Онтологические мотивы

Репетитор

у них в квартире душно пахло супом порой с уклоном к жареной хамсе бог отдохнул на этом мишке глупом хотя он с детства был еврей как все и я по материнскому призыву хотя досуг иной предпочитал жевал с ним в детстве алгебры резину что складывал а что и вычитал он алгебры не одолел ухаба и в техникум вечерний угодил в три топора хамса благоухала в загривок мне когда я уходил он стал плохим и подбирал окурки он с урками сошелся у ларька но из евреев никакие урки там не лас-вегас все-таки пока потом у них была на дамбе драка его сдала без трепета братва но через год вернулся и от рака за шесть недель скончался в двадцать два он снится мне теперь и между нами вода неисчислимая течет печально быть счастливым временами как будто за чужой заочно счет и если взгляд попятный поднимаю на потное с геранями окно весь запах заново и понимаю что репетитор из меня говно

«нетрудно умереть я умирал…»

нетрудно умереть я умирал однажды там ужас усыхает в минерал от жажды и выдоху прореха не видна в породе я понимал что не было меня но вроде пружинка на головке буровой блестела как мысль где узко думать головой без тела чем ярче ночь и яростней огню с мощами тем дальше от любви тем никому пощады и страха ноль навстречу тишина чья морда так напрочь слез и слуха лишена так твердо устроена в ней не пробить окно руками и время антрацит на срез оно с жуками

Огонь

пылающей полостью город накрыт струится пространство и воздух горит предметы которые пристальны мне в стремительном никнут огне я воздуха выкурю алчно щепоть плотвой в переулки сквозь копоть и плоть пока из орбит эти камни звеня последним возьмете меня на площади лава в щелях мостовой там памятник детству стоит постовой на остове виснет лицо как свинец в кистях петушок-леденец так вот мы какие мы вот они кто пылинки в пылающее решето сквозь памяти плазму и слезную взвесь недолго мы ладили здесь в разъеме звезды полунет полубыть свой крохотный срок не успеть полюбить глаза на ладони в последней крови раз горе кругом то гори

Попытка апологии и перемирия

кто в цех спешит с утра в метро спросонья у всякого профессия своя поэзия особенно способна соединять союзами слова вскачь в колесе неутомимой белкой придумаешь как малое дитя что вы прошли сквозь нищенский и мелкий осенний лес пусть в августе хотя но некто циник барда над тетрадкой свергает вмиг с заоблачных стропил подсунет google calendar украдкой и возразит октябрь уж наступил мозг пузырями в несезонном зное а этому лишь дай подметить блин как литератор что-нибудь смешное достанет из широких гражданин лады октябрь и жилистую жучку впрягает в дровни резвый сноготок поэт в чернила окунает ручку в пролетку прыг и гривенники впрок во рту а на ветвях желта мимоза тысячелетие поди пойми нам тычут в нос лекарство от психоза а не любви который мы полны читатели оставьте нас в покое когда стрела в ребро и в рюмку бес мы часто видим многое такое где мир горит и где редеет лес

«ем ли кашу пашу ли в степи я…»

ем ли кашу пашу ли в степи я или в ванной опять натекло постепенно растет энтропия превращая работу в тепло от коровы дорога к котлетам бесполезный навоз из осла я просил ее что ли об этом чтоб она тут все время росла что ни роды вокруг то и гроб там не застелена в спальне кровать гложет мысль что я вскорости оптом энтропией смогу торговать тлеет больцман в австрийской могиле с теоремой напрасной внутри эти мысли его погубили и меня доведут до петли все угрюмей в грядущем все тише долго звездам гореть не дано потому что навоза по крыши а котлеты сгорели давно

Птица

он разделся и спрятался в душе потому что за стенку стекла доносились события глуше и вода деликатно текла растопырив со скрипом суставы доставая обмылок с лотка он стоял некрасивый и старый но живой потихоньку пока он теперь бы не смог защититься прикрывать все такое и грудь если б хищная в воздухе птица очутилась откуда-нибудь как в младенчестве мыл без мочала чай родители не укорят лишь бы ночь за стеклом помолчала и журчал водяной звукоряд языком перечислил коронки трудно сутки прожить без вреда и ворочала в сточной воронке свое жидкое время вода не вникая в подробности тела нацепил без разбора тряпье все же подлая не прилетела а уж как опасался ее обостренье фантомного слуха торжество миражей и химер надо снова наружу где сухо но конечно страшней невпример

Imagine

вот красное время в аорте бежит джон леннон убитый в могиле лежит на пражском орлое вертящийся жид все той же мамоне привержен измерена лет пролетевших длина где юность медведем на льдине видна а в юности рубль на покупку вина и леннон поющий imagine все это не то чтобы музыка сфер отдельной беды кругосветный пример но нынче к тебе обращаются сэр бутылку пакуя у кассы по-прежнему жидкости алчут тела чья жизнь до черты горизонта бела выходит что это она и была пусть в лучшие выбилась классы нам дела все меньше какая она печальней что в каждые руки одна на мир поредевший взгляни из окна там пьют постепенно другие и хочется к ним со стаканом но ведь на оба ослепшему не окриветь ты сам себе сущий на льдине медведь и леннон поющий в могиле

Друзья

на обратном пути изогнемся два над плетнем то ли песню выплеснет всю то ли харч метнем это жили мы уж не вспомню кто и когда только жуть в той местности крепкие холода и один из них кто-то был я а другой мой друг ну и хватишь лишку а кто не хватал вокруг я наверное тот у кого гармонь на ремне ну а друг который с другой стороны на мне то висит как сельдь то с разбега жабрами в снег и наверное звали нас именами как всех только как теперь отыскать свои имена за плетнем на этих камнях его и меня и покуда один сквозь пургу совершает шаг у другого сбоку изморозь на ушах там еще в хибаре у клуба жила одна вроде слабость питала к кому-то из двух она кто-то был из обоих нас ей мил и хорош но наутро не вспомнишь а к вечеру хрен поймешь пожила разок а потом как и мы умерла лейся песня или там что еще из горла

Подмена

смеркаешься но в предпоследний миг канун тотального исчезновенья вдруг прозреваешь что произошла подмена и зароют не тебя а постороннего который верил что ты скорее он чем ты и вот живешь как жил хоть и в недоуменье что так могло случиться продолжаешь таскаться в офис кашлять есть борщи но не в своем телесном естестве а от лица того который думал когда был жив что он мол ты и есть со временем модель войдет в привычку или постой однажды на пороге повторной смерти в ужасе поймешь иллюзия таит двойное дно не тот который умер до тебя ошибся и не ты а некто третий обоим неизвестный кем из вас он полагал себя навеки тайна и некого спросить поскольку автор оплошности неведом ни тебе ни мертвому вне очереди телу на фестивале слизней он поди жив или женщина вообще но вам двоим от этого не легче впрочем скорей не человек как факт но мир в котором ты распутываешь пыльный клубок несоответствий и подмен есть результат мошенничества туз из рукава ты был рожден в другом и звезды чьи арабские названья ты в детстве затвердил или не ты а эти двое предположим муж или избранница его постели или у них совсем не так а есть допустим третий пол раз третье дно что эти звезды раз уж речь о них не те что в колыбель твою глазели и потому что этот мир не твой не ты умрешь а он исчезнет сам ты остаешься тайной без ключа чтоб вечность получив на размышленья гадать который час и кто спросил

Caput regni

все равно никуда не уехал жил как будто причина была поселиться с изнанки успеха на дальнейшие плюнув дела выйдешь с тощим на улицы ранцем всюду зимние окна в огне то ли падалицы у вьетнамцев то ли роглики в tesco вполне эти роглики с виду бананы но без шкуры и тверже внутри забываешь какие болваны все начальники были твои через житную к влтаве трамваи до парижской где льдом по губам дорогие в витринах товары было время себе покупал здесь в королле вставал на заправку и карманники в праздник толпой но не помнишь зачем спозаранку целый город придуман тобой лучше в сторону от вацлавака от имперской людской нелюбви там назначена в арке собака вот и роглика ей отломи дальше черным в снегу и барачным город выглядит глазу немил и становится космос прозрачным на просвет как неправдой и был силуэт углубляется в нусли ледяными пролетами вниз в нем ни радости больше ни грусти погоди оставайся вернись

Берега

ты видишь их лица на том берегу глаза в пелену окуни там пока мы на этом растим белену в логу пополам с аконитом на этом вода холодна холодна сезон ли виной непогода ль на том как сомнамбула ходит одна так медленно ходит поодаль кто с этого сослепу ступит с шестом в речную студеную жижу тот станет одним из живущих на том ты видишь их лица не вижу проснешься на этой с утра стороне на той ситуация та же но к вечеру кажется кажется мне уже и не кажется даже вот огненный глаз божества с высоты к полудню безжалостно выйдет он синие наши согреет цветы и желтые желтые видит здесь каждый в жару персонаж с полотна живущий в логу не вникая зачем так река холодна холодна и кто это ходит такая серпу неповадно и стебли тверды сплеча наудачу по корню гляди подошла и стоит у воды ты помнишь такую не помню