Останови моё безумие
Шрифт:
Она мгновенно съёжилась, испуг, отразившийся в её чистых хрусталиках глаз, заставил меня остановиться на расстоянии от неё, даже протянув руку, я не мог её коснуться, так далеко я обозначил дистанцию между нами.
– Ты не хочешь меня видеть… больше?
– я сглотнул, не отрывая взгляда от её глаз, следил за малейшим изменением в их непроглядной глубине и желал найти ответ прежде, чем её голос соврёт, глядя в мои глаза.
– Нет, - прозвучал вердикт, она отвечала, не моргая и не задумываясь, не пытаясь слушать или услышать меня.
– Ложь, - без промедления, без эмоций, только
– Да, - приговор.
– Ложь, снова, - желваки непрерывно дёргались, скулы болели, а глаза бегали по её лицу, не находя желанной уступки. Мира прятала свои руки за спиной, с каждым произнесённым ей словом теснее прижимаясь к двери, позади себя.
– Скажи мне, что не любишь больше, что не любила никогда и обещаю… Я уйду.
– Только один раз я разорвал этот поединок между нашими глазами, глаза скосились в сторону при пустом обещании. Но Мира не отвернулась, она всё так же смотрела в мои глаза, жаждущие правды? Лжи? Слов? Или молчания?
– Я ненавижу тебя! Слышишь? Ты мне противен! Противен!!!
– закричала она.
«…- Я люблю тебя… Слышишь?
– Я молю Бога, чтобы ты не сказала обратного, чтобы я не услышал от тебя противных этим слов.
– Никогда. Слышишь, никогда не перестану тебя любить…»
Я расхохотался, отворачиваясь. Не знаю, зачем мои глаза приковались к белоснежной поверхности дивана, но они не могли оторваться от сплошной белизны, стеной выстроившейся передо мной. А истерический смех до болезненных колик всё никак не хотел останавливаться, по щекам текла какая-то странная жидкость, маленькими ручейками, и это была не кровь Макса, а моя, моя кровь, только пока ещё прозрачная, но уже солёная.
– Отойди от двери, - голос, приказавший сестре уйти, так сильно напоминал мой собственный, и я поверил в то, что смирился, тыльной стороной ладони я стёр лицо и, не смотря в лицо Мире, только слыша её шаги, я поменялся с ней местами: теперь я был у запертой двери, а Мира стояла посреди комнаты. Моя рука застыла на ручке, оттягивая её вниз, но, всё ещё не давая ей открыться.
– Если это так просто… Скажи, как мне? Как мне, возненавидеть тебя? Как остановить это безумие? Как перестать любить тебя?
– Я не выдержал и обернулся через плечо, наверное, желая в последний раз запечатлеть её образ ангела в своей памяти, такой растяжимой для неё и такой предательской для меня.
Теперь… Теперь, глаза ее заволокло стеклянной пеленой непролитых слез.
Они будто не смели падать на горящие алым щёки, не желали покидать такого надежного приюта - теплого шоколада ее зениц.
Взгляд настороженный, она, кажется и сама не замечает, как ноги ее отступают назад, вглубь комнаты. Наши взгляды схлестываются в немом разговоре, Мирины невозможно громко кричат обидой и упреком, но я не настолько всесилен, чтобы объяснить истинную причину ее укора. Рука опадает, переставая держаться за металлическую ручку, но Мира не произносит ни слова. Она молчит, как и я. Я жду ответа. Терпеливо ожидаю её…
Еще на один шаг ближе...
Мира качает головой, отрицая, отступая, не отпуская.
Еще больше страха в ее глазах...
А я
не чувствую, как иду.Всхлип... Её…
Она в моих объятиях.
Я не забыл, каким приятным может быть ее запах, щекочущий мои раздувающиеся от
желания ноздри. Я обнимаю её жадно и до удушья, собственного и её, я тяну её вверх, находя беспокойные губы, всё ещё что-то шепчущие, что-то бессвязное… но порывисто отвечающие на мои поцелуи.
– … ненавижу… ненавижу…ненавижу, - повторяет она, неустанно осыпая поцелуями моё лицо, щёки с высохшей влагой, орошает их своими слезами, наконец, выпросившими себе свободу.
– …люблю…люблю…люблю, - шепчу я. Я толкаю её к дивану и усаживаю почти насильно, пристраиваясь на колени возле её ног, удерживаю её разгорячённые ладони в своих руках и продолжаю вглядываться в её глаза, лицо, губы, слёзы, улыбку.
Она порывается обнять меня и оттолкнуть, её непослушные руки хотят притронуться к моим взъерошенным волосам, а глаза упрекают и отворачиваются, преследуют и убегают.
– Ты должен был уйти… Должен был оставить меня. Это всё неправильно, - она качает головой и не смотрит на меня, отворачивается от моих губ, но прижимается к ним щекой, опуская веки. Я целую её. Осторожно и неслышно, как шестиклассник на большой перемене свою застенчивую одноклассницу. Проще, я целую свою сестру.
– Ты прогоняешь меня? Хочешь, чтобы я ушёл?
– говорю, не отрывая губ от её мягкой, но солёной щеки.
Мира распахивает глаза и смотрит на меня, высвобождает руки из моей хватки и вцепляется ими в рукава моей рубашки.
– Не уходи, нет!
– надрывно шепчет она. Она отчаянно мотает головой. В глазах её столько обиды на меня, что я перебираюсь на диван рядом с ней и пересаживаю её к себе на колени.
– Я сделала тебе больно. Я обидела тебя, - бормочет она мне в грудь, не поднимая головы.
– Но я не жалею. Ты должен был уйти. Должен был, когда я тебе позволила. Когда могла отпустить. Я не нужна тебе. Я… Я убила нашего ребёнка…
– Ты знаешь, что это неправда, - сказал я, напрягаясь, но, не переставая гладить её по спине.
– Правда. Я такая слабая, рано или поздно… это… всё равно бы произошло. Я просто обманывала себя иллюзиями. Я не делаю тебя счастливым. Я…
Мира неожиданно извернулась в моих руках и раскрыла полы своего халата, под ним была одежда: короткие шорты и свободная майка. Она похудела - это первое, что бросилось мне в глаза. Но она показывала мне совсем другое - синяки, много синяков, по всему телу.
– Я безобразна, - прошептала она, приникая губами к моей шее. Я обнял её крепко-крепко.
– Вовсе нет, - выдохнул я.
– Ты не можешь любить собственную сестру, Влад. Сестру, от которой пахнет кровью и лекарствами большую часть времени, - бормотала она, но она хотела, чтобы я всё это слышал. И я слышал. Я слушал.
– Могу. Могу и люблю.
– Нет, - запротестовала она.
– Я хочу видеть тебя таким, каким ты был до встречи со мной. Хочу, чтобы ты жил, а не превращал свою жизнь в существование ради меня.
– Послушай меня!
– я оторвал её от своей груди и обхватил её лицо ладонями, нервно потирая щёки большими пальцами.
– Просто послушай!