу у окна в лунном свете.

Лицо Марины, повернутое к Рори, словно светилось.

– Зачем ты женился на ней?
– Голос ее внезапно стал по меньшей мере на октаву ниже.

– Ну что тут спрашивать, ведь тебе же я больше не был нужен.

– Чтобы наказать меня, чтобы меня мучить. Ты не веришь, что я вышла за Хэмиша только ради денег. Но твоя жена - совсем другое дело.

Марина отошла от окна и направилась в мою сторону, но я не могла тронуться с места, словно в каком-то жутком кошмаре.

– Марина, подожди, - услышала я голос Рори.

– Убирайся к дьяволу, - сказала она. Желание и боль отчетливо звучали в ее голосе.

Не замечая меня, она вышла в гостиную.

– Хэмиш, я хочу домой.

Только я одна видела, что лицо ее было залито слезами. Рори даже не вышел попрощаться с ними. На дрожащих ногах я вошла в студию.

– Рори, - сказала я, - нам необходимо объясниться.

– Мне нечего объяснять.

Я сознавала, что опьянение дошло у него до такой стадии, что в любую минуту он мог впасть в бешенство, но мне уже было все равно.

– Что у вас с Мариной? Почему она здесь крутится с самого нашего приезда? Ведь это она прислала венок, да? И это ей ты звонил в нашу первую брачную ночь? Я хочу знать, что происходит.

– Ничего. Мы вместе росли, вот и все. В любом случае, ты сама ее пригласила. А теперь убирайся.
– Он оттолкнул меня.
– Этой ночью я буду спать один, и не вздумай приползти ко мне в постель.

Глава 11

Я всю ночь не сомкнула глаз. Я лежала, дрожа, обхватив массивную тушу Вальтера Скотта, кидаясь мысленно из одной крайности в другую. На рассвете я решила рассуждать логически. У Рори с Мариной был, вероятно, детский роман, и он был раздосадован, когда она вышла за Хэмиша. Но женился-то все-таки на мне.

Утром я встала, умылась и мужественно старалась бороться с похмельем.

Что могло бы доставить Рори наибольшее удовольствие? Я решила убраться в студии.

Рори появился в полдень. Вид у него был ужасный. Он мучился тяжким похмельем, но в руке у него уже был стакан, он уже начинал приходить в себя. Я стояла на лестнице с тряпкой.

– Привет, милый, - сказала я бодро.

– Что ты делаешь?

– Вытираю пыль.

– Какого черта ты не предоставишь это миссис Мэкки? Ты только свалку устроишь.

– Прошу тебя, не будем ссориться. Прости мне все, что я наговорила вчера. Я этого не хотела. Еще одну такую ночь я не переживу.

– Ты всегда можешь уйти.

– Я не хочу уходить. Я люблю тебя.

Лицо его смягчилось.

– Правда? Тогда слезай с этой дурацкой лестницы.
– Он протянул ко мне руки и обхватил за лодыжки.

– Я только вытру эту последнюю папку.

– Положи ее на место.
– Голос его внезапно стал ледяным. Ошарашенная, я покачнулась на лестнице.

– Положи, тебе говорят.

От испуга я выпустила папку из рук, и она упала на пол. Я спрыгнула с лестницы и, опустившись на колени, хотела ее поднять.

Рори дотянулся до нее одновременно со мной. Его рука клещами сжала мне кисть.

– Ты что, Рори?! Больно же!

– Брось, - зарычал он, но было уже поздно.

Из папки высыпались изумительные рисунки. Обнаженная натурщица с таинственной, призывной улыбкой - с листов на меня смотрела Марина.

Мы оба уставились на рисунки, разбросанные у наших ног. Марина, с ее яркой красотой, казалось, издевалась надо мной.

– Итак?
– сказала я.

– Ты сама виновата. Я говорил тебе - не трогай эту папку.

– Отличные рисунки. Очень похоже, - сказала я медленно, стараясь прийти в себя и скрыть дрожь в голосе.
– Уверена, они сделаны с натуры.

– Ну еще бы. Прошлым летом мне была нужна обнаженная натура, а на нашем острове мало найдется людей, готовых раздеться. Едва ли можно было ожидать, что Бастер или Хэмиш стали бы часами сидеть нагишом. Во всяком случае, я тебе уже говорил: все, что было до нашей свадьбы, тебя не касается.

– И то, что будет после, тоже, - сказала я с горечью.

Рори допил свой стакан и налил еще.

– Рори, - начала я осторожно, - это очень важно. Ты любишь меня хоть сколько-нибудь?

У него сделался скучающий вид.

– Все зависит оттого, что ты называешь любовью.

Как я могла объяснить ему, что я никогда не видела мужчины красивее его, что у меня язык прилипал к гортани от одного вида его широких плеч, что весь день я умирала от желания.

– Неужели ты не можешь постараться быть со мной поласковее?

– Зачем?
– спросил он вполне серьезно.

– Зачем ты тогда на мне женился?

Он посмотрел на меня задумчиво.

– Я сам себе иногда задаю этот вопрос.

Я ахнула. Боже, как он мог жестоко ранигь.

– Что же нам делать?
– спросила я.

– Делать? Что делать?
– взорвался он.
– Дай мне возможность работать, мне этого довольно.

– А мне нет!
– заорала я, кидаясь к двери.

– Ты куда?
– спросил он.

– Вон отсюда.

– Ради Бога, возвращайся в более мирном настроении.

Наша семейная жизнь катилась под откос. Чему немало способствовал дождь, зарядивший на следующий день. Рори проводил все время в работе, а я в уединении, то пытаясь вернуть его любовь, то впадая в тоску.

Наверно, я сама тоже была не сахар, постоянно жалуясь на погоду и на скуку. Сначала я старалась сдерживаться, потом перестала стараться, потом убедилась, что больше не могу. Вульгарная, сварливая, мелочная личность - это была я - Эмили.

Он меня достал и тем, что от меня мало толку в постели. Я выписала из Лондона невероятно сексуальную черную ночную рубашку и книжку о том, как раздеваться перед собственным мужем. Там говорилось, что нужно размахивать лифчиком и одним движением руки спускать трусики.