Оскал Фортуны. Трилогия

Тот уставился на поэта.

– Пшшел ты…, – пьяно пробормотал он, отмахиваясь от парня как от надоевшей мухи, одновременно протягивая руку за кувшином.

– Что же ты нажрался то так, приказчик? – проговорил Треплос. Он обошел вокруг ковра с остатками ужина и, подхватив Мальтуса под руки, одним движением поставил его на ноги. Тот попытался протестовать, но поэт уже тащил его к лестнице.

– Прибери здесь все, – распорядился Тусет, поднимаясь. – И сполосни посуду. Не люблю есть из грязных чашек.

– Да, господин, – кивнула Айри.

Она вытряхнула ковер и подняла изза борта воды в кожаном ведре. Послышался скрип лестницы. Девочка оглянулась. На кормовую палубу поднялся поэт.

– Я сегодня караульный, – сказал он, подходя ближе, при бледном свете звезд белозубо сверкнула широкая улыбка.

Девочка отвернулась. Ей еще нужно сполоснуть посуду.

– Это правда, что ты из Нидоса? – спросил юноша, присаживаясь на борт и глядя на нее сверху вниз.

– Да, – коротко ответила девочка.

– А родилась в Келлуане?

– Да.

– У вас там все девушки такие красивые? – поинтересовался поэт

– Чего ты пристал? – Айри встала и уперла руки в бока. – Чего тебе надо?

– Просто пытаюсь быть любезным, – развел руками юноша. – Не понимаю, что тебе так не понравилось?

Она взяла ведро и выплеснула грязную воду так, что некоторые капли попали на Треплоса.

– Я же не знал, что этот… Растор так тебе неприятен. Прости. Это все Прокл.

– Что Прокл? – заинтересовалась девочка.

– Он сказал, что тебя полюбил сын знатного человека из Тикены, но родственники не дали согласия на брак, – пояснил юноша. – Вот поэтому ты и грустишь.

Айри фыркнула.

– Теперь я вижу, он просто хотел посмеяться надо мной, – вздохнул поэт. – Извини, что заговорил об этом. Но почему же Растор тебе так противен? Прокл соврал, когда говорил о его знатных родителях?

Девочка подозрительно посмотрела на парня. В тусклом свете звезд она не смогла различить его лица. Но вопрос был задан самым благожелательным тоном.

– Нет, не соврал. Его дядя Котас Минатиец самый богатый купец в Тикене.

– Это он не разрешил племяннику на тебе жениться?

– Он, но мне и самой не оченьто хотелось.

– Почему? Ты могла бы устроить свою жизнь. Разве не лучше быть госпожой, чем служанкой?

Айри заколебалась. Но природная осторожность все же взяла верх.

– Мне лучше с Тусетом.

– Старик спит с тобой?

– А вот это не твое дело!

– Прости, я не хотел…

– А я хочу! – она сгребла чашки в охапку. – Спать!

Треплос схватил ее за плечо.

– Я же извинился! Это действительно не мое дело.

Девочка ударила его по руке.

– Отпусти! И не смей меня трогать!

Юноша отпрянул.

– Тихо, тихо! Я не хотел ничего плохого.

Айри сложила посуду в корзину.

– Не обижайся, если хочешь, я тебе стихи почитаю? – предложил Треплос.

– Я лучше пойду спать, – сказала девочка.

– Такая ночь! – всплеснул руками парень. – А ты спать! Тебе же не сто лет, как твоему магу. Готов спорить, что Растор тебе стихов не читал.

– Нет.

– Тогда слушай! – поэт тихонько взял из ее рук корзину и, присев на борт, тихо заговорил:

Сердце, сердце! Грозным строем стали беды пред тобой.

Ободрись и встреть их грудью и ударим на врагов!

Пусть везде кругом засады – твердо стой, не трепещи!

Победишь – своей победы напоказ не выставляй,

Победят – не огорчайся, запершись в дому, не плачь!

В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй;

Смену волн познай, что в жизни человеческой царит

(Арилох античный поэт)

Его мягкий бархатный голос завораживал и ласкал слух. А срывавшиеся с губ Треплоса слова казались мудростью почти божественной.

– Здорово, – тихо проговорила она, когда поэт замолчал. – Это правда, ты написал?

– Конечно, – ответил юноша. – Эти стихи для тех, кто понимает божественную природу поэзии. Кто сам обладает тонкой душой, способной оценить прекрасное.

– Какой из меня ценитель, – засмеялась Айри. – Я простая служанка.

– Неправда, – решительно возразил Треплос. – Боги дали тебе не только прекрасный облик, но и доброе сердце.

Девочка смущенно отвернулась, а парень продолжал с прежним накалом.

– Ни за какие деньги не купишь умение видеть красоту окружающего мира, неба, ветра, стихов! Да большинство Милетских богачей не оценили бы того, что я тебе прочитал. Им больше по душе грубая лесть! А ты сразу оценила талант поэта, разглядела в простых словах его душу! Это просто удивительно!

Он передвинулся ближе к Айри и озабоченно спросил:

– А может быть в твоей семье тоже любили стихи?

– Я сирота, – вздохнула Айри и шмыгнула носом.

– Прости, я не хотел тебя огорчить, – казалось, Треплос сам вотвот расплачется. – У меня самого нет родителей. Я жил у дяди, который относился ко мне как к рабу! Даже хуже… Вот почему я все время хотел уехать из Милеты.

– После смерти матери меня воспитывала одна женщина, – вздохнула девочка. – Два года назад она умерла, и я осталась совсем одна.

– Она была хорошей? – участливо спросил поэт.

– Очень! – ответила Айри и, поколебавшись, добавила. – Её звали Шило. Она научила меня многим вещам, в том числе, и слушать стихи.

– Как это? – заинтересовался Треплос.

– Она любила их читать и даже сама писала…, – от нахлынувших воспоминаний захотелось плакать, девочка всхлипнула. – Только она никому не говорила об этом, даже мне.

– Как же ты узнала?

– Однажды Шило поссорилась… со своим другом, – начала рассказывал Айри, понизив голос. – Я не знаю, почему и кто из них в этом виноват. Она очень страдала. Но как гордая женщина не могла идти мириться первой. Шило написала письмо и отправила меня с ним. Друг прочитал его при мне вслух. Так я узнала, что моя воспитательница пишет стихи.