Оракул

Новый игрок нечеловечески быстро пересек гостиную и протянул мне руку.

— Херес, Виктор Херес, к твоим услугам. А ты, как я понимаю, Алексей Петров? Наслышан, еще как наслышан!

Я чваниться не стал и руку пожал.

— А ты, как я понимаю, продавшийся за деньги инвейдей? Наслышан от таких как ты, — не удержался я, чтобы не спародировать его спич.

— Переходи на темную сторону, юный падаван, у нас есть печеньки, — Херес обернулся к главарю. — Господа, рекомендую немедля выдать нашему новому другу все деньги, которые ему требуются.

— Эй, — возмутился главарь, — ты здесь за тем, чтобы защищать нас от таких, как он, а не помогать ему нас грабить!

Херес подошел к нему и наклонился, почти касаясь губами его уха.

— Дружище, этого монстра ты боишься десять минут, а со мной знаком уже не первый год. О жестокости господина Петрова ты можешь только догадываться, а как я наказываю за непослушание, ты знаешь точно. Дай ему деньги, быстро!

Главарь, хромая, подошел к огромному телеэкрану на стене, развернул его, будто отворил дверцу, открыв нашему взору сейф.

— Ну хоть не за картиной, и то разнообразие, — на автомате проворчал я.

— Непуганые! Разбаловал я их, — ухмыльнулся Херес.

— Тут больше миллиона! — пожаловался главарь.

— Вот и хорошо! Вручай! — приказал Херес.

— Нет, — внес я поправку. — Открыл? Отойди в сторону. Не хочу твои мозги с купюр счищать, когда ты какую-нибудь глупость выкинешь.

Главарь повиновался, а я подошел к сейфу, достал лежащий поверх пачек денег пистолет, здоровенный Тарантул, между прочим.

— Господа, у вас чисто случайно не найдется мусорного мешка?

Сутенеры замялись, беспомощно глядя друг на друга. Спас положение, конечно же, Херес.

— Можно завязать узел из простыни.

— Могу себе представить, чем на ней занимались!

— Да уж, никогда отмывание денег не было столь буквальным, — пошутил продажный инвейдей. — Ладно, не простыня, так покрывало. На худой конец в нашем распоряжении остаются шторы.

Через пару минут на полу лежал большущий узел из золотистого покрывала. Херес подошел и поставил на него ногу.

— Представь себе, Петров, это может быть твоя месячная зарплата. Не в таком странном и неудобном виде, конечно, а безналом. Это делается просто, открывается счет в стране у теплого моря. У меня таких три. Подумай о печеньках, Петров!

— Говорят, — ответил я Хересу, мило улыбаясь, — когда охотник продается за деньги, он сам превращается в хищника. А значит, становится моей законной добычей.

Продажная шкура прыгнул на меня первым без предупреждения, но я ничего другого и не ждал. Вооружен Херес был саблей, на мой вкус чрезмерно украшенной золотой резьбой и на клинке, и на рукояти. Я принял его удар на клинок шамшира. Призрачного доспеха у него, конечно, не было, но по скорости и мастерству фехтовальщика Виктор не уступал римскому легионеру, который чуть не превратил меня в зомби.

Вопрос на миллион, лежащий в свертке, отравлена ли его сталь? Моя так точно ядовита для пришельца. В какой-то момент Херес ускорился до такой степени, что мой ликвор уже не мог его догнать. Пришлось рискнуть. Я открыл бок, и Виктор радостно вонзил туда клинок, с легкостью прорезав непробиваемый комбинезон с военной базы. Короткий приказ новой руке, и застрявший во мне вражеский клинок исчез где-то в ее воровских закромах. Я рубанул шамширом Хереса по шее, он увернулся, подставив плечо. По идее ему и от такого пореза должно стать очень плохо. Во всяком случае продажный инвейдей тут же испарился.

«Ушел в осколок», — просветил меня протез, будто я сам не догадаюсь. Миндальничать с сутенерами, истекая кровью, я не хотел, так что сменил меч на пистолет и пустил каждому из них пулю в лоб. Подобрал деньги в покрывале, а на себя накинул образ Хереса, раз уж он мне подвернулся. Джеймс Бонд в дорогом костюме с дипломатом, а вовсе не с подозрительным свертком в руке, покидает здание.

На выходе я шепнул швейцару пару слов на ухо, сунув ему в ладонь десятирублевку. Через полминуты около меня притормозило представительное такси, которое и отвезло меня почти к самому офису Овечек.

Сперва я зашел на военную базу в осколке, нашел там, вспоминая свою предыдущую экскурсию, аптечку из будущего и еще парочку комбинезонов. Интересный клинок у Хереса, пробил доспех, от которого отскакивают даже лазерные лучи. Там же я раздобыл пару футуристического вида вещмешков, разложил деньги по ним.

В свой номер вошел уже Андрей Васнецов, смыл кровь и с помощью аптечки обработал рану. Сумку побольше я еще по дороге засунул в багажник эдельвейса на стоянке, вспомнив, что мне еще надо его в сервис отогнать. Другую же Луи де Фюнес принес в пентхаус.

Я собрал вокруг себя девочек и объявил им, чувствуя себя товарищем Суховым, освобождающим байский гарем:

— Дорогие мои! Корпорация, на которую вы работали, обанкротилась. Вы свободны распоряжаться своей жизни, как вам заблагорассудится. Я бы советовал вернуться к семье, если она у вас есть. Руководство не забыло в ваш героический вклад в свое процветание.

Я вручил каждой из них по пачке денег.

— Я бы с удовольствием позволил вам пожить в этом красивом номере подольше, но боюсь, скоро сюда придут чужие люди, они могут причинить вам вред. Но что-то с вами делать надо. Подождите минутку.

Я достал телефон и набрал номер Цитрамона.

— Виктор Семеныч, Петров беспокоит.

— Можете не представляться, вас ни с кем не спутаешь. Чем могу быть полезен?

— Нет ли у вас на примете подшефного пансионата или санатория, где могут срочно принять на постой пару десятков милых девочек? Без лишних вопросов, разумеется. Финансовый вопрос я решу лично.

— Алексей, перезвоню через пару минут.

Цитрамон отключился, но очень скоро телефон зазвонил.

— Санаторий «Ласточка». Вы в Гречине?

— Да.

— Шоссе до Нарышкина, повернуть на тридцать третьем километре на запад. Далее по указателям, там их много. Удачи.

— Погодите, Виктор Семенович, нужен трансфер. Небольшой автобус или минивен.

— Адрес! — немногословно ответил Треплов.

Я продиктовал адрес отеля.

— Через полчаса прибудет. И финансовый вопрос решен. Если гостьи задержатся больше чем на неделю, дайте знать. Всего доброго, Алексей.

Я сообщил детишкам, что их ждет отдых в санатории. Еще через мгновение меня погребла под собой куча-мала плачущих девчушек, лезущих обниматься.