От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Этому комитету помогала группа ученых, среди которых наиболее значимыми из числа занятых разработкой атомной бомбы были доктор Оппенгеймер, доктор Артур Комптон, доктор Э. О. Лоуренс и родившийся в Италии доктор Энрико Ферми».

Ядерный фактор уже зримо влиял на дипломатию. Резкий тон разговора Трумэна с Молотовым в Белом доме 23 апреля посол в США Андрей Андреевич Громыко, и прежде общавшийся с Трумэном, объяснял именно этим: «Раньше, до окончания войны, до кончины Рузвельта, Трумэн хотел создать о себе хорошее впечатление в Москве. Но уже на беседе с Молотовым его как будто подменили». Главной причиной такой перемены Громыко считал атомную бомбу: «Трумэну явно казалось, что, получив в руки такое оружие, Америка сможет диктовать свою волю Советскому Союзу».

О личной встрече с президентом попросил Стимсон, и 25 апреля он получил аудиенцию. О содержании беседы говорит подготовленный к ней меморандум военного министра:

– Не позже, чем через четыре месяца мы, судя по всему, завершим производство самого ужасного оружия, когда-либо известного в человеческой истории, один боеприпас которого может уничтожить целый город. Однако абсолютно очевидно, что мы не в состоянии сохранить за собой эти преимущества на неопределенное время, так как различные исходные данные, связанные с открытием секрета атомной бомбы и ее производством, хорошо известны многим исследователям во многих странах, хотя немногие ученые сейчас знакомы с процессом в целом. Весьма вероятно, что в будущем бомба может быть изготовлена и малыми странами, и даже группами людей или в более короткий срок большой страной.

Стимсон предлагал создать международный контрольный орган, который бы распоряжался ядерным оружием, систему инспекций, и «это понятно предполагало еще невиданную, высочайшую степень интернационализации политического мышления всего мирового сообщества». Трумэна идеи международного контроля совсем не вдохновили. В отличие от идеи использовать бомбу для ускорения окончания войны.

Трумэн 2 мая начал консультации, продолжавшиеся и следующие два дня, которые «касались организационных вопросов, связанных с формированием Временного комитета (Interim Committee), призванного в обстановке абсолютной секретности вынести заключение по поводу использования атомной бомбы». Как позднее вспоминал Трумэн, «Бирнс обрисовал такую перспективу: „В конце войны бомба вполне могла бы позволить нам диктовать наши собственные условия“».

В мае была сформирована специальная авиационная группа № 509 под командованием воздушного аса полковника Поля Тиббетса, блестяще проявившего себя на рискованных испытаниях новых стратегических бомбардировщиков Б-29. Пока летчики полковника Тиббетса, которым не сообщали, к какой миссии их готовят, отрабатывали точное бомбометание, в Вашингтоне продолжались напряженные политические дискуссии.

Трумэна информировали, что многие ученые, занятые в «Манхэттенском проекте», прежде всего Лео Сциллард, выступают против военного использования атомной бомбы. Говорили, что Эйнштейн написал Трумэну (что сомнительно): «Я не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но четвертая – палками и камнями».

Ученые рекомендовали осуществить показательные взрывы, пригласив на них наблюдателей из союзных и нейтральных стран, а затем предъявить ультиматум Японии, и только после вероятного отказа Японии капитулировать осуществить атомную бомбардировку одного-двух городов этой страны.

Сцилард, которому в свое время так и не удалось встретиться с Рузвельтом, добился аудиенции у Трумэна, которая была назначена на 25 мая. Накануне он отправил Оппенгеймеру послание, где высказывал опасение: «Если соперничество в производстве атомных бомб не удастся предотвратить, будущие перспективы нашей страны нельзя назвать хорошими… Я сомневаюсь в разумности раскрытия наших карт путем использования атомных бомб против Японии». Оппенгеймер на письмо не ответил.

Двадцать пятого мая Сцилард был в Белом доме с двумя коллегами – Уолтером Бартли из Чикагского университета и Гарольдом Юри из Колумбийского. Но там им объявили, что президент перенаправил их к Бирнсу, которого вскоре должны назначить госсекретарем. Трумэн не удосужился их принять. Ученые понуро покинули Белый дом и отправились к Бирнсу домой в Спартанберг, Южная Каролина. Встреча закончилась к взаимному разочарованию. Сцилард попытался доказать, что применение ядерной бомбы против Японии может иметь последствием превращение СССР в ядерную державу. Но Бирнс даже не дослушал:

– Генерал Гровс сказал мне, что у России нет урана.

– Нет, у Советского Союза очень много урана, – пытался возразить Сцилард.

Тут Бирнс заявил, что использование бомбы против Японии подтолкнет Москву к выводу войск из Восточной Европы.

– Ну, вы ведь родом из Венгрии и не хотели бы, чтобы русские оставались в Венгрии бесконечно.

Сцилард был буквально «ошарашен расчетом на то, что угроза бомбой сделает Россию покладистее… Мы можем вступить в гонку вооружений между Америкой и Россией, и она закончится уничтожением обеих стран. Мне в тот момент было не до волнений о том, что могло случиться с Венгрией». Ученый покинул Спартанберг в печали. «Я редко бывал, – писал он, – так подавлен, как в ту минуту, когда мы вышли из дома Бирнса и направились к вокзалу».

Вернувшись в Вашингтон, настойчивый Сцилард связался с Оппенгеймером, у которого как раз была запланирована встреча со Стимсоном. Оппенгеймер, хоть и считал Сциларда назойливой мухой, согласился повидаться. Венгр высыпал весь набор своих аргументов, на что Оппенгеймер ответил:

– Атомная бомба – дерьмо.

– Что вы имеете в виду? – удивился Сцилард.

– Ну, это оружие не имеет военного смысла. Оно наделает много шума, очень много шума, но бесполезно для войны. Если бомбу решат сбросить, то русских следует заранее об этом предупредить.

Сцилард возразил:

– Если попросту сообщить Сталину о новом оружии, то эта новость сама по себе не предотвратит гонку вооружений после войны.

– Ну, – не отступал Оппенгеймер, – вы считаете, что если русским рассказать о наших планах заранее и потом сбросить бомбу на Японию, то русские нас поймут?

– Очень даже хорошо поймут.

Это был разговор глухого со слепым, который ничем не закончился. Следующие недели Сцилард посвятил тому, чтобы поднять голос хотя бы горстки ученых-ядерщиков против применения атомного оружия по гражданским объектам.

Так называемый временный комитет Стимсона, созданный Трумэном специально для обсуждения ядерной политики, заседал 31 мая. Повестка дня была сознательно неопределенной, вопрос о применении бомбы против Японии в ней не значился.

Стимсон заявил о своей личной ответственности перед президентом за военные дела и дал понять, что решение об использовании бомбы – прерогатива самого Трумэна, а мнение создававших ее ученых никого не волнует. Но при этом признал революционные последствия новейшего изобретения:

– Бомба – не просто новый вид оружия, это революция в отношениях человека и вселенной. Она может превратиться во Франкенштейна, который сожрет всех нас, или обеспечит мир во всем мире. В любом случае ее важность выходит далеко за рамки нужд текущей войны.

После чего военный министр предложил обсудить перспективные разработки атомного оружия. Оппенгеймер заявил, что за три года удастся создать заряд мощностью от 10 до 100 млн тонн тротила. Лоуренс предложил:

– Нужно подготовить приличный запас бомб и материалов для них. Если мы хотим по-прежнему идти впереди всех, стоит выделить больше денег на расширение производства ядерных материалов.