ОНО

Я изобразил подобие улыбки; то же самое сделал и Карсон — то есть его тогдашняя безобразная гримаса была, вероятно, реакцией на юмор. Он сильно смахивал на стервятника, узревшего свежую тушку и находившегося в предвкушении сытного обеда.

— Закончишь с Баддинджером — займешься Айвзом. Отметь всех, с кем он беседовал. Сэнди Айвз из Мэнского университета. Фольклорист. Когда прочтешь все, назначь ему встречу. Предложи пообедать. Я в свое время обедал с ним в «Ориноко»; у меня создалось впечатление, что этот обед никогда не кончится… Выжми его досуха. Ты должен знать все имена и адреса — тех, с кем он сталкивался. Побеседуй с оставшимися в живых старожилами. Да, маловато нас осталось, эх-хе-хе!.. Все равно — что-нибудь да расскажут. Вот тогда ты будешь обладать всем необходимым… даже если я ошибаюсь, и у тебя вполовину меньше мозгов, чем кажется. Чем больше людей пройдет через твой блокнот, тем больше шансов выудить нечто, не известное ранее. Ты найдешь чем расстроить свой сон…

— Дерри…

— Что Дерри?

— В Дерри что-то неладно, да?

— Неладно? — глухо каркнул старик. — А что по твоему разумению «ладно»? Как ты считаешь, фотоплакаты Кендаскейга перед закатом — «Кодаком», в цвете, и т.д. и т.п. — это «ладно»? Если брать в расчет это, то Дерри — в порядке по большому счету. А этот чертов «комитет» престарелых сухогрудых девственниц «по спасению дворца губернатора» или «по установлению мемориальной доски на водонапорной башне», это — «ладно»? Значит, все в порядке, поскольку есть дела поважнее, чем у этой своры старушенций, выживших из ума… А это скульптурное убожество напротив делового центра, которое должно называться памятником Полу Баньяну, это — «ладно»? Поверь: был бы у меня грузовичок взрывчатки и запал — снес бы эту хреновину к чертовой матери… Но с эстетической точки зрения тут все в ажуре: на этом месте действительно должна быть статуя. Все дело в том, что ты подразумеваешь, Хэнлон. А? Что, на твой взгляд, «неладно»?

Я лишь мотал головой: в конце концов он мог знать и не знать, сказать или не сказать.

— Ты имеешь в виду неприглядные истории, которые у всех на слуху? Всегда есть что-то отталкивающее. История города может быть уподоблена старинному большому дворцу с беспорядочно разбросанными залами, жилыми комнатами, бытовками, мансардами, целым рядом потайных уголков… не считая тайного хода или даже двух. Продолжив исследование, ты все это обнаружишь. Да. Раньше или позже, но ты разыщешь их: кто-нибудь скажет тебе нечто, чего ты еще не знал. Возможно ведь? Некоторые комнаты заперты, но ключи… еще не потеряны.

Глаза старика отражали мудрость достаточно повидавшего за свою жизнь.

— Тебе покажется, что ты наткнулся на самую ужасную тайну Дерри… но всегда найдется и другая… и еще… и еще…

— А вы…

— Ты должен простить меня. Что-то нехорошо сегодня с горлом. Время принять лекарство и вздремнуть.

Иными словами: вот тебе Бог, вот — порог…

Последовав совету Карсона, я начал с Фрике и Мишо. Но я тщательно проштудировал их, прежде чем выбросить в мусорную корзину. Старик оказался прав; это было плохо. Взяв Баддинджера, я завел блокнот и стал делать выписки по собственным ремаркам на полях. Баддинджер доставил мне море удовольствия, однако выписки — вещь, как известно, весьма специфическая — как тропинки, вьющиеся в глухих зарослях. Они петляют, дробятся… в любой точке можно взять неверное направление, которое равновероятно приведет либо в самое сердце зарослей ежевики либо в болотную грязь. «Если найдете в тексте сноску, — учил нас профессор-библиограф, — разделайтесь с ней, пока она не дала потомство».

И они действительно «давали потомство», а порой — о ужас! — размножались как тараканы, хотя такое бывало нечасто. В «Истории старого Дерри» в строгом толковании Баддинджера (Ороно: Изд-во Мэнского университета, 1950) они блуждали по столетней кладези забытых книг и запыленных магистерских диссертаций по истории и фольклору, статей давно закончивших свой век журналов и бесчисленного множества отчетов и регистрационных актов мэрии.

Куда более интересным занятием были мои встречи с Сэнди Айвзом. Время от времени его рассказы пересекались с баддинджеровской «Историей», но тем дело и кончалось, поскольку Сэнди упирал в свое время на изустную историю — грубо говоря, слухи, — причем чуть ли не стенографируя их. Здесь Баддинджер, конечно, проигрывал.

Айвз написал серию очерков о Дерри шестидесятых. Большинство его собеседников-старожилов к началу моих собственных изысков скончалось, оставив, правда, сыновей, дочерей, племянников и кузенов. Преемственность — великая вещь: за каждым умершим старожилом приходил новый. Хорошее в истории никогда не умирает — оно просто проходит. Я пересидел на множестве балконов и веранд, выпил реку чая, темного пива, браги, наливок, настоек из бочек и воды из источников. Чего я только не наслушался, а ролики моего записывающего устройства не переставали крутиться.

Баддинджер и Айвз сходились в одном: изначальная партия первых поселенцев исчислялась тремя сотнями. Это были англичане. Они получили привилегию и формально назывались «Дерри Компани». Земли, принадлежавшие им, покрывали территорию сегодняшнего Дерри, большую часть Ньюпорта и несколько близлежащих поселков. В 1741 году все население Дерри вдруг исчезло. Еще в июне оно оценивалось в 340 душ; в октябре не осталось ни единого человека. Маленький поселок с деревянными домами остался совершенно безжизненным. Один из домов, стоявших невдалеке от теперешнего перекрестка Уитчем и Джексон, выгорел дотла. Мишо решительно настаивал на версии неожиданного набега индейцев, но к этому не было оснований, кроме единственного сгоревшего дома. Ближе к истине предположение, что пожар занялся от раскаленной печи.

Набег индейцев? Сомнительно: ни костей, ни тел. Потоп? Не этом году. Эпидемия? Но в городах по соседству о ней ни слова.

Вдруг исчезли. Все. 340 человек. И без следа.

Насколько я помню, в американской истории зафиксирован лишь один отдаленно похожий случай исчезновения колонистов на острове Роанок, штат Виргиния. Об этом знает любой школьник в стране. Но кто знает о Дерри? Очевидно никто, включая жителей города. Я опросил нескольких старшекурсников, прошедших историю штата Мэн; никто из них об этом не слышал. Затем проштудировал «Мэн вчера и сегодня». Более сорока ссылок на Дерри, львиная доля которых приходится на период лесоторгового бума. Ничего об исчезновении первых колонистов, кроме — как бы назвать — «интимных» рассуждений без указания источников.

Был своего рода занавес, скрывавший то, что происходило… и о чем любили поболтать. Я полагаю, что людей вряд ли что-то остановит от пересудов. Но надо уметь внимать, а это — редкий дар. Льщу себя надеждой, что кое-чего в этом достиг за последние четыре года. Если же нет, значит, мои претензии не имеют основания из-за отсутствия достаточной практики.

Некий старик рассказывал мне о своей жене, услышавшей обращавшиеся к ней из стока кухонной раковины голоса за три недели до смерти их дочери — ранней зимой 1957 года. Девушка, о которой он говорил, была одной из первых жертв в цепочке убийств, берущей начало со смерти Джорджа Денборо и окончившейся следующим летом.

— Цельный хор, и все балабонят разом, — делился он со мной. Старик был владельцем бензоколонки на Канзас-стрит, говорил невнятно и сбивчиво, постоянно делая экскурсы в область своей работы — заливка бензина, измерение уровня масла, протирка стекол… — Я говорю, услышала она, значит, и наклонилась, чтоб убедиться, прямо к решетке. Пошуровала там и спрашивает, значит: «Что там за дьявольщина? Кто, мол, такие?» А энти голоса, говорит, мол, хрюкают, пищат, балабонят, плачут, смеются. И прослышала она, как один сказал оттуда — как одержимый Иисусу: «Имя, мол, нам легион». Она, почитай, опосля года два к стоку-то и близко не подходила. За тех два-то года я навкалываюсь на службе по двенадцать часов на дню, потом иду домой и перемываю энти чертовы тарелки.

Он вынул из машины бидон с «пепси», этот человек лет 72-73 в серой застиранной робе; ручейки сбегали с уголков рта.

— Ты, почитай, думаешь теперь: вот, мол, клоп чумной, — выговорил он, утолив жажду, — но я тебе еще скажу, ежели отключишь энту вертушку.

Я щелкнул кнопкой, прекратив запись, и поощряюще улыбнулся ему.

— Когда я переварил лишь малую толику того, что услышал за последние несколько лет, вам легче будет пройти Америку с востока на запад пешком, нежели убедить меня в том, что вы — сумасшедший, — заявил я.