Олег – диктатор Рима?

— Благодарю, Сулла, — слегка смутившись, — ответила улыбающаяся девушка. А можешь ещё зачитать какой-нибудь стих?

— Для твоих зелёных глаз всё что угодно. Внимай!

Блистая, облака лепились

В лазури пламенного дня.

Две розы под окном раскрылись —

Две чаши, полные огня.

В окно, в прохладный сумрак дома,

Глядел зелёный знойный сад,

И сена душная истома

Струила сладкий аромат.

Порою, звучный и тяжёлый,

Высоко в небе грохотал

Громовый гул… Но пели пчёлы,

Звенели мухи — день сиял.

Порою шумно пробегали

Потоки ливней голубых…

Но солнце и лазурь мигали

В зеркально-зыбком блеске их —

И день сиял, и млели розы,

Головки томные клоня,

И улыбалися сквозь слёзы

Очами, полными огня.

— Это было чудесно. Откуда ты знаешь столько стихов?

— С тобою рядом они рождаются сами по себе.

— А серьёзно? Я хорошо знаю римскую поэзию, — таких строк нигде не встречала.

— Ты не веришь в чудо? — мне упорно не хотелось говорить, что в этот раз был обязан Ивану Бунину, а также своей памяти, удивляющей меня всё чаще.

— Не очень. А ты не хочешь мне рассказать под розой?

— Как это?

— Никогда не слышал такое выражение?

— Нет.

— В вашем доме не чтут обычаев?

— Чтём, но, видимо, не все.

— Розу римляне посвящают богине любви Венере. Ещё этот цветок служит символом храбрости, и им награждают лучших воинов. В апреле-мае в городе не просто так устраивают праздник роз — «розалии» — в память об умерших.

— Странный праздник, на мой взгляд. Я его так и не понял.

— И ничего он не странный, а замечательный! У нас дома часто вешают ветку с розой в знак того, что произносимое под розой — секрет.

— А…теперь я понял. Хороший обычай. Секреты сближают…

После этих слов мы стали целоваться, но вдруг Юлия вырвалась:

— Ах…Ну почему всё так?

— Что случилось?

— Я хочу за тебя замуж.

Эти слова меня ударили словно кувалдой…Всё время забываю о здешних порядках.

— Мы же с тобой говорили о наших отношениях.

— Говорили…

— Хорошо проводим время, общаемся, любим. К тому же у нас с тобой разное материальное положение.

— Знаю. И ты виноват передо мной!

— Что? Почему?

— Ты мужчина и должен стремиться мне соответствовать!

— Как это?

— Наша семья богатая, а вы бедны. Ты мне читаешь стихотворения и целуешь меня, а что дальше…Я хочу большего…

— Большего? Что я, по-твоему, должен сделать? Мне всего пятнадцать лет.

— Я хочу, чтобы ты стал мне мужем, но мой отец никогда не станет разговаривать с бедным.

— Ничего не меняется.

— Ты про что?

— Да так, мысли вслух.

— Когда я с тобой познакомилась, Сулла, то ты мне показался необыкновенным. Помню, 3 года назад мы встретились на Марсовом поле, и ты нам с сестрой читал стихотворение.

— Было дело. Приятное воспоминание…

— Тогда сказал, что уже поэт, а скоро станешь политиком.

— Я же шутил, Юллила. Сама понимаешь, — мелкий пацан и красивые девчонки…

— Не надо так делать Сулла!

— Как?

— Сводить в шутку. Всё очень серьёзно!

— И что предлагаешь?

— Ты должен выполнить своё обещание.

— Что, стать политиком? Ты в курсе моего положения?

— Мне всё равно, — ты обязан.

— Да чего обязан-то?

— Добиться меня, — стать моим мужем. Для этого ты должен заработать много денег.

— Не шутишь?

— Не говори так! Опять делаешь неважными мои слова!

— Слушай, мы с тобой встречаемся, разговариваем и целуемся. Приятно проводим время. Я не понимаю, как это общение перетекло в твоё требование ко мне стать политиком и заработать много денег!

— Так мы что просто проводим время? Как это понимать?

— А что такого…

— Ты обещал стать политиком…Я хочу быть замужем за великим человеком!

— Юллила, выдохни! Что за «наезд»?

— «Наезд»? Что это значит?

— То, что делаешь. Я такой, какой я есть. Учись меня принимать нынешнего!

— Нет! Ты мне должен! Я провела с тобой три года не просто так! Значит, разглядела твой потенциал!

— Извини, но, наверное, тебе лучше поискать другого кандидата… У которого точно будет потенциал!

Глава 7

Проснулся рано. Всю ночь ворочался во сне. Непривычно спать в новом доме. Хотя, казалось бы, почему? Это ведь даже и не дом, а настоящая вилла. Помимо традиционного атриума, но весьма немалых размеров (13x10 м), сюда также выходили два «крыла» (7x3 м каждое) и таблин 7x4 метра. Последний был помещением, непосредственно примыкающим к атриуму, от которого его отделяла ширма. Этот таблин являлся чем-то вроде кабинета главы семьи и предназначался для деловых встреч. Его стены были расписаны фресками, а пол вымощен мозаичными плитами. Справа от атриума располагался триклиний (8x4 м), представляющий собой пиршественный зал, а порой и просто столовую. За этой официальной частью дома идёт «семейная» половина, наглухо отделённая от первой. Чтобы попасть сюда, надо было пройти по коридору, который шёл между триклинием и правым «крылом». В этой половине вокруг прямоугольного перистиля (открытое пространство, как правило, двор, сад или площадь, окружённое с четырёх сторон крытой колоннадой) расположено 12 комнат. В одной из них сейчас я лежал на кровати и размышлял о мачехе, которой принадлежал этот особняк.

Женщина своеобразная…Секунда из рода Саллюстиев, а именно так её назвали из-за того, что она родилась второй дочерью, отличалась крепким здоровьем и красивой внешностью в свои сорок три. Дважды бездетная вдова, она заключила с Луцием Корнеллием не традиционный брак, а sine manu, который подразумевал ситуацию, при которой жена не находилась под властью мужа. Будучи женщиной богатой и крайне тщеславной, она с раздражением терпела бахвальство патрициев. Её третье замужество было тщательно продумано. Хронический алкоголик Луций должен был получить лишь жильё, а также выпивку в неограниченных масштабах, чтобы быстрее освободить её от лишней обузы. Никакой власти, а тем более денег Луций получить не мог. В этом смысле закон Канулея, разрешавший браки между патрициями и плебеями, для Секунды был идеальной возможностью для улучшения своего социального положения.

Спустившись в триклиний, я в который раз увидел неприглядную картину. Отец был не брит, ужасно вонял и продолжал пьянствовать. Ладно бы, как прежде, — обычно запой длился 2–3 дня и после этого шёл перерыв…Сейчас всё было хуже. Так долго он ещё не пьянствовал, и последствия ужасали…Луций находился в состоянии тремора. Его конечности и голова дрожали сами по себе. Он не мог поднести кубок с неразбавленным вином ко рту из-за трясущихся рук, и теперь ему в этом помогали рабы! Омерзительное зрелище! Почему не остановится?