Останови моё безумие

Florence and the Machine – Over the love

ВЛАД

Разрывная пуля прошла сквозь тонкую кожу, обтягивающую грудную клетку, застревая в пятом межреберье на сотую долю вечной секунды, а потом взрыв, там, глубоко внутри, и позднее осознание, что ей не хватило времени.

Больше ей не нужно его.

Родители принялись возмущаться и сетовать на дочь, тем не менее, терпеливо выслушивая её отговорки, похожие на ложь слова «по крайней мере, какое-то время», а я уже слетал вниз с заграничным паспортом и «на всякий случай» заготовленной визой. Это ведь были простые меры предосторожности, ничего больше.

Тётя Таня не из любопытства, но из мягкосердечия своего вслушивалась в ровный голос сестры, раздающийся из колонок по громкой связи с родителями. И только она бросила уже старческий, но от этого только ещё более тёплый взгляд в мои глаза, ещё медлившего в дверях гостиной, чтобы уловить больше голоса Миры в простреленное сердце, больше воздуха в лёгкие на износ.

Семь часов пятьдесят девять минут. Именно столько времени прошло с момента прослушивания безымянного голоса в трубке, известившего меня, что Мира остаётся в Берлине в тысяче шестистах восьми километрах от меня.

Ей нужно было расстояние?

Я нашёл ту гостиницу, в которой они остановились сразу, продиктовал таксисту адрес по памяти, хотя по-немецки не говорил и не понимал ни слова. Мужчина в служебной кепке и серо-голубой, отглаженной до безупречности рубашке доставил меня до Фридрихштрассе девяносто девять и распрощался со мной.

В «Евростарс Берлин» меня встретили радушно, администратором оказалась симпатичная девушка, бегло заговорившая со мной на немецком языке, но не производившая впечатление немки. Я улыбнулся ей самыми краешками губ и ответил на приличном английском. Состоялся обмен улыбками согласно этикету, и она поспешила проверить, действительно ли у них имеется запрашиваемая мной постоялица. Она не переставала улыбаться всё время, пока искала информацию в базе данных своего компьютера, а затем чтобы сменить выражение лица просто сделала свою улыбку ещё шире.

Она подтвердила, что Калнышева Мирослава Сергеевна на самом деле занимает двести шестой номер в их гостинице и спросила, доложить ли ей о том, что её ожидает гость в холле. Я сначала утвердительно покачал головой, а потом рывком остановил собирающуюся звонить в номер к сестре администраторшу.

«Не могла бы она сказать мне, на каком этаже находится номер сестры и тогда я смог бы устроить ей маленький сюрприз», - попросил я, уподобляясь “Хильде” (как гласил её синий бейдж) лукаво заулыбавшись.

Девушка поспешно поставила трубку на место и в изумлении раскрыла ярко накрашенные малиновые губы. Я спокойно замахал обеими ладонями, разуверяя её в своих побуждениях, и она тут же согласилась содействовать мне.

Номер сестрёнки располагался на последнем этаже этого высотного отеля и, добравшись до него на лифте в сопровождении портье, я отпустил парня, выдав ему незаслуженные чаевые. Медлить перед рифлёной дверью не было смысла, но оттягивать момент неизбежности, казалось было давно выученным уроком, а я просто повторял его в который раз.

Кулак ещё ненадолго завис в воздухе в том месте напротив двери, чуть ниже выгравированных цифр с номером комнаты, а затем сдвинулся вперёд и ударил, один раз, второй, третий…

Дверь открылась, и я встретился с карими глазами… мужчины… Макса?

Первым заговорил он, точнее удивился, увидев меня на пороге, и всё его изумление выразилось в двух словах, восклицательных, в моём имени:

– Владислав Сергеевич?!

Я отвернулся, словно бы оборачивался взглянуть за спину, упираясь взглядом в противоположную стену, но голос шёл не из-за моей спины, а за спиной Макса:

– Кто там?
– просто и по-домашнему спрашивала Мира, теперь я улавливал и её осторожные шаги, и мелькающую фигуру в белоснежном махровом халате с широкими завязками.

– Знаешь, Макс? А я передумал, - кулак сам собой полетел в приплюснутое лицо бывшего заместителя, и хруст ломающейся кости перекрыл все остальные звуки и голоса. Я шагнул внутрь номера, захлопывая дверь ногой, а Макс уже успел прислониться к стене, рядом с закрытой дверью, а руки его тщетно пытались сдержать хлыщущую из носа кровь. Я злорадно скалился, протиснувшись рукой между выдвинутыми вперёд локтями, и вцепился в его шею: - Это ж надо было так ошибиться, - сильнее сжал пальцы на его горле, почти наслаждаясь начавшимися вырываться из него хрипами, а беспомощные руки парня переместились ниже, покрывая мои зажатые тисками вокруг его шейных позвонков ладони.
– Ай-яй-яй, теперь я признаю, что тебе стоит держаться подальше от РОДИНЫ!!!
– Я орал прямо в лицо задыхающемуся Максу с выпученными глазами, пытающемуся не захлебнуться собственной кровью, но ещё больше пугающемуся перспективе оказаться задушенным в номере отеля.

– Отпусти его! Прошу тебя пусти!
– оказывается всё то время, что я душил Макса, маленькие кулачки наносили бесчисленное количество ударов в мою онемевшую спину, а всхлипывающий голосок сестры пытался достучаться до моего обезумевшего сознания.
– Влад, прошу тебя! Он уйдёт! Он просто уйдёт…

Не знаю зачем, но я послушался этого голоса, я разжал пальцы, не сразу, окаменевшие в крепкой хватке, они отпускали горячую плоть неохотно, только по-одному освобождая слишком хрупкое горло Макса. Мои пальцы обагрились кровью, стекающей по подбородку и пятная не только мои руки, но и полированный пол. Я отступил, стряхивая руку, а Мира поспешно выдворила Макса за дверь в коридор, мало заботясь о его состоянии, хотя возможно как раз таки забота о нём и вынудила её выставить его вон, чтобы он ненароком снова не очутился в моих «объятиях».

Я обернулся через плечо, вперив по-прежнему яростный взгляд в сестру, и застал её задыхающейся криком и опирающуюся на запертую дверь. Я ушёл вглубь гостиной и сел на белоснежный диван, ехидно напомнивший, в каком виде Мира предстала моим глазам совсем недавно. Не вовремя врезались в память пижамные штаны Макса и хлопковая футболка, всё, что было на нём надето, выглядело безупречно в тон «наряду» сестрёнки.

Я молчал целую вечность, откинув голову на спинку дивана и прикрыв веки, губы мои будто беспечно улыбались, подёргиваясь в равные промежутки времени, а брови остыло хмурились.

– Зачем ты здесь?
– спрашивает вдруг, и я вздрагиваю от этого холодного голоса. Я не отвечаю на бессмысленный вопрос, а только приподнимаю голову, чтобы заглянуть в горящие отблесками пламени глаза.

«Не знаю», - хочется солгать, но губы отказываются, и я мотаю головой, отвечая на свой, не её вопрос. Снова опускаю голову на спинку, погружаясь в ничто, закрываю глаза.

– Почему ты просто не можешь оставить меня в покое?
– голос всё так же холоден, хотя презренная теплота начинает прорываться из него высокими нотами.

«Она на самом деле не понимает, чего просит?» - говорит моё сознание, на этот раз отвечают мои губы, расширяя сумасшедшую улыбку с обнажением клыков и натягиванием щёк. Я почти слышу собственный безумный смех, но звуки уходят внутрь меня, оставляя безмолвной окружающую нас комнату.

– Что тебе нужно от меня? Зачем ты всё это делаешь? Зачем мучаешь меня? Оставь меня, слышишь? Уходи! Уходи, немедленно! Вон! Ненавижу тебя!
– поток безнадежных вопросов слился с лавиной абсурдных фраз и я поднялся с дивана, приближаясь к выходу на три шага ближе… к Мире.