Оскорбление третьей степени

— Это за счет заведения.

И наконец, миновав руины санатория, в облике которых и впрямь угадывалось нечто призрачное, и маленькую часовню на опушке, построенную словно в память о дуэли, он очутился на месте. Сумерки заливали ландшафт мягким светом, все вокруг мерцало оттенками серого. Шилль бесцельно бродил взад-вперед, точно парапсихолог, пытающийся установить контакт с духами умерших. Но эта низина не вызывала в его душе ни малейшего отклика. Он ничего не чувствовал. Ничего, кроме неизбежного одиночества.

Мобильный телефон Шилля зазвонил.

Его не удивило бы, если бы на линии оказался один из двух давно почивших дуэлянтов, Штрунк или Кручинна. Но это был дядя Венцель, который сообщал, что ему удалось раздобыть еще один билет на сегодняшнее оперное представление, и осведомлялся, увидятся ли они там.

Шилль выразил сожаление и пояснил, где сейчас находится.

— В Хоэнлихене? На месте последней дуэли? Что вас туда привело, простите за нескромный вопрос?

— Сам толком не пойму. — Он еще раз повернулся вокруг своей оси и поймал себя на мысли, что действительно не знает ответа. — А вообще, мне только что пришло в голову, что сегодня, возможно, последний день в моей жизни.

— Из-за дуэли? Поверить не могу, вы все-таки условились со своим оппонентом?

Шилль был вынужден признать, что нет и что в этом и заключается проблема. Если все пойдет по плану, вечером в оперу вместо него отправится Марков — он, Шилль, прислал ему подаренные дядей Венцелем билеты.

— Очень хорошая идея! Тогда давайте я подойду к нему и скажу, чтобы он принял ваш вызов и назначил секунданта!

— А вот это уже не очень хорошая идея, потому что он вызовет полицию.

— Я могу передать ему депешу.

— Этот вариант мне нравится больше. Десятый ряд, места пятое и шестое?

— Кажется, — неуверенно отозвался дядя Вен цель.

— Вы его в любом случае узнаете. Седеющие растрепанные волосы, прическа художника. Он будет в однотонном костюме, непременно с каким-нибудь галстуком или платком на шее… По крайней мере, именно так он выглядит на портретах в своих книгах.

— Ага, запомнил. Что именно написать в депеше?

— Минутку… Никаких имен, адресов или телефонных номеров. Он должен прийти в нейтральное место. То есть не он, а его секундант.

За разговором Шилль вышел из леса и направился обратно к автобусной остановке. Уличные фонари уже зажглись. В конце улицы он увидел знакомую куклу шеф-повара перед кафе «Цум Дикен», а рядом с ней — патрульную машину.

— Хм, а полиция-то уже здесь. — Шилль остановился и стал искать другую дорогу. — В нейтральное место, то есть в кофейню, цветочный магазин, парикмахерскую… А, нет! — Он вынул из внутреннего кармана рекламную листовку. — Напишите, пожалуйста, такое письмецо: Уважаемый герр Марков, позвольте напомнить вам о дуэли, которая состоится завтра. Для обсуждения всех дальнейших деталей предлагаю организовать встречу с вашим секундантом. Завтра в полдень, в двенадцать часов… — Шилль перевернул листок, на чистой стороне которого написал свой список «LOST», и прочел адрес: — В велнес-оазисе «Фиш спа» на Данцигерштрассе, дом шестьдесят шесть.

Дядя Венцель старательно повторил название и адрес места встречи, а также весь текст «письмеца» и пообещал доставить его адресату.

— Я подойду к его ряду во время антракта. Потому что после антракта будет дуэль.

Шилль заново повторил номер ряда и мест, надеясь, что не ошибся, и, пожелав дяде Венцелю приятного вечера в опере и еще раз выразив сожаление, что не сможет там присутствовать, свернул в переулок перед полицейской машиной. Там он миновал ряд маленьких домов и церковь, а потом добрался до гостиницы «Цур Зонне», на освещенных окнах которой, как и в прошлом столетии, все еще покачивались тяжелые портьеры. «Кто знает, — сказал себе Шилль, — может, они висят тут с тех самых пор». Люди по ту сторону окон превратились в эфемерные, почти прозрачные фигуры, шевелящиеся фигуры, поглощенные неведомыми Шиллю делами и разговорами, от которых до него доходили только низкие, таинственно искаженные частоты.

11

Парадокс Близнецов

Разумеется, весть о дуэли, состоявшейся буквально за воротами санатория, распространяется по Лихену мгновенно. Разумеется, Гиммлер не аннулирует приказ о проведении бала в честь окончания маневров. С чего бы вдруг его отменять? Наоборот, именно из-за дуэли бал и следует устроить, чтобы не поползли слухи о нарушениях или о выходящей из-под контроля подковерной борьбе в рядах СС. Разумеется, в атмосфере царит чрезвычайная таинственность. К счастью, Гебхардту удается перенести торжество в отель «Цур Зонне» вблизи рыночной площади, где квартируют части 3-го батальона СС «Тотенкопф-Штандарте Бранденбург» и где сегодня, в субботу, спустя пять дней после дуэли и один день после смерти Штрунка, в восемь вечера и должен состояться сам бал.

На календаре двадцать третье октября 1937 года, и об этом дне сохранились лишь погодные сводки. Переменная облачность, небольшие кратковременные дожди, умеренный западный ветер, температура в течение дня примерно одинаковая.

Тучи, сгущающиеся над Лихеном, имеют другую природу, и не нужно иметь богатое воображение, чтобы представить себе то, что происходит здесь в этот день.

Гебхардт, вообще-то большой любитель увеселений, проводит субботу в уединении на своей служебной вилле; он читает газеты и, не в силах отогнать мрачные мысли, ожидает вечера. После смерти Штрунка, о которой уже было объявлено, но которая, впрочем, случилась только накануне, Гебхардту пришлось сделать ряд телефонных звонков. Первым делом он переговорил с Гиммлером: тот собирался в Рим и воспринял итог дуэли стоически, но потребовал строгой секретности; затем последовал продолжительный диалог с принцем Фридрихом Кристианом Шаумбургом-Липпе, секретарем Геббельса в министерстве пропаганды: тот немедленно назначил торжественные похороны на начало следующей недели и велел приступить к соответствующим приготовлениям; наконец, Гебхардт сообщил скорбную новость Видеману, адъютанту Гитлера. Видеман, ставший свидетелем приступа ярости фюрера из-за исхода дуэли, высказал предположение, что карательные меры Гитлера будут крайне масштабными: если до этого момента дело касалось только Кручинны, которого фюрер более не желал видеть в своих рядах, то теперь можно ожидать и более серьезных репрессий. Кто знает, что будет дальше, кого безвинно утянет в непостижимый водоворот гитлеровской ярости? Видеман этого не знал и, хотя он признавал, что Гебхардт, как врач, имел отношение не столько к назначению и планированию дуэли, сколько к ее последствиям, честно предупредил того, что ожидать можно чего угодно.

В последнюю очередь Гебхардт позвонил фрау Штрунк в Целендорф и сообщил ей, что ее муж мирно скончался, не приходя в сознание. Герда Штрунк отреагировала на это известие спокойнее, чем опасался Гебхардт, и, еле слышно выдохнув, поблагодарила его за то, что он был так любезен передать ей эту новость лично.

И в заключение Гебхардт переговорил с оператором телефонной станции, дав указание в ближайшее время не соединять его вообще ни с кем, за исключением фюрера или его заместителя. Он повесил трубку и перевел дух, чувствуя, что худшего удалось избежать. Хоэнлихен вновь превращался в точку схождения национальных интересов, только на сей раз, в отличие от Олимпиады 1936 года, этому схождению суждено было стать в некотором роде фатальным.

Трудно сказать, в какой момент своей жизни хирург, когда-то начинавший дантистом, повернул в сторону Ландсберга-на-Лехе, где был возведен эшафот Нюрнбергского трибунала по военным преступлениям. Вероятнее всего, он сделал это очень рано. Отец Гебхардта был семейным врачом отца Генриха Гиммлера в Мюнхене, а отец Гиммлера был директором его, Гебхардта, школы. Старший брат Генриха Гиммлера ходил с ним в школу, то есть они знали друг друга, можно сказать, с начала времен.

После Первой мировой Гебхардт побывал в поразительном для студента-медика количестве добровольческих корпусов, оказывавших противодействие посланникам еврейского большевизма: в корпусе фон Эппа, фрайкорах «Бавария» и «Обер-ланд», в рядах которого вдохновенно сражались также Генрих Гиммлер и Зепп Дитрих, впоследствии командир «Лейбштандарта СС Адольфа Гитлера» и один из наиболее высокопоставленных офицеров войск СС. Еще до окончания учебы он участвовал в мюнхенском марше на Фельдхернхал-ле. (В свое оправдание он будет заявлять, что был там лишь в качестве сопровождающего врача и даже оказывал медицинскую помощь раненым со стороны противника.) Позже Гебхардт стал лечащим врачом Гиммлера, фактически его личным лечащим врачом, что соответствовало званию генерала СС. Он же станет сопровождающим врачом в рамках испытаний и экспериментов, которые будут проводить над узниками концлагерей с 1939 года, — испытаний, которые он якобы счел возможностью помилования для тех, кто в любом случае приговорен к смертной казни, как он уточнит в ходе Нюрнбергского процесса над врачами, однако при этом не сумеет ответить на вопрос, в чем состоит эта возможность в случае маловероятного выживания подопытных, пояснив, что полностью полагался в этом отношении на Гиммлера.