От альфы до омеги

— А какой сегодня день недели? — спросила Ирис, делая глоток из бутылки. Свежая, чистая, необработанная вода, какую она и не пробовала. В Центре подавали очищенную, пропущенную через десятки фильтров, уже когда-то использованную. Бывшая в употреблении вода: хуже и не придумаешь. И почему ее вдруг заволновали вкусовые ощущения? Это просто сигналы. В них только информация, и нравиться ей эта вода не может.

— Среда, — отозвался полицейский.

Они миновали горную цепь, и далеко впереди показался Эмпориум. В лучах восходящего солнца гигантский, словно расплывшееся пятно, город блестел крышами, куполами и шпилями. Воды Алого Залива омывали бледно-желтые скалы, чайки парили в дымчатой вышине. Город, застывший на краю скального выхлопа, просыпался, пронизанный свежим, пока еще бледным светом.

— А число? — аккуратно продолжила Ирис. — Я что-то совсем потерялась в датах.

— Так пятнадцатое, — пожал плечами полицейский, увлеченный огоньками на панели. — Пятнадцатое июня.

— Четыре тысячи... — начала она, надеясь услышать год.

— Четыре тысячи, — рассеянно кивнул он.

Ирис закусила губу. Спросит в лоб — от его веселости не останется и следа. И тут сигналом шевельнулась мысль. Ирис перевернула шоколад в поисках отпечатанного срока годности, но не нашла ничего кроме путаного шифра. На второй упаковке было то же. На бутылке с водой вообще ничего не значилось: она была обернута в простую матовую этикетку. Что же делать?

— Какое все отсюда красивое, — сказала Ирис, косясь на полицейского. — А вон тех шпилей я не помню, — она указала на тонкие башни, спиральками взмывавшие ввысь из самого сердца города.

— Это проекции, — улыбнулся полицейский. — Пока не проголосовали и не утвердили, не построят.

Ирис мысленно выругалась.

— А вы давно в полиции? Вам нравится?

— Да с незапамятных лет. Не жалуюсь, — насвистывая, пожал плечами полицейский.

— И в каком году вы поступили? — гнула свое Ирис.

— Да как выпустился, так на службу и поступил.

Он беззаботно смотрел на приближающийся город, а Ирис считала про себя до ста. Если он подлетит к стенам, то появится на всех радарах городской службы безопасности. Не стоит заходить так далеко. Или она решается сейчас, или...

— Ну-ка, покажу тебе, какие скачки умеет делать моя старушка, — похвалился полицейский и опустил один из рычагов.

Машина взревела, словно голодный зверь, и Ирис вжало в сиденье. Подушки под ней заскрипели.

— За десять секунд долетим! — бахвалился он, а город неумолимо несся на них.

Не успеет. Не успеет его отключить, не успеет развернуть машину, не успеет улететь куда-нибудь в горы, куда люди больше не суются.

— Давненько ее построили. Даже сейчас, в девяносто четвертом, с такими скачками не выпускают, а она все радует, — вдруг выдал полицейский.

Ирис шумно выдохнула и бросила в его сторону быстрый взгляд. Полицейский все так же глупо улыбался. Никакие не четыре тысячи. Три тысячи девятьсот девяносто четвертый.

В девяносто четвертом еще не было Центра. Она никому здесь не нужна. Никто за ней здесь не погонится. Она может начать новую жизнь в чужом Эмпориуме — с чистого листа. Так, будто она и вправду человек. Так, как зажила бы десятка без проверок Сальватора, без задания Сената. Свободная десятка, будто она и в самом деле имеет право на свободу.

Ирис вдруг ощутила, как растягиваются в улыбке ее губы. Ее мозг не посылал мышцам лица такого сигнала, и система имитации не выдавала никаких рекомендаций. Ирис улыбалась просто потому, что была счастлива.

Или она просто так думала?

Омеги не знают, что такое счастье. Уж об этой категории на уроках не рассуждали. Радость Ирис, конечно, изучала, но и она прекрасно знала, что односоставная эмоция совсем не равняется сложному комплексу положительных ощущений, который люди называют счастьем.

А может, она все-таки просто зеркалила чувства полицейского? Недалекий и простой — он радовался бодрому утру, свежей выпечке, которую он собирался купить в кафе, яркому солнцу, которое пятнышками перебегало по приборной панели...

Ирис закрыла глаза. Да, она зеркалит его радость. Просто его радость такая сильная, такая чистая и такая понятная, что она кажется куда внушительнее простого односложного ощущения.

Глава 20. Ирис. Слежка, Тит и новая возможность

Причальная платформа сверкала в лучах раннего солнца. Отсюда открывался вид на крыши и купола зданий Сената, но дух от него так, как сверху, не захватывало. Ирис жмурилась, считывая сигналы о повышении температуры воздуха, и ловила между ресниц разноцветную радугу. С Алого Залива задувало соленым ветром, чайки реяли над их головами, словно снизились специально для того, чтобы посмотреть на омегу, которой удалось сбежать.

— Сейчас посмотрю, есть кто в участке или нет, — с видом заговорщика шепнул полицейский.

Он разрешил Ирис забрать еще три шоколадки. Отнекиваться она не стала, и рассовала их по карманам рваного платья. Оно и к лучшему: одна порция дает энергию на несколько часов, и неизвестно, когда она урвет еще кусочек. Вдобавок, эти шоколадки куда сложнее по составу, чем те батончики, которые выдавали в столовой Центра. Логично, ведь они предназначены для людей и их привередливых вкусовых рецепторов. Но одна мысль о том, что она ест что-то, что обязано быть вкуснее ее привычной пищи, приводила Ирис в восторг. И в этом был собственный плюс. Ирис заметила прелюбопытную закономерность: чем больше она получала положительных сигналов от системы имитации, тем проще ей думалось. Это-то она и называла человеческим словом «восторг».

Полицейский исчез на винтовой лесенке, ведшей на первый этаж. Ирис неуверенно шагнула за ним.

— Все чисто. Можешь идти, — полицейский на ходу обернулся и задрал голову.

Ирис тихонько спустилась в приемную, залитую солнцем. Окна здесь были огромные, и пропускали столько света, что Ирис невольно зажмурилась. Из-за распахнутой двери справа с табличкой «открыто» доносились запахи выпечки.

— Точно не хочешь как следует позавтракать? Можно взять с собой, — тепло улыбнулся полицейский.

— Уже вернулись с облета?

Из-за стойки вынырнул мальчишка. На вид он был чуть старше Ирис; может, на пару месяцев, а может, и на пару лет. Светлые вихры были тщательно зачесаны за уши, гимнастерка застегнута на все до единой пуговицы. Он заискивающе улыбался, а в руке сжимал чашку кофе.

— Благодарю.

Полицейский принял чашку и, блаженно прикрыв глаза, сделал глоток. Мальчишка бессовестно пялился Ирис. Его восхищенный взгляд задержался на рваном подоле и грязных коленках.