Особняк со странностями

— Ты назвала приговоренному свое истинное имя?! Зачем?

Девушка и сама искала ответ на этот вопрос, поэтому просто стыдливо потупилась:

— Он все равно не запомнит его.

— С чего ты взяла?

— У таких, как он, плохая память на женские имена.

Адрастея замолчала. Не поднимая головы Кара чувствовала ее изучающий взгляд, что, казалось, способен был в секунде выпотрошить душу.

— Тебе понравился приговоренный?

— Что?! — вскинулась в ужасе блондинка. — Нет!

Богиня снисходительно позволила девушке встать и немного отойти в сторону, чем Кара поспешила воспользоваться.

— Хорошо, — кивнула Адрастея. — Ты не должна забывать, что главное для нимфы справедливости — беспристрастность. А беспристрастие невозможно при познании телесной страсти.

— Я помню, моя госпожа, — не зная, как скрыть пылающие щеки, пролепетала Кара. — И никогда не сойду с пути истины.

Адрастея обласкала ее материнской улыбкой:

— Да пребудет с тобой справедливость, дитя мое.

— Благодарю, — еще больше зарделась Кара, чувствуя, как волна божественного благословения окатила ее тело.

Девушка поспешно оправила платье, прикрыв грудь, и застыла в ожидании дальнейших указаний. Как она ни старалась утихомирить разум, а в голове засело… последнее задание. Приговоренный, что впервые за все века несения службы у богини Справедливости, смог посеять смятение в ее душе. Неужели он действительно мог ей… понравиться?

«Глупость какая!» — внутренне усмехнулась Кара.

Даже мысль об этом вызывала откровенный ужас!

Она — нимфа справедливости, карающий меч в руках госпожи, божественный перст, указывающий на пороки, орудие возмездия! Не женщина, испытывающая чувства, не существо, подвластное слабостям! Нет!

Сколько раз она приводила разнообразные приговоры в действие, никогда не колеблясь в правильности решения хотя бы на миг!

Сегодня же… случилась досадная оплошность, которая больше не повторится.

Всему виной смертельная усталость от обыденности вечной жизни и… скука, что довлела над ней, как дамоклов меч. Это единственно верное объяснение случившемуся.

Нимфы справедливости не способны на чувства к мужчинам. Особенно к таким, как последний приговоренный. Это противоестественно! Немыслимо!

Да и Кара совершенно не знала, каково это… испытывать к кому-либо подобную тягу или привязанность… А если не знала, значит, априори не могла испытывать…

Подобные размышления помогли блондинке утихомирить бурю, взорвавшуюся в душе после странного вопроса богини.

Несколько секунд знакомого безмолвия и Кара смогла восстановить нормальный ритм дыхания, перестав судорожно глотать воздух, как при погоне.

— Можешь отдыхать, Кара, — прервала ее задумчивость богиня. — До следующего зова.

Блондинка скупо кивнула, низко поклонилась, все еще стыдясь встретиться глазами с госпожой, и поспешила покинуть большой зал. Ей казалось, что чем быстрее она сможет попасть в свою комнату, тем скорее избавится от дивных сомнений, что посмели притронуться к душе. Адрастея учила, что дом способен исцелить любые повреждения, что телесные, что душевные, нанесенные нимфам.

«Значит, и с этим навязчивым ощущением ошибки поможет», — твердо решила Кара.

Ведь обитель справедливости по праву считалась ее домом! По крайней мере, иного она никогда не знала…

Позволив служанке вновь заняться вплетением жемчужных нитей в волосы, Адрастея окинула напряженную спину резво уходящей Кары, задумчивым взглядом.

«Неужели началось? — мысленно задалась вопросом она. — Братец не блефовал?»

Перед внутренним взором все еще слишком ярко стояла их последняя встреча, что обернулась бурной ссорой. Не сказать, чтобы Адрастея с братом когда-либо слишком ладили, всегда балансируя на краю дозволенного, но откровенного противостояние не допускали. Как в прошлый раз.

— Ты пожалеешь, что отказываешь мне, Тея! — вспомнился его яростный крик и нескрываемые угрозы. — Ледышка, как и все твои безвольные куклы мнимой справедливости! Я сделаю так, что ты хорошенько осознаешь свою ошибку! Ты потеряешь все, что тебе дорого, Тея! Все! Слышишь?!

Тогда она не восприняла очередную угрозу братца всерьез. Но последующая череда странностей заставила задуматься. Решающий удар был нанесен по ордену существ. Ее личному изобретению справедливости мира существ. Крах любимого детища и особенно последствия, что неминуемо обрушились бы вслед за этим, она допустить никак не могла.

Пришлось включаться в игру, расставляя необходимые ей фигуры так, как выгоднее всего. И даже пойти на хитрость, использовав истинную силу для создания артефакта преломления временного потока. Адрастея рисковала, пытаясь обвести за нос бога Обмана, но… не могла иначе. Просто не могла все потерять!

К тому же братец никогда не играл честно, этот факт смягчал давление совести за то, что пришлось прибегнуть к маленькому обману, введя ключевого, как ей казалось, игрока.

И поставив на кон все, Адрастея не теряла надежды, что победа в этом противостоянии будет за ней. Справедливость просто обязана восторжествовать, иначе какая же это справедливость?

***

Парение в пустоте заставляло чувствовать себя легким перышком, ведомым судьбоносной рукой. Куда подует ветер — туда и полетит. И не было в этой беспомощности, которая заполнила меня до краев, ничего раздражающего или отталкивающего. Всеми фибрами души я понимала — так надо. Быть в полной власти кого-то свыше, не споря и не задумываясь ни о чем. Не вести, стать ведомой. Именно так и никак иначе.

Безмятежность полета резко прервалась, когда перед глазами вспыхнул яркий свет. Блеснув крохотной белой точкой, он стремительно разрастался в размерах и притягивал меня к себе, как магнитом. Словно звал, так настойчиво и властно, что я не смогла воспротивиться тяге.

Стоило оказаться в эпицентре сияния, как слепящий эффект пошел на убыль, позволяя мне оглядеться по сторонам. Гладкие стены из белого камня с золотым вкраплением, белый, возможно мраморный, пол, вместо потолка — черное полотно неба и россыпь звезд. В центре дивного помещения, названия которому я не смогла отыскать, стояло углубление с водой. Довольно широкое в диаметре, из позолоченного камня, похожее на колодец или оригинальную купальню. На просторном бортике сидела рыжеволосая женщина. От красоты которой, казалось, исходило собственное сияние.