Осколки

— Надо же! А я думал… — но шутка так и повисла в воздухе. Будто он первым решил сложить оружие и уступить ей победу в этом ритуальном танце под названием: «У кого здесь нервы крепче, а шутки острее». И все же Элль наклонила голову, вопросительно вскинув брови.

— На секунду мне показалось, что мы уже встречались, — выкрутился Ирвин. — Но, признаюсь честно, у меня не много знакомых алхимиков.

И снова этот рокочущий смех. Ирвин уже начинал ей нравиться. Том поставил перед ним стакан, но заклинатель не спешил уходить.

— Неудивительно, «бесполезные» предпочитают держаться особняком от заклинателей, — небрежно бросила девушка.

Так называли всех, кто не мог достойно служить Реджису — прошлому правителю Темера, решившему, что им нужен новый порядок, построенный на военном господстве, примерно как у соседствовавшей с ними через пролив Галстерры. Металлическое государство как раз оправилось от разгромной Десятилетней войны и после долгого затишья вновь ударило по соседям — Северной Пустыне — на этот раз не катапультами, мечами и сложными ружьями, а пушками, выставленными на бортах железных кораблей. В этом увидели опасность, мол, Галстерра снова попытается посягнуть на Зелёный континент, вновь попытается наложить руку на священные леса. По этой — и многим другим причинам — все и закрутилось. Заклинатели стихий и целители были тогда в почете. А мало-одаренных, вроде Тома, убирали. От алхимиков тоже старались избавиться. В своем манифесте пришедший к власти бывший богослов Реджис утверждал, что незримое искусство алхимии погубит устойчивый порядок вещей, а алхимики, вслед за Мятежной Рошанной, что привела предателей в Дом Богов, околдуют всех людей в мире и сделают их своими рабами. Так начались Чистки.

Элль повезло, родители вывезли ее на Стеклянный Архипелаг, прямо в Галстерру, где никто и не думал о нападении. Отец получил неплохую должность в лаборатории среди таких же беженцев, как и он сам. И хоть правительство Реджиса рухнуло десять лет назад, призраки его идей еще блуждали из уст в уста. И это был еще один способ проверить, а не надменная ли тварина посасывала пивко поблизости.

— Ой, да ладно, — нахмурился Ирвин, будто слова Элль вызвали у него приступ зубной боли. Несильной, но все-таки неприятной. — Если ты смешаешь полынь с мятой, у тебя получится зелье, а у меня — в лучшем случае коктейль.

«Хорош», — подумала Элль, позволяя себе как следует рассмотреть заклинателя уже вблизи. Да, зрение в очередной раз не подвело ее, Ирвин был, мягко говоря, привлекательным. А если уж совсем начистоту, то складывалось впечатление, будто все боги дружно очнулись от своего вечного сна и взяли выходной, чтобы в свободное от божественных дел время сотворить его. К счастью, Элоиза уже достаточно выпила, чтобы этот молодой человек не казался ей недосягаемым.

Она повернулась так, чтобы скудный свет лампы лился ровнехонько в декольте, выглядывавшее из расстегнутого ворота рубашки. Наклонила голову сначала к одному плечу, потом к другому, позволяя волосам рассыпаться по плечам. И, конечно, Ирвин сделал следующий шаг в этом простецком танце.

— Могу я тебя угостить?

— А твой друг не будет против, если ты его бросишь?

— Приятно, что хоть кто-то здесь думает обо мне, — «друг» нарисовался тут как тут и выглянул из-за плеча Ирвина. Улыбнулся Элоизе своим тонким ртом и бесцеремонно протянул руку, задевая Ирвина за бок. — Я Шон.

— Мог бы просто подойти, — процедил заклинатель воды, оказавшийся зажатым между Шоном и Элоизой.

— Да я тут и так третий лишний, — беззлобно ответил рыжий. Элль скосила глаза на его шевроны и хмыкнула. Как она и ожидала, Шон оказался заклинателем огня. У них всегда пламя пробивалось то в волосах, то в глазах, то в россыпи веснушек. — Я пойду, а то еще за тебя отчет писать.

— Ну извини, что я меня перевели, — хохотнул Ирвин.

— Да мы просто всем отделом тебе завидуем. Госпожа, — он обернулся к Элоизе и чуть склонил голову. — Приятного вечера.

Не успел он выйти из «Колодца», как Ирвин тут же повторил предложение об угощении. Элоиза согласилась с довольной улыбкой. Танец флирта продолжился. Раз — они берут оплаченные Ирвином бокалы и под одобрительные взгляды старожилов барной стойки перемещаются за столик на двоих, уютно укутанный полумраком. Два — выходят на задний двор «подышать», и Элль снова шутит первой, когда Ирвин видит, как она собирает волосы и заталкивает сигарету в мундштук. «Да-да, слишком изящно для такой забегаловки. Просто ненавижу, когда руки воняют», — бормочет она, пока Ирвин подносит зажигалку и сетует на Шона, что тот ушел слишком рано. Затем следуют несколько комплиментов, тут тоже все предсказуемо. Ирвина, как и любого заклинателя-мужчину, впечатляет, что молодая девушка-алхимик ходит в брюках. Элль отвечает, что под мантией все равно не видно, и Ирвин снова выдает бархатистый смешок. Пару минут они разговаривают ни о чем: как в это время года воняет река Солари, что добираться на работу просто невыносимо, и что во всем городе давно нужно объявить нижние этажи нежилыми. Сумерки поглотили последние отблески заката, а из-за густых тяжелых облаков начала выглядывать Феррис — покровительница ночных проделок, вполглаза наблюдавшая за теми, кто остался топтать бренную землю. В эту ночь ее серп особенно ярко сверкал на небосклоне, пробиваясь через смесь туч и смога. Идеальный момент, чтобы сказать:

— Поздно уже, а завтра на работу.

Элоиза обернулась к Ирвину. Тот с улыбкой рассматривал ее залитое серебристым светом лицо.

— Позволишь проводить тебя? — почти шутливо поинтересовался он. Девушка благосклонно кивнула, застегивая мантию.

— Лучше я провожу тебя, а то красивому молодому человеку опасно ходить в таких районах одному.

— Как скажешь, — он придержал дверь, пропуская Элль вперед в душный бар, пропахший сыростью и прокисшим пивом. На секунду девушка замешкалась в темноте, так что Ирвин чуть не налетел на нее. Элоиза воспользовалась заминкой, чтобы развернуться, взять его за отвороты куртки и притянуть к себе. Ирвин среагировал мгновенно: его руки обвили талию девушки, а губы запечатлели легкий, почти целомудренный поцелуй, чтобы через секунду переместиться на нежную шею. Многообещающе.

Они наспех попрощались с Алколлегией и вышли на набережную Солари. По ту сторону вымощенной брусчаткой дороги, за веревочными перилами плескалась широкая река. По поверхности плясали отсверки Феррис и огоньки на борту речных трамвайчиков. Широкими масляными пятнами растекались отражения домов — добротных, пятиэтажных, на том берегу. Квартал Ливней же был темен, как кротовая нора. Элль сделала было шаг, но Ирвин схватил ее за руку и с силой дернул на себя. Мимо, дребезжа, пронесся экипаж и завернул за угол. Элоиза выругалась, но все-таки не упустила шанса прижаться поближе. Ирвин ласково провел рукой по ее спине, успокаивая, как будто поверил, что она и вправду испугалась. Огляделся и только после этого взял девушку за руку.

— Ты предпочитаешь трястись или качаться? — хитро подмигнул он.

— В зависимости от того, кто сверху, — парировала девушка. Ирвин рассмеялся в голос. Если до этого он просто выдавал усмешку с небольшим звуковым сопровождением, то теперь это был настоящий смех, хрипловатый и щекочущий уши.

— Думаю, экипажей на сегодня хватит. Будем качаться, — отметил он и подвел Элль к лестнице, спускавшейся к причалу. Хмуро куривший капитан — еще один заклинатель воды — приосанился, как только услышал их шаги, и принялся зазывать на все лады. Ни конкурентов, ни других клиентов на горизонте видно не было.

— Господин, госпожа! Мой катер к вашим услугам. Всего полсильвера.

— Совсем страх потеряли людей обворовывать, — задохнулась от возмущения Элль, но Ирвин уже оплачивал проезд и называл адрес.

С другой стороны, стоит ли спорить, если сорение деньгами становится частью прелюдии? Эта часть мимолетных свиданий с очаровательными незнакомцами особенно нравилась Элль. Все участники этого представления могли вести себя как угодно: выставлять напоказ все самое лучшее и, иногда, даже самое сокровенное, что в них было. Становиться сильными, независимыми, нежными, ранимыми, на несколько часов давать себе полную свободу, чтобы утром проснуться по будильнику, натянуть маску приличного человека и прилежного работника и с головой нырнуть в рутину. А главное, все это было бесплатно. Честность в обмен на честность, подкрепленную общей тайной и пропитанную взаимным желанием. Хотя афишировать такое увлечение не стоило — хоть женщинам и разрешили носить брюки и распускать волосы в общественных местах, к тесному общению с мужчинами до брака до сих пор относились как к верху аморальщины. Особенно людям профессии Элль. Но это лишь подстегивало азарт.

Галантно придерживая ее руку, Ирвин помог девушке взойти на борт. Потом снял свою куртку и бросил на влажные сидения. Капитан занял место на корме, развел руки и сделал несколько махов, как гребецЮ и катер заскользил по воде. Пару раз его дернуло в сторону, в эти моменты Ирвин приобнимал Элль и прижимал к себе, будто его спутницу могло ненароком выбросить за борт. За такую страховку девушка благодарила поцелуями.

Плевать, что подумает их капитан. Вообще-то, благодарить должен за то, что они держат себя в руках. Хотя немного вольности молодые люди себе позволили: Элль запрокинула голову, подставляя поцелуям шею. Ирвин охотно принял это предложение и, касаясь нежной кожи языком и губами, спускался все ниже. Пальцы умелыми движениями расстегивали ворот рубашки, пока не показалась стянутая корсетом грудь. Заклинатель наклонился, оставляя поцелуй на ключице. Элль подняла руку и провела кончиками пальцев по гладкой выбритой щеке, подцепила подбородок, заставляя поднять взгляд. А затем подалась вперед, жадно и требовательно припадая к его губам. Целовался Ирвин просто великолепно, мягко вовлекая и поддразнивая осторожными движениями языка, то отстраняясь, то прижимаясь всем телом, а от его запаха кружилась голова. Он пах сигаретами и еще чем-то свежим, терпким, как утренний воздух после ночного дождя. Элоиза прижималась к нему и жадно впитывала этот аромат, выгибалась навстречу прикосновениям и плавилась под его руками.