Оракул с Уолл-стрит 6
Шрифт:
— Мистер Стерлинг, от имени Департамента банковского надзора приношу официальные извинения. Все ограничения на деятельность банка снимаются немедленно.
Хант попытался возразить:
— Но связи с сомнительными личностями…
— Признаны несостоятельными, — перебил его Морган. — Деловые встречи с гражданами США не являются преступлением, мистер Хант. А все финансовые операции мистера Стерлинга проводились через законные каналы.
Бывший куратор медленно собрал документы со стола, его руки заметно дрожали:
— Это… это несправедливо. Я служил стране двадцать лет…
—
Хант вышел из кабинета, не прощаясь. Через стеклянную дверь было видно, как он пересекает главный зал банка быстрыми шагами, не глядя по сторонам.
Морган достал из портфеля еще один документ:
— Мистер Стерлинг, банковская лицензия восстанавливается в полном объеме. Все права владельца банка возвращаются вам без ограничений.
Хэмилтон не выдержал:
— Мистер Морган, что это означает для нашей работы?
— Это означает, что банк может продолжать социальные программы, — ответил новый куратор. — Более того, учитывая общественную значимость деятельности «Merchants Farmers Bank», Бюро расследований рекомендует ваше учреждение для работы с правительственными депозитами.
О’Брайен присел на край стола:
— Правительственными депозитами?
— Триста тысяч долларов резервных фондов, — подтвердил Морган. — Знак доверия федеральных органов.
Адамс первый пришел в себя:
— Мистер Стерлинг, приносим искренние извинения за сомнения. Мы не понимали масштаба происходящего.
— Да, — добавил О’Брайен. — Прошу прощения за резкие слова. Теперь ясно, что проблема крылась не в вас.
— Джентльмены, — сказал я, — извинения приняты. Но сейчас главное работа. До Рождества осталось три дня, а у нас очередь клиентов, ждущих кредиты.
Морган собрал документы в портфель:
— Мистер Стерлинг, мое присутствие здесь больше не требуется. Банк полностью свободен от федерального надзора.
Он направился к выходу, но на пороге обернулся:
— Кстати, компания, инициировавшая ложные обвинения, окажется под пристальным вниманием федеральных органов.
Он не упомянул «Metropolitan Financial Corporation», но и так все ясно без лишних слов.
Когда новый куратор ушел, я повернулся к совету директоров:
— Джентльмены, предлагаю немедленно возобновить полноценную работу. Томас, — обратился я к Эллиотту, — созовите всех кредитных инспекторов. Сегодня мы должны обработать все заявки, поступившие за последний месяц.
— Уже организую, сэр, — ответил управляющий, направляясь к двери.
Хэмилтон протянул руку:
— Уильям, удачи вам. Банк снова в надежных руках.
Мокрый снег прекратился. На улице выглянуло солнце. За окнами кабинета главный зал наполнялся людьми.
Несмотря на снежную погоду, клиенты торопились вернуться в банк, который снова мог им помочь. До рождественских каникул оставалось всего три дня, и работы предстояло много.
Дон Сальваторе Марранцано сидел за массивным письменным столом из темного дуба в своем кабинете на втором этаже особняка. Зимнее солнце, робко выглянувшее после пасмурного снежного утра, пробивалось
через тяжелые бордовые шторы, освещая аккуратные стопки документов и два телефонных аппарата, один черный для обычных звонков, второй красный для особо важных разговоров. На столе лежали открытые банковские отчеты «Merchants Farmers Bank» за последние три месяца.Марранцано поправил золотые очки и внимательно изучал цифры. Мужчина пятидесяти восьми лет с седыми усами и тщательно зачесанными назад волосами выглядел как преуспевающий адвокат или банкир. Только шрам на левой руке, идущий от запястья к локтю, напоминал о менее респектабельном прошлом.
В кресле напротив сидел Джузеппе Боннано, консильери семьи. Невысокий коренастый мужчина сорока двух лет с аккуратными усиками листал фотографии, сделанные наблюдателями у банка в Бруклине. На снимках Стерлинг выходил из черного «Packard», входил в здание банка, разговаривал с клиентами.
У окна стоял Гаэтано Реина, капитан семьи из Бронкса. Мужчина средних лет в сером костюме держал в руках чашку эспрессо и наблюдал за садовниками, убирающими снег с дорожек.
Марранцано отложил фотографии и взял со стола газету «La Gazzetta Italiana» недельной давности. На первой полосе крупными буквами было написано о новых арестах в Палермо. Итальянская полиция продолжала наступление на традиционные семьи Сицилии.
— Посмотрите на это, — сказал он, показывая заголовок Боннано. — Муссолини истребляет наших братьев на родине. А здесь молодежь добивает то, что осталось от старых традиций.
Боннано кивнул, понимая настроение дона. Последние два года принесли серьезные изменения в расстановке сил американской мафии. Старые боссы либо умирали, либо теряли влияние, уступая место более молодым и агрессивным лидерам.
— Лучиано и Лански меняют все правила игры, — продолжал Марранцано. — Раньше мы работали семьями, кровными связями. Теперь они создают корпорации, принимают неитальянцев, евреев, ирландцев.
Реина отставил чашку эспрессо и подошел к столу:
— Дон Сальваторе, но результаты впечатляют. Доходы выросли в три раза за два года.
— За счет чего? — резко спросил Марранцано. — За счет отказа от чести, от традиций, от всего, что делало нас сильными веками!
Он тяжело встал и прошелся по кабинету, его шаги глухо звучали по персидскому ковру.
— Массерия слишком стар и слишком жаден, чтобы сопротивляться переменам. Он видит только деньги. А деньги делают молодые, Лучиано, Костелло, этот финансист Стерлинг.
Боннано осторожно вмешался:
— Но разве плохо, что мы становимся богаче и влиятельнее?
Марранцано остановился у книжной полки, где стояли тома по истории Сицилии и римского права:
— Джузеппе, моя семья контролировала территорию в Кастелламмаре-дель-Гольфо четыреста лет. Четыре века мы выживали, потому что знали, кто мы такие. Сицилийцы. Люди чести. Не американские бизнесмены в костюмах.
Он снял с полки кожаный том и открыл на закладке:
— Смотрите, что писал Цезарь о галлах. «Они сильны, пока помнят свои традиции. Но стоит им поддаться римскому образу жизни, и они становятся слабыми, разобщенными, легкой добычей».
Реина переминался с ноги на ногу: