Она - моё табу
Шрифт:
Молодец, Царёва! Выдала так выдала. Вот это финт. Даже для тебя это слишком!
— Порядок, Манюнь? — толкает низким, скрипучим голосом. Дёргано прочищает горло, возвращая ему относительно ровную тональность. Обнимает за лопатки, укрывая, как и обещал, от всего на свете. — Не выдержала? — только качаю головой, размазывая губами воду по его горячей коже. — Нормально всё. Дыши только.
— Д-д-дышу. — выстукиваю зубами.
— Стесняешься? — спрашивает как-то вкрадчиво, осторожно, что ли.
— А незаметно? — выбиваю зло в его грудь.
Вибрация гортанного смеха расходится по мощному телу. Тонкими паутинками проходит сквозь меня. Андрей опускает кисти ниже, остановив падение лишь на копчике, и то только для того, чтобы прижать впритык нижнюю часть моего тела к своей.
— Хорошо.
—
— Это — правда. Если бы ты сейчас сказала другое, солгала бы. И измениться в секунду нельзя. Ты не представляешь, как меня крепко вставляет от того, что ты преодолеваешь свою скромность.
— Боже, Андрей, замолчи! — вскрикиваю, царапнув его грудину ногтями. Мужчина шипит, ненадолго сдавив меня сильнее. — Хватит уже говорить об этом.
— Ладно, Колючка, не буду. — посмеивается психопат. — Давай бегом мыться, а то времени ни на что другое не останется.
Обнимая одной рукой, второй тянется за стоящим на верхней полке гелем для душа. Наливает на ладони и втирает в закостеневшую спину, напряженные плечи, натянутые руки. С давлением, но всё же нежно втирает в кожу мыло, взбивая в пышную пену.
— Кристинка, расслабься. — шепчет в ухо. — Порядок.
— Ты возбуждён. — рассекаю очевидным аргументом.
— Ещё бы. Ты меня одним своим видом возбуждаешь. А когда ты голая и мокрая… Ну прости уж, что так реагирую на твою красоту.
— Красоту… — тяну с обидой. — Ясно.
— Дурёха. — ржёт мне в волосы, не давая отстраниться. — Изначально так и было. Только из-за твоего внешнего вида. Сейчас уже нет. Кристин, я много красивых девушек видел, но нет той химии, что произошла с тобой, стоило только увидеть. Это сильнее и важнее. Пойми уже.
Громко вздыхаю и прижимаюсь губами к впадинке под шеей, ловя ими мурашек.
— Понимаю, Андрюш.
— Малышка ты моя.
— Мне нравится, когда так называешь. — хихикаю, откинув голову назад и заглядывая в его лицо.
— Малышка. Манюня. Лапочка. Неженка. Колючка.
— Это взаимоисключающие понятия. — смеюсь, расслаблено скользя ладонями по его спине.
— К тебе все применимы. Зависит от твоего настроения. — лыбится в ответ, скатывая руки к ягодицам, и массирующими движениями намыливает.
— А ты уже помылся?
— Не успел. Рискнёшь? — тащит вверх бровь.
Как и он до этого, наливаю на ладони гель и втираю в твёрдую грудь, живот. Перебегаю на спину руками. Со смущением раскатываю по накачанным ягодицам. Пряча глаза, жутко краснея и дробно дыша — в нижнюю часть живота и пах. Скользкими ладошками беру жезл, с трепетом размазывая по нему пену. Андрей постанывает. А я думаю о том, как хочу ощутить всю его силу, мощь, тяжесть, упругость. В себе…
Ой, мамочки.
Даже от мыслей хочется закрыться ладонями и покачать головой.
Застываем в немом окоченении. Только моя кисть продолжает зачарованные ласки по всей длине полового органа. Внимательный взгляд наблюдает за этими хаотичными, но размеренными движениями. Андрей с силой сдавливает запястье, останавливая меня.
— Хватит, Крис. Сейчас так быстро не получится, а времени мало.
Каким-то чудом улавливаю его слова и даже разбираю их смысл.
Поворачиваюсь спиной к нему, но так и не решаюсь помыться там, где собиралась изначально. Слишком стыдно. Подпрыгиваю, когда шершавая ладонь ложится мне на живот, спускается по лобку и пробирается между бёдер. Сладко нежничая, выполняет мою работу. Прибиваюсь к мужчине спиной и прикрываю глаза.
— Кажется, ты сказал, что пора заканчивать. — выдыхаю, неосознанно стискивая его руку ногами, стремясь усилить и без того острые ощущения.
— Заканчиваем. Просто ты тут пропустила. — вталкивает сексуально-хрипло, прихватывая губами мочку уха.
— Ненавижу тебя. — шуршу, не разлепляя век и кайфуя от каждого мгновения «мытья».
— Не больше, чем я тебя, сексапильная Фурия.
Из душа в прямом смысле убегаю, прикрывшись полотенцем. Быстро растираюсь и надеваю бельё и платье. Пропитываю волосы махрой. Немного подкрашиваю ресницы, но губы оставляю нетронутыми. Собираюсь ими ещё воспользоваться. Когда вхожу на кухню, Андрюша уже в военной форме доедает огненный борщ, каждые две ложки запивая несколькими глотками воды. Со своего ракурса вижу только мужской
профиль, но могу разглядеть, что он то хмурый, то улыбающийся.— Не мучай себя. — смеюсь наигранно, входя и включая кофемашину.
— Не мучаю, Фурия. Вкусно.
— Но остро.
— Я запиваю.
— Обоссышься.
Перебросившись этими фразами, встречаемся глазами и расходимся хохотом.
Кофе заканчивается слишком быстро. Дорога до части кажется очень короткой. Время летит на сверхзвуковой скорости. Проносится мимо нас. Подгоняет расстаться. И без того искусанные губы истекают кровью. Жаждущие руки не останавливаются. Сбитое дыхание рвётся ещё больше. Ненасытные глаза не могут насладиться. Впитываем вкус и запах друг друга, запасаясь на долгие часы в расставании. Отдаём собственные. Обмениваемся. Натираем мозоли на языках. Делимся частичками сущности, чтобы хватило до новой встречи. Расставаясь — задыхаемся. Прячем глаза и расходимся. Чтобы через несколько часов сгореть в визуальном контакте во время парада и забыть о существовании целого мира вокруг нашей крошечной реальности, где больше никого нет, кроме Психопата и Ненормальной.
Глава 37
Этот мир принадлежит только нам двоим
В ровном строю сразу нахожу глазами одного-единственного, того самого, моего. Опытным взглядом выросшей среди военных девочки подмечаю, что держится он налегке, без напряга отбивая марш под музыкальное сопровождение военного оркестра. Только Промокашка и ещё несколько солдат-срочников держатся так же непринуждённо. Остальные же чеканят каждый шаг, некоторые из них беззвучно высчитывают ритм, шевеля губами.
Как бы не рвало от желания как минимум растянуть губы в улыбке и прокричать Андрюше что-то дерзкое, вызывающее, заставляющее сбиться с ритма и обратить всё внимание на меня, а как максимум забить на всё, влететь в плотную шеренгу и броситься ему на шею, продолжаю стоять с прямой спиной, поднятым вверх подбородком, вытянутой шеей. Моё место среди элиты и высших чинов Владивостока. Стою между папой и Пашкиными родителями. Ближе к центру трибуны мировой судья — Астафьев Михаил Васильевич с женой и двумя дочерьми, мер — Евгений Петрович с супругой и сыном, другие шишки МО и МВД, судьи, прокурор, депутаты местного правления. Оперная певица с мировым именем, покорившая своим голосом миллионы сердец по всему миру. С большинством из них я знакома с самого детства. Есть, правда, и новые лица, знакомство с которыми произошло совсем недавно или мы вовсе не знакомы. Например, молодой министр по туризму. Слишком молодой по моим меркам, а значит зажравшийся сыночек кого-то из верхушки.
Пожав плечами, тут же забываю о нём и обо всех остальных. Для обычных жителей эти люди сродни божествам, что-то недосягаемое, а для меня просто: дядя Вова, тётя Лиза, дядь Мишка и Евгений Петрович. Для меня же куда более недосягаем парень из обычной семьи, которая сама всего добилась. Без громкого имени и высокого статуса. Но именно он и является самым желанным.
По звучащей в их головах команде, строй поворачивается лицом к окружающей толпе, марширует на месте и замирает. Как и наши глаза: мои — карие, влюблённые, внимательные, жадно поглощающие его образ в зелёной офисной форме, плотно облегающей рубашке, классических брюках и в скрывающей тенью лицо фуражке с орлом. Его — чёрные, обжигающие, горячие, тактильно ощутимые, скользящие по моему телу от затянутых плотными ремешками ног, в лаковых чёрных босоножках на высоком широком каблуке и платформе, добавляющей мне почти двадцать сантиметров роста. По гладким загорелым икрам. По гуляющему на ветру белому в чёрный горошек платью. Я готовилась особенно тщательно к этому дню. Выгляжу скромно и элегантно. Платье в американском стиле пятидесятых годов. Юбка до середины голени «стоит» куполом. Под грудью широкий чёрный пояс-корсет, придающий и без того тонкой талии ещё больше изящности, подчёркивающий изгибы бёдер. Верх ровный, без выреза и декольте, единственное украшение — декоративный воротник с крупным чёрным бантом. Плечи, руки и шея открыты. Солнце приятно припекает обнажённую кожу. С причёской тоже заморочилась, пересмотрев десятки вариантов тех времён. Но остановилась на зачёсанной назад приподнятой белым обручем чёлке, создающей видимость объёма. Остальные выпрямленные утюжком волосы тяжёлой массой спадают ниже ягодиц.