Она - моё табу

— Крис, выходи. — смеётся псих. — Мне скоро на обед. Поговори со мной ещё немного.

Ещё раз шумно вздохнув, закрываю шкаф и хватаю телефон.

— Не ржи! — шиплю возмущённо, заваливаясь спиной на кровать.

— Не ржу. Просто ты такая милая в своём стеснении. Спасибо, что стараешься преодолеть себя. Понимаю, как тебе сложно.

— Честно?

— Да, малышка. Это важно для меня.

— Любишь меня? — шепчу тихонечко.

— Люблю. — ровно, уверенно, сильно. — И с каждым днём всё сильнее.

— Я скучаю по тебе. — ещё более глухим шёпотом.

— Я тоже, Фурия. Чем больше времени провожу с тобой, тем тяжелее в разлуке.

— Это вообще нормально?

— Не-а. — со смехом качает головой. — Но у нас нормально быть и не может.

— Согласна. — начинаю хохотать вместе с ним, наконец, полностью расслабившись и успокоившись.

Ещё какое-то время непринуждённо болтаем о параде. Андрюша просит показать ему свою комнату.

— Комната как комната. Зачем тебе? — бурчу раздражённо.

Для меня это личное пространство, в которое никто не вхож. Даже папу и Пашку никогда не пускаю сюда.

— Хочу лучше понять тебя. Узнать, чем ты живёшь, о чём думаешь.

— А что мне за это будет? — секу, приподнимая уголки губ. И что делает это психопат? Он приоткрывает рот и с однозначным посылом двигает между губ языком. — Идиот! — воплю, слетая с кровати и заливаясь краской.

— Тебе же понравилось? — вкрадчивым полушёпотом выписывает.

— Нет! — ору, прикладывая ладони к пылающим щекам.

— То-то ты кончила, стоило только коснуться. — не унимается ненормальный.

— Господи! Замолчи, Андрей! Замолчи! — кричу, шаткой нервной походкой наворачивая круги по ковру, протирая его до дыр.

— Замолчу, если покажешь свою комнату. — издевается гад с насмешкой.

— Ах ты!.. Ты!.. Да ты просто!.. — все слова, крутящиеся на языке, кажутся недостаточно яркими, чтобы описать своё негодование. — Сволочь ты, Дикий!

Он заходится в приступе гогота. Откинув голову назад, смеётся во всё горло. Я ещё больше злюсь. Только собираюсь сбросить вызов, как смех резко прерывается, будто Андрей почувствовал, что собираюсь делать.

— Прости, Крис. Ты так забавно смущаешься, что не могу не поддразнить. Но я любя, честное слово.

— Невозможный. — рублю злобно.

— Влюблённый. — настаивает он.

— Дебил!

— По уши.

Сама не замечаю, в какой момент злость идёт на спад, а по лицу расплывается улыбка.

— Ладно, что тебе показать?

Следующие минут десять провожу виртуальную экскурсию по своим владениям. Навожу камеру на книжные полки, показываю вид из окна, свою коллекцию кактусов, расставленную на подоконнике и полках.

— А этот зовут Гриша. — указываю на самый маленький, купленный незадолго до своего отъезда в Америку. — Он у меня совсем малыш. В моё отсутствие за ними Лиля, моя горничная, присматривает. А им любви и внимания не хватает.

Ожидаю, что мужчина опять рассмеётся на мою глупую привычку давать имена растениям и говорить о них как о живых существах, но оказываюсь не права. Он внимательно слушает, иногда расспрашивает о чём-то.

— А тот как зовут? — указывает глазами на стоящий на столе огромный колючий шар.

— Этот? — тычу в него пальцем. Дожидаюсь кивка. — Это у нас Станислав Валерьевич. Самый старый. Ему уже семнадцать лет. Он мамин. Единственное её растение. Папа рассказывал, что сколько бы цветов она не заводила, все пропадали, поэтому он подарил ей кактус. Я за ним стала ухаживать лет с пяти. Он тогда ещё вот такусенький был. — отмеряю пальцами сантиметров пять. — А сейчас вон какой красавец вымахал. Моя гордость. — заканчиваю важно.

— А что это на столе? Альбом с твоими рисунками?

Рывком увожу камеру в сторону. Я как-то проговорилась ему, что рисую. Но для меня рисунки, как нижнее бельё — интимное и личное. Дать кому-то посмотреть альбом, как пустить рыться в ящике с трусами.

— Покажи, Кристина.

— Нет.

— Пожалуйста. Не капризничай, Колючка. Хоть один.

Он ещё долго уговаривает меня, подлизываясь всякими нежными словами, от которых я, естественно, таю.

— Подожди. — кладу телефон на стол и нахожу портрет, частично срисованный с первого селфи, которое Андрей мне прислал. Вот только на нём он не показывает фак, а двумя руками удерживает полотенце ниже, чем было на фото. Настолько низко, что виднеется основание жезла. Выкладываю рисунок, предварительно спрятав все остальные в стол, и перевожу на него камеру. Чёрные провалы становятся ещё темнее. — Что, Андрюша, не ожидал? Помнишь его? Только я решила дать своей фантазии немного пошалить.

— Нихуёво пошалила. — хрипит он, поворачивая голову вбок. — Блядь. Время. Мне пора. Люблю тебя, Крис.

— И я тебя. — шелещу, мгновенно расстроившись.

— Кристина. — зовёт Дикий, прежде чем сбросить вызов. Поднимаю на него понурый взгляд. — Ты охеренно рисуешь. Не прячь своё творчество. В следующий раз я хочу увидеть их все. Всё, Манюня, не грусти. Выйду на связь, как только смогу. Пока.

— Пока. — отзываюсь прохладно.

Как бы сильно не глодала тоска по его голосу, слова Андрея крепко зацепили. Разложив по столу карандаши, сажусь за рисование. Когда внизу раздаются голоса, с радостью бегу встречать папу. У меня к нему есть один важный разговор.

Но стоит выскочить в прихожую, улыбка гаснет, а рот раскрывается в немом крике, как только встречаюсь взглядами с холодными серыми глазами, преследующими меня в кошмарах.

Глава 38

Есть страхи, с которыми невозможно бороться

Крик так и не срывается с моих губ. Всего за несколько секунд я глушу в себе панику и ужас. Он ничего мне не сделает при папе и Георгии Григорьевиче. Не посмеет. Вогнав ногти в ладони, заставляю себя улыбнуться и шагнуть навстречу своему самому большому страху и позору. Если раньше я его боялась, то сейчас по венам расползается чистейший яд чёрной ненависти.

Быстро обняв папу, поворачиваюсь к начальнику ФСБ по Дальневосточному округу.

— Здравствуйте, Георгий Григорьевич. Какими судьбами к нам? — интересуюсь максимально вежливо.

— Ого, какая красавица ты стала. — расцеловывает в обе щеки. Взяв за руку, вынуждает прокрутиться вокруг своей оси. Наиграно смеюсь и улыбаюсь. Делаю это легко и свободно, пусть внутри всё оледенело от ужаса, к которому мне предстоит встать лицом к лицу. — Как выросла. Копия Каролины. — при имени мамы незаметно вздрагиваю, но быстро беру себя в руки. — Жаль, что у наших детей ничего не вышло. — отпустив меня, переводит взгляд сначала на папу, а потом и на дьявола, разрушившего мою жизнь.