Оракул с Уолл-стрит 6

За окнами декабрьский Бруклин тонул в предрождественской меланхолии. Уличные торговцы пытались продать елки и игрушки, но покупателей было мало. Великая депрессия сжимала город железными тисками, а мой банк, который мог бы помочь людям, превратился в обычное бюрократическое учреждение.

— А что с программой помощи безработным? — спросил я.

— Полностью заморожена, — Эллиотт достал блокнот с записями, близоруко прищурился на него. — Хант заявил, что банк не благотворительная организация. Микрокредиты под низкие проценты объявлены «экономически необоснованными».

К нам подошел невысокий мужчина в поношенном пальто и шляпе с залысинами. Патрик Флэннери, ирландский кузнец, получивший месяц назад кредит на развитие мастерской. Теперь его лицо выражало крайнее беспокойство.

— Мистер Стерлинг, — сказал он с ирландским акцентом, — что случилось с банком? Я привел двух друзей за кредитами, но этот федеральный человек наверху прогнал их, даже не выслушав.

— Мистер Флэннери, это временные трудности…

— Да какие там временные! — вмешался другой голос.

А вот и доктор О’Брайен, один из членов совета директоров банка. Пожилой врач с седой бородкой выглядел крайне раздраженным. За ним шел Роберт Адамс, торговец недвижимостью, тоже член правления.

— Мистер Стерлинг, — сказал О’Брайен, не скрывая недовольства, — нам нужно серьезно поговорить. Немедленно.

Я кивнул недовольному Флэннери и отошел в сторону. Мы отправились в конференц-зал на втором этаже, тот самый, где недавно праздновали покупку банка.

Теперь атмосфера кардинально изменилась. За овальным столом из полированного ореха сидели остальные члены совета: Хэмилтон, Уоткинс, Макгрегор. Их лица выражали крайнее недовольство.

— Уильям, — начал Хэмилтон, бывший президент банка, — когда мы продавали вам банк, то рассчитывали на совсем другое развитие событий.

— В каком смысле? — спросил я, украдкой взглянув на карманные часы. Половина одиннадцатого.

— Мы думали, что получаем энергичного молодого финансиста, который возродит банк, — сказал Адамс. — Вместо этого получили федеральный надзор и полную парализацию деятельности.

О’Брайен развернул на столе газету «Brooklyn Daily Eagle» со статьей о проблемах местных банков.

— Посмотрите, что пишут в прессе. «Merchants Farmers Bank» под подозрением в связях с организованной преступностью. Это убивает нашу репутацию!

Уоткинс, фабрикант текстиля, постучал пальцем по столу:

— За время под вашим руководством мы потеряли тридцать процентов клиентов. Люди боятся связываться с банком под федеральным контролем.

— Джентльмены, — спокойно ответил я, снова посмотрев на часы, — предлагаю обратиться непосредственно к мистеру Ханту. Возможно, удастся найти компромисс.

Макгрегор, юрист, покачал головой:

— Мы уже пытались с ним договориться. Он неумолим.

— Тем не менее, попробуем еще раз, — настоял я, поднимаясь из-за стола. — Коллективное обращение совета директоров может подействовать.

Все вместе мы спустились на первый этаж к угловому кабинету, который Уолтер Хант превратил в командный пункт тотального контроля. За массивным дубовым столом сидел федеральный куратор. Пожилой мужчина в строгом сером костюме с серебристыми волосами и внимательными карими глазами за очками в стальной оправе. Перед ним высились стопки документов, каждый лист требовал его личной подписи.

— Мистер Хант, — начал Хэмилтон, — мы пришли обратиться к вашему здравому смыслу. Банк задыхается под грузом ограничений.

Хант поднял голову от документов и окинул нас холодным взглядом:

— Джентльмены, я исполняю прямые указания Департамента банковского надзора. Социальные эксперименты мистера Стерлинга создают недопустимые финансовые риски.

— Но люди остаются без помощи, — возразил О’Брайен. — Фермеры, ремесленники, мелкие торговцы. До Рождества всего три дня, а вы блокируете кредиты на покупку инвентаря и продуктов.

— Банк не благотворительная организация, доктор, — отрезал Хант. — Микрокредиты под низкие проценты экономически необоснованны.

Адамс попытался найти другой подход:

— Мистер Хант, может быть, частичное смягчение ограничений? Хотя бы на период праздников?

— Никаких исключений, — куратор вернулся к документам. — Все новые кредиты свыше пятисот долларов требуют моего письменного одобрения. Точка.

Я снова взглянул на часы. Без пяти одиннадцать. Сейчас начнется шоу.

Входная дверь банка распахнулась, и в главный зал вошел высокий мужчина в дорогом пальто с меховым воротником. Снег таял на его широких плечах, а проницательные голубые глаза за очками в стальной оправе сразу нашли наш кабинет.

Незнакомец уверенной походкой направился прямо к нам. Его лицо выражало непоколебимую решимость, а в руке он сжимал кожаный портфель с золотыми застежками.

— Мистер Хант? — обратился он к куратору.

— Да, это я, — ответил Хант, поднимаясь из-за стола. — А вы кто?

— Эдвард Морган, — произнес незнакомец, доставая из портфеля официальный документ с печатями. — Новый федеральный куратор по этому банку. Вы отстранены от должности по решению Департамента банковского надзора.

Лицо Ханта побледнело:

— Что? По какому праву?

— По праву процедурных нарушений в вашей работе, — холодно ответил Морган. — Превышение полномочий, злоупотребление служебным положением, парализация деятельности финансово здорового учреждения.

Новый куратор развернул документ на столе:

— Мистер Хант, у вас есть тридцать минут, чтобы собрать личные вещи и покинуть банк. Ваши полномочия аннулированы немедленно.

Хант схватил документ дрожащими руками, быстро пробежал глазами по тексту:

— Но это невозможно! Я действовал в строгом соответствии с инструкциями!

— Ваши инструкции были основаны на ложных обвинениях, — отрезал Морган. — Первоначальное расследование этого банка проводилось с грубейшими нарушениями федеральных стандартов.

Морган повернулся ко мне: