От альфы до омеги

— Вы разве больны? — спросила она, вскинув голову.

— Я? Может, статься, и так. Пожалуй, болен. Только совсем не проказой, а ты все равно убежала, — он ухмыльнулся своему не слишком удачному каламбуру. — Впрочем, оно и к лучшему. Именно так я и планировал.

Ирис нахмурилась. Процессор забарахлил, силясь предугадать объяснение, но Сальватор молчал, и улыбка играла морщинами в уголках его глаз.

— Хочешь узнать, что я такого для тебя напланировал? — спросил мягко Сальватор. — А я рассскажу. Преобязательно расскажу. Пренепременно. Опасности эта безделица пока что не представляет, — он кивнул на аномалию, и та очень медленно шевельнула пальцами, словно бы не зная, согласиться или поспорить. — Ты ведь ее чувствуешь, милая Ирис, чувствуешь? Ты знаешь, что опасаться ее сейчас не стоит.

Ирис переступила с ноги на ногу.

— Не прячься больше, я все знаю про твой «дефект». Ты ведь так его называешь? Это я его запрограммировал. Я вживил тебе аналог человеческих зеркальных нейронов, чтобы ты понимала людей. Ты ведь уже их, конечно, заметила?

Сальватор не спрашивал, не ждал ответов. Его вполне устраивал и собственный монолог.

— Конечно, — улыбнулся он и сгорбился еще сильнее, словно его распирало изнутри, а он все держался. — Ты думала, что ты особенная. Ты боялась, что про твою тайну узнают... Как же все это занимательно, твои метания просто прелестны!

Сальватор расхохотался.

Ликвидатор вздрогнул. Он молчал, но злоба переполняла его, ожидая своего часа. Ирис повернулась к нему боком, чтобы не видеть лица. Всего лишь зеркальные нейроны? Никакой магии, никакой ошибки, никакой загадки. Очередной эксперимент необремененного заботами толстосума из Сената. Только вот зачем, зачем вживлять ей то, что омегам не нужно? Ведь омеги созданы для того, чтобы не чувствовать. Они люди, но люди улучшенные, непробиваемые, крепкие, как металл, которым пронизаны их кости. Эмоции им только мешают, они сбивают с толку. Без эмоций рациональная мысль совершенна. Так зачем ей зеркальные нейроны, которые даже не дают ей чувствовать самостоятельно, а только отражают чужое? Зачем эта странная замена, этот непонятный шаг назад, регресс в сторону слабого, подверженного страданиям и чаяниям простого человека?

— Прости, что отвлекся, — вдруг миролюбиво оборвал себя Сальватор и повернулся к Ликвидатору. — Эта особа занимает мои помыслы уже много лет. С самого ее рождения и намного раньше. Этот проект я продолжил ради нее, она меня вдохновила, она мне подсказала истину, показала, куда идти. Она была моей музой. Я должен был создать ее снова.

— Ты все-таки помешался, — пробормотал Ликвидатор, все крепче сжимая свой излучатель. — Ты сам не понимаешь, что несешь. Ты слетел с катушек уже тогда, двадцать лет назад. И эти твои омеги не только никому не нужны, они просто-напросто опасны.

Ирис метнула на него взгляд. Ликвидатор говорил не о ней, он просто не мог. Он не злился на нее, больше не называл ее про себя роботом — не называл скорее всего, конечно, ведь мысли она прочитать не могла, но чувствовала, знала, что Ликвидатор больше не считает ее куском железа. Он просто лгал этому Сальватору, зачем-то говорил совсем не то, что должен бы думать.

И тут странная догадка озарила ее процессор красным сигналом.

Двадцать лет назад. Он сказал, двадцать. Он знал Сальватора, а тот знал Ликвидатора. Он и есть тот самый Сенатор, тот самый друг, дорожки с которым у Ликвидатора разошлись двадцать лет назад, после страшного, непонятного события, из-за которого Ликвидатор и получил свою черную метку.

— Омеги? Опасны? — между тем хохотнул Сальватор. — Да, нейронная сеть, которую они насыщают опытом и укрепляют впечатлениями — это конкурент нашей собственной. Но разве важно, откуда произошел человек? Откуда тебе знать, что и Адама не создали согласно программе?

— Не было никакого Адама, и ты прекрасно это знаешь, — прошипел Ликвидатор.

— Откуда тебе знать? — повторил Сальватор. — Он мог существовать. Мог. Кем бы он ни был. А милая Ирис... Разве важно, что я создал ее собственными руками? Я сформировал ее как глиняного голема, создал по собственному желанию, по собственной памяти — сделал ее ровно такой, какой она была. Ты думаешь, ты сбежала сама? — обратился он к Ирис. Губы его все еще кривились в гомерической ухмылке. — Мои глаза повсюду. Мои ниточки везде. Я хотел, чтобы ты сбежала. Тебе нужна была закалка, риск, человеческий страх. Все, кто тебя якобы преследовал или указывал пути — все они просто подталкивали тебя вперед. Я управлял тобой, как марионеткой, чтобы ты стала ей. Чтобы ты стала совсем как она. Чтобы ты стала настоящим человеком.

Веснушчатая девочка в туалете Центра, у которой непонятно зачем стояла защита... Пустышка Гелла, которая делано-беззаботно следила за Ирис каждый день... Десятка-хозяйка кондитерского магазина, которая помогла улизнуть от Мамонтов... Сколько их было еще? А сами Мамонты и люди из Особых Назначений? Они просто пугали ее. Они с Ликвидатором никого не оставили с носом, не было ни капли ловкости в том, как они уворачивались от преследователей. Захоти Сальватор поймать ее по-настоящему, он бы ее поймал.

Ирис перестала дышать. Значит, она была просто крысой в лабиринте, который наклонял Сальватор. Она знай себе бежала под уклон, уверенная, что это ее выбор. А выбора не было. Никогда не было, и вся свобода ей только примерещилась.

— Мне нужна была такая, как ты. Как она. И мне это удалось, — удовлетворенно завершил Сальватор.

— Она, она... — фыркнул Ликвидатор. — Ты же сбрендил, о ком ты все твердишь?

— А ты как думаешь? — очень мягко спросил Сальватор, и улыбка с его губ исчезла.

В зале вдруг стало почти совершенно тихо, и только аномалия своим неопределенным призрачным телом влажно шуршала и колебалась контурами. Ирис отступила назад и зажмурилась. Луна просочилась сквозь когда-то стеклянную, пропыленную панель купола и резанула глаза.

— Нет, нет, — вдруг расхохотался Ликвидатор. — Да не может такого быть!

Сальватор довольно кивал.

— Ты сумасшедший. Ты просто одурел. Почему она? Что в ней такого было? Двадцать лет!.. — изумлялся Ликвидатор.

Ирис непонимающе переводила взгляд с одного на другого.

— Именно так, мой друг. Именно так, — кивнул в последний раз Сальватор и посерьезнел. — Ты думаешь, я шутил? Я сказал, что верну ее. Именно так я и поступил. А что в ней такого было... Ты-то уж точно разглядеть не мог. Ты менял подружек каждую неделю. Ты даже не давал им шанса. Ни одной. Самовлюбленный кретин... — Сальватор скривился. — Ты всегда думал только о себе.

— Но эта девочка... робот! — воскликнул Ликвидатор, и его голос дрогнул. Он встретился с Ирис глазами, и ее обдало болью. Он лгал? Он так не думал? Считал ли он ее в самом деле роботом? Теперь так не называли даже домашних андроидов. Даже они были больше, чем роботы.

— Мы возвращаемся к тому, с чего начинали, — помрачнел Сальватор. — Если хочешь, поговорим о душе чуть позже. Сейчас я хочу поднять другой вопрос.

Он перевел взгляд на аномалию.

— Я должен тебе признаться, Рикгард. Ты в мой план нисколько не вписывался. Напротив, твое вмешательство меня сильно разозлило. Ты любил переходить мне дорогу, всегда любил. И не я подал в отдел Ликвидации тот приказ, не я направил тебя в Центр. Я, к большому несчастью, решаю не все. Я в Сенате лишь один из восьми. И это меня, конечно, печалит, но и об этом позже. Сейчас — о тебе. Ты выбрал Ирис, она выбрала тебя... Такой дуэт меня не устраивал. Поначалу. А потом до меня дошли небезынтересные сведения... Ты вынула чип слежения, дорогая моя, — заметил он, не глядя на Ирис, — но мой крошечный передатчик у себя в запястье ты так и не заметила. Да, предусмотреть все ты не могла. Ты не робот. Ты человек. Ты человек-омега.