Орленев
Шрифт:
тонкую душевную материю, другим потому, что актер, не щадя
своих и чужих нервов, касался многих трагических сторон жизни
современного человека, предлагая вместо комфорта и отдохнове¬
ния — боль и тревогу. Столкновения с шумной и, по недостатку
нравственного развития, склонной к грубым эксцессам публикой
происходили обычно по одному сценарию. В самый напряженный
момент действия откуда-то сверху или из задних рядов разда¬
вался свист, смех или громкое и не очень благозвучное слово, и
в зале
дившее к событиям пьесы, например разговору Карамазова со
следователем. В таких обстоятельствах от Орленева требовалось
громадное самообладание, чтобы продолжать игру, как будто ни¬
чего не случилось, и подчинить размагниченную, рассредоточен¬
ную аудиторию власти своего искусства. Иногда это ему удава¬
лось, а иногда он срывался и в запальчивости прямо со сцены
обращался к зрительному залу, требуя порядка, а то и вовсе
прекращал игру.
В хронике «Театра и искусства» запечатлено немало таких
случаев. Вот один из ранних и сравнительно мирных. Корреспон¬
дент из Вологды сообщает об инциденте, который произошел
у них в театре на спектакле «Братья Карамазовы»: «Во время
монолога г. Орленева многие из публики, страдающие по состоя¬
нию погоды разпыми бронхитами и катарами горла, стали каш-
лить. г. Орленев обиделся и приказал опустить занавес», потому
что в шуме терялся его голос. После некоторого перерыва спек¬
такль возобновился, и «добрая публика», сообщает корреспон¬
дент, простила гастролеру его нервпую выходку и даже аплоди¬
ровала30. Год спустя Орленев уже серьезно поссорился с ауди¬
торией. На одном из спектаклей в Николаеве, «возмущенный
смехом райка» во время трагического монолога, он, презрев теат¬
ральную иллюзию, на общеупотребительном языке обругал молод¬
чиков, потерявших всякую узду31. Эффект игры был испорчен,
но поступить иначе он не мог. Похожие случаи были в Мелито¬
поле и некоторых других городах. Орленев с болезненностью от¬
носился к этим скандальным выходкам публики: это был удар не
только по его самолюбию, но и поношение того святого дела, ко¬
торому он служил.
Столкновения с мещанством из среды интеллигенции или вы¬
сокопоставленного чиновничества не всегда принимали такой от¬
крытый характер. Случалось, какой-нибудь губернатор делал ему
внушение, что репертуар у него мрачный, тенденциозный и пе
укрепляет у зрителей вкуса к жизни; если он хочет ездить к ним
в будущем на гастроли, пусть об этом задумается! Выслушивать
распеканье было тошно, но, поскольку административные санкции
отсюда еще не следовали, Орленев относился к этим наставлениям
довольно-таки безучастно. Большие огорчения ему приносило ме¬
щанство просвещенное, всячески раздувавшее миф о его привер¬
женности к душевной патологии. Это действительно была самая
уязвимая
его точка, болезнь духа занимала большое место в твор¬честве Орленева, и тому есть объяснение и в особенностях его
биографии и в характере его времени, о чем уже много говори¬
лось в нашей книге. Но нелепо и оскорбительно думать, будто
только болезнью духа исчерпывается содержание его искусства.
Интеллигентное мещанство, оберегая свой покой, в заведомо при¬
страстной газетной критике и в стоустой молве очернило Орле¬
нева как неврастеника, неспособного справиться со своими неду¬
гами, искусство которого безнадежно замкнулось в границах кли¬
ники. Он отбивался от этой молвы, но не всегда успешно. ..
Такой горестно нелегкой была жизнь Орленева в первые, по
внешним признакам безмятежные годы гастролерства.
В эти первые годы нового века на путях странствий Орленева
часто возникала Ялта. Он едет из Пензы в Астрахань и почему-то
оказывается в Крыму. Он отправляется по своему излюбленному
гастрольному маршруту по городам юга и юго-запада, начиная
с Одессы и кончая Черниговом, и тоже не минует Ялты. Чаще
он бывает здесь ранней осенью, в начале сезона, когда на улицах
курортного города, славившегося благоустройством, красотами
природы и целебным климатом, можно было встретить знамени¬
тых людей русского искусства — Горького, Ермолову, Леонида
Андреева, Бунина, Немировича-Данченко, Рахманинова — и ря¬
дом с ними пеструю разноликую толпу: адвокатов с громкими
именами и скромных земских деятелей из глубин России, универ¬
ситетских профессоров и быстро завязывающих знакомство шу¬
леров, отставных генералов и столичных кокоток; это была шум¬
ная и нарядная Ялта «Дамы с собачкой», за фасадом которой ра¬
зыгрывались невидимые трагедии.
Гораздо реже Орленев приезжал в Ялту в глухое время года,
в зимние месяцы, когда здесь помимо местных жителей остава¬
лись только тяжелые легочные больные (и лечащие их врачи) и,
по словам Чехова, пе было ни дворян, ни мещан, потому что «пе¬
ред бациллой все равны», и эта бессословность составляла неко¬
торое достоинство маленького провинциального, но уже захвачен¬
ного строительной горячкой южного города. Иногда приезды
Павла Николаевича в Ялту были молниеносны, день-два, он тра¬
тил на дорогу гораздо больше времени, чем проводил здесь,
а иногда эти посещения затягивались на недели, как это было
осенью 1901 года.
В письмах А. П. Чехова к О. Л. Книппер с 25 августа по
10 сентября 1901 года Орленев по разным поводам упоминается
шесть раз. По каким же поводам? Письмо первое (25 августа) —