Ошибка

Маришка кивнула: теперь все выглядело понятным. Пусть немного неправильно понятым, но все-таки. И снова потекло спокойное, безмятежное существование.

* * *

Странно, но там, в дачном поселке, мне почти удалось выбросить Бояринцева из головы.

Может быть, потому что спустя еще пару дней жизнь стала куда более насыщенной: лениться надоело, продукты в холодильнике закончились, да и Маринка вспомнила про порученный родителями огород, и за совершенно новыми и непривычными для меня занятиями время пусть и не побежало быстро, но потекло вполне безболезненно.

Мы поливали слегка подвядшие грядки, бегая друг за другом, хохоча и брызгаясь из леек, и даже пропололи несколько! Правда, полола Маринка, а я только сидела рядом, морально поддерживая: после того как я аккуратно выдергала целую кучу сорняков, оказавшихся вовсе не сорняками, а какой-то экзотической фигней – хотя пахли они именно сорняками, фу! – меня отстранили.

Ходили в бор за ягодами, а потом их чистили, попутно слопав половину, варили ароматное, пахнущее лесом и солнцем варенье и разливали его по пузатым банкам. На велосипедах ездили по пыльной грунтовой дороге к магазину – прикупить чего-нибудь вкусненького, в четыре руки готовили обед и съедали его прямо на улице, за накрытым потертой клеенкой столиком, вкопанным под старой яблоней. И снова убегали на речку. А если жара стояла совсем невыносимая, забирались в прохладную тень навеса и качались там в гамаке, с книгами. А вечером, как совсем стемнеет, шли к костру, где собиралась дачная молодежь.

Лишь иногда по ночам, когда мне не удавалось быстренько уснуть, устав за день, выползали они, те самые предательские мысли, решительно забитые в самый дальний уголок сознания. Выползали и набрасывались, накрывая душной волной, подсовывая жаркие бесстыдные воспоминания, сменяющие друг друга, тревожа и будоража, наливая тело горячим острым желанием с привкусом неясной тоски, оставляя после себя щемящую пустоту и глухую ноющую боль. Утром я вставала разбитая, чувствуя себя опустошенной и странно чужой… везде. Здесь, на Маринкиной даче, среди ее, не моей жизни, дома, в родительской семье, в особняке Бояринцевых…

К счастью, начинался новый солнечный день с ярким и пестрым калейдоскопом приятных дел, напрочь вытесняющим из моей головы мрачную дурь.

Покой и безмятежность закончились в один жаркий полдень, когда мы прилегли поваляться перед телевизором, показывающим всякую ерунду. Просто так, после обеда, потому что идти по пеклу никуда не хотелось, а хотелось пить холодный чай и лениво обсуждать эту самую ерунду.

За окнами послышался гул мотора, и сначала мы не обратили на него никакого внимания. Мало ли кто нагрянул к соседям. Но гул становился все ближе и ближе…

Вообще-то, гостей мы не ждали. Маринкины родители должны были приехать только к следующим выходным, привезти, как они называли, гуманитарную помощь.

Я набросила халат и выскочила на крыльцо с пунцовыми щеками и колотящимся сердцем. Меня буквально трясло от дикого коктейля странных несовместимых эмоций: от панического страха, что Бояринцев сумел отыскать меня здесь и приехал, чтобы вернуть, до затаенной, отчаянной, непостижимой надежды, что он действительно это сделал… Этакий рыцарь на белом коне, точнее, на автомобиле цвета мокрого асфальта…

Но нет, это был не Бояринцев. То есть Бояринцев, конечно, но не тот.

– Любимая, садись скорее в сани, – радостно продекламировал мой фиктивный муж.

Пока я стояла, обалдевшая, он подскочил и сжал меня в объятиях. Маринка, высунувшаяся было на шум, тихонько попятилась обратно.

– Я соскучился, жить без тебя не могу больше! – громко сказал он, а потом шепотом добавил: – Это, между прочим, правда. Отец меня точно убьет, если на его дне рождения мы не будем всей семьей.

День рождения всей семьей… Этого еще не хватало. В голове бестолково заметались панические мысли. Надо притвориться, что я болею! На солнце перегрелась, например! Да, точно, у меня солнечный удар, даже тошнит. А может, я вообще отравилась!

Впрочем, если врать, Бояринцев не поверит, лучше действительно отравиться. Боже, какую чушь я думаю!

Я чмокнула мужа в щеку и тоже громко сказала, старательно добавив сладости в голос:

– Я тоже соскучилась, милый, но… Здесь так хорошо и спокойно. Природа, солнце, птички… – С птичками, пожалуй, перебор, хотя за дверью восторженно вздохнули. – Лучше ты оставайся с нами. – И точно так же пробормотала на ухо: – Никуда я не поеду.

– Нет-нет, жизнь вдали от цивилизации – это не для меня.

Он подхватил меня на руки и понес к машине, попутно умудряясь махать на прощание Маринке. Насколько я видела, она была готова разрыдаться от умиления. Счастливое воссоединение семьи.

Как только мы отъехали подальше, Игорь перестал веселиться и балагурить и сказал очень серьезно:

– Что еще за представление? Могла хотя бы включить телефон.

Телефон! Ну конечно, телефон, вещи и сумка с документами – все осталось у Маринки. На мне ее старенький халат. Да уж. Исчезать отовсюду, прихватывая хозяйские халаты, похоже, вошло у меня в привычку!

– Мне нужно вернуться за вещами, – сказала я.

– Ничего, я сам за ними позже съезжу. Твоя подруга очень симпатичная.

– Моя подруга считает тебя моим мужем, – хмыкнула я. – Так что даже не надейся.

Игорь нахально приподнял бровь, мол, как знать, как знать, а потом спросил в лоб:

– Все это, конечно, здорово, но что у вас с отцом?

Я вздрогнула, моментально похолодев. Неужели он все знает? Впрочем, он же всегда был рядом, неудивительно, если догадался.

Глава 24

Подобного прямого вопроса, к тому же заданного так, между делом, я точно не ожидала.

– Ничего, – ровно выговорила я, внимательно рассматривая проносящиеся за окном деревья. – А почему ты спрашиваешь?

Игорь пожал плечами.

– Это, конечно, не мое дело, но почему-то же ты согласилась выйти замуж. И явно не из-за того, что любишь белые платьица. Значит, чем-то он тебя прижал.

Я выдохнула с облегчением. Вот он о чем. А я уже думала, обо всем догадался, и почти собиралась начинать его уверять, что у нас ничего серьезного и вообще…

Вот хороша бы я была! Хотя пересказывать Игорю историю с разорением отца мне тоже не хотелось. Было в ней что-то унизительное. Впрочем, я ведь и не обязана.

– Мне неприятно это обсуждать, – немного помолчав, ответила я. – А на чем он поймал тебя? Я сначала думала, что дело в деньгах: ну там, непутевый сын богатого папочки и все такое. Но ведь ты не непутевый, только притворяешься.

Не знаю, зачем я полезла с вопросами. Может, потому что ехать было долго, а может, просто перенервничала из-за дурацкого «Что у вас с отцом?», и теперь глупо болтала без умолку.