От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Сато отослал об этом телеграмму Того.

Второе заседание глав правительств в Потсдаме открылось заявлением Черчилля:

– В Берлине собралось около 180 корреспондентов, которые бродят по окрестностям в состоянии неистовства и возмущения.

– Это целая рота. Кто их сюда пропустил? – поинтересовался Сталин, прекрасно зная, что даже комар не проскочит сквозь оцепление, не то что журналист.

– Конференция могла бы успешно работать, – уверял Черчилль, – только в обстановке спокойствия и секретности, которые нужно соблюдать любой ценой, и я предложил встретиться с представителями печати самому и объяснить им, почему их приходится не пускать и почему ничего нельзя разглашать до окончания конференции.

На том и порешили.

От имени министров выступил Бирнс:

– На совещании министров иностранных дел было решено предложить включить в повестку дня на сегодня следующие вопросы: 1. Вопрос о процедуре и механизме для мирных переговоров и территориальных требований. 2. Вопрос о полномочиях Контрольного Совета в Германии в политической области. 3. Польский вопрос – в частности, вопрос о ликвидации эмигрантского польского правительства в Лондоне.

Бирнс тут же изложил уже согласованную позицию по первому вопросу предложенной им повестки:

– Первой и важнейшей задачей Совета министров будет составление проектов мирных договоров с Италией, Румынией, Болгарией, Венгрией и Финляндией, а также подготовка мирного договора для Германии. Не менее важной задачей Совета министров будет подготовка и представление правительствам Объединенных Наций детальных условий организации и проведения мирной конференции. Периодические совещания трех министров, установленные решением Крымской конференции, не будут затрагиваться работой Совета министров. Что касается полномочий Европейской консультативной комиссии, то на совещании министров было условлено передать эти полномочия Союзным Контрольным советам по Германии и по Австрии.

– Следовательно, проект об учреждении Совета министров принят без возражений, – с некоторым удивлением заметил Трумэн.

Перешли к следующему вопросу – о полномочиях Контрольного Совета в Германии. Здесь прогресс был менее очевиден, доложил Бирнс.

– Некоторые разногласия, возникшие в процессе обсуждения этого вопроса, были переданы в созданные подкомиссии. Эти подкомиссии пока не закончили свою работу.

Здесь Черчилль решил поднять принципиальный вопрос:

– Я замечаю, что здесь употребляется слово «Германия». Что означает теперь «Германия»? Можно ли понимать ее в том же смысле, как это было до войны?

– Как понимает этот вопрос советская делегация? – перебросил Трумэн этот вопрос Сталину, который не согласился с Черчиллем.

– Германия есть то, чем она стала после войны. Никакой другой Германии сейчас нет. Я так понимаю этот вопрос.

– Можно ли говорить о Германии, как она была до войны, в 1937 году? – пытался поддержать британского коллегу президент.

Сталин стоял на своем:

– Как она есть в 1945 году.

– Она все потеряла в 1945 году, – заметил Трумэн. – Германии сейчас не существует фактически.

– Германия представляет, как у нас говорят, географическое понятие, – продолжал советский лидер. – Будем пока понимать так. Нельзя абстрагироваться от результатов войны.

– Я вполне согласен с этим, но все-таки должно быть дано некоторое определение понятия «Германия», – настаивал президент.

– Например, думают ли установить германскую администрацию в Судетской части Чехословакии? – предположил Сталин. – Это область, откуда немцы изгнали чехов.

– Может быть, – утверждал Трумэн, – мы все же будем говорить о Германии, как она была до войны, в 1937 году?

Сталин не сдавался:

– Формально можно так понимать, по существу это не так. Если в Кёнигсберге появится немецкая администрация, мы ее прогоним, обязательно прогоним.

– На Крымской конференции было условлено, что территориальные вопросы должны быть решены на мирной конференции, заметил Трумэн. – Как же мы определим понятие «Германия»?

Сталин предложить идти от противного:

– Давайте определим западные границы Польши, и тогда яснее станет вопрос о Германии. Я затрудняюсь сказать, что такое теперь Германия. Это – страна, у которой нет правительства, у которой нет определенных границ, потому что границы не оформляются нашими войсками. У Германии нет никаких войск, в том числе и пограничных, она разбита на оккупационные зоны. Вот и определите, что такое Германия. Это разбитая страна.

– Может быть, мы примем в качестве исходного пункта границы Германии 1937 года? – упрямился Трумэн.

Сталин сделал примирительный жест:

– Да, можно взять Германию 1937 года, но только как исходный пункт. Это просто рабочая гипотеза для удобства нашей работы.

Черчилль заволновался о судьбе германского научного и промышленного оборудования:

– В этом проекте, в пункте 2, подпункте 1 «b» говорится об уничтожении вооружения и других орудий войны, а также всех специализированных средств для их производства. Однако в Германии имеется ряд экспериментальных установок большой ценности. Было бы нежелательно уничтожать эти установки.

– В проекте сказано так: захватить или уничтожить, – уточнил Сталин.

– Мы можем все вместе их употребить или распределить между собой, – предложил премьер-министр.

– Можем, – согласился Сталин.

Трумэн в мемуарах напишет: «Сталин сказал, что русские не варвары и что они не будут уничтожать научно-исследовательские институты. Все это, конечно, было еще до Маньчжурии. Позже нам предстояло увидеть, что русские будут делать с материальными ценностями завоеванной страны. Даже в Берлине они демонстрировали отсутствие цивилизованного поведения. Они грабили дома, забирая такие редкие вещи, как прекрасные старинные дедушкины часы, чтобы разместить их на дне повозок, а сверху бросить тяжелые предметы. Точно так же они будут разрушать и предметы искусства». Так что Сталин был не прав, утверждая, что русские не варвары. Трумэн сам видел, как дедушкины часы бросали на дно повозки!

Сталин меж тем предложил заслушать проект по польскому вопросу (он был роздан и в письменном виде). Читал Молотов:

– Ввиду образования на основе решений Крымской конференции Временного польского правительства национального единства, а также ввиду установления Соединенными Штатами Америки и Великобританией с Польшей дипломатических отношений, уже ранее существовавших между Польшей и Советским Союзом, мы согласились в том, что правительства Англии и Соединенных Штатов Америки порывают всякие отношения с правительством Арцишевского и окажут Временному польскому правительству национального единства необходимое содействие в немедленной передаче ему всех фондов, ценностей и всякого иного имущества, принадлежащего Польше и находящегося до сих пор в распоряжении правительства Арцишевского и его органов, в чем бы это имущество ни выражалось, где бы и в чьем бы распоряжении ни находилось в настоящее время. Мы признали также необходимым, чтобы польские военные силы, в том числе военно-морской флот, а также торговый флот, находящиеся в подчинении правительства Арцишевского, были подчинены Временному польскому правительству национального единства, которое и определит дальнейшие мероприятия в отношении этих вооруженных сил, военных и торговых судов.

Англичане, на чьем попечении и после признания нового польского правительства продолжало оставаться правительство эмигрантское, с подобной постановкой вопроса согласиться не могли.

– Лондонское польское правительство не имеет значительного имущества, но имеется 20 миллионов фунтов золотом в Лондоне, которые блокированы нами, – заявил Черчилль. – Это золото является активом центрального польского банка. Вопрос о том, где блокировать это золото, о перемещении его в какой-либо другой центральный банк, должен быть разрешен нормальным путем. Но это золото не принадлежит лондонскому польскому правительству.