Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия

Так вот тот берег, который был покрыт, словно щетиной, их штыками! Так вот та союзная земля, которая – не прошло еще пяти месяцев с тех пор! – уходила под ногами их громадной союзной армии, и представлялась им тогда превратившейся, как по мановению волшебного жезла, движущиеся долины и холмы, покрытые людьми и лошадьми. Вот те самые лощины, из которых выступали при свете жгучего солнца три длинные колонны драгун и кирасиров, подобно трем рекам, сверкавшим сталью и медью! А теперь все исчезло: люди, оружие, орлы, лошади, само солнце и даже сама пограничная река, которую они перешли, полные смелости и надежды! Неман превратился теперь только в сплошную массу ледяных глыб, схваченных и скованных одна на другой удвоившей свою ярость зимою!

На месте трех французских мостов, которые были привезены за 500 миль и переброшены с такой смелой быстротой, единственно целым оставался русский мост. И, наконец, вместо тех бесчисленных бойцов, их 400 000 товарищей, столько раз торжествовавших победу вместе с ними, устремившихся с такой радостью и гордостью на русские земли, выходили из этой сумрачной и ледяной пустыни только тысяча вооруженных пехотинцев и кавалеристов, девять пушек и 20 000 жалких созданий, покрытых тряпками, с опущенной головой, потухшим взором, багрово-красным лицом и длинной взъерошенной бородой. Одни из них боролись в молчанье за узкий проход на мосту, который, несмотря на их небольшое число, оказался недостаточным для их поспешного бегства; другие бежали там и сям по льдинам, громоздившимся на реке, с трудом перебираясь с одной на другую. И это была вся «великая армия»! И многие из этих беглецов были еще новыми рекрутами, которые присоединились к ней впоследствии!

Два короля, один принц, восемь маршалов в сопровождении нескольких офицеров, генералы, беспорядочно шедшие пешком; и наконец. Несколько сотен солдат старой гвардии, сохранивших еще свое вооружение, - это было все, что оставалось; они представляли собой «великую армию».

Или скорее она все еще держалась в маршале Нее… Он в то время вошел в Ковно один со своими адъютантами, потому что все его подчиненные отступили или пали…

Он нашел в Ковно отряд артиллерии, триста немцев, составлявших гарнизон этого города, и генерала Маршана с 400 солдат; он принял начальство над ними. Сначала он прошел по всему городу, чтобы ознакомиться со своей позицией и собрать еще несколько солдат; но он нашел только раненых, которые с плачем стремились за нашей отступавшей армией. В восьмой раз, после выхода из Москвы, пришлось покинуть их всех в госпиталях, как их покидали по всему пути, на всех полях битвы и на всех биваках.

Несколько тысяч солдат было на площади и на прилегавших к ней улицах, но они лежали замерзшие перед винными магазинами, которые они разгромили; они нашли смерть там, где они искали жизнь! Это было единственное подкрепление, которое было ему оставлено Мюратом; Ней видел себя одиноким в России с 700-ми иностранных рекрутов...

14-го, рано утром, началась атака русских. В то время, как одна колонна появилась внезапно на дороге из Вильны, другая русская колонна перешла ниже города по льду реки, вступила на прусские земли и, гордясь тем, что она первая перешла через границу, направилась к Ковенскому мосту, чтобы запереть этот выход и отрезать Нею всякое отступление. Послышались первые выстрелы у виленских ворот; Ней бросился туда; он хотел удалить пушки Платона выстрелами из своих орудий, но нашел свои пушки забитыми. Артиллеристы бежали...

Покинутый всеми, Ней не лишился самообладания и не оставил своего поста. После бесплодных попыток остановить этих беглецов он подобрал их заряженные ружья, обратился к солдатам и сам-пять стал лицом к лицу с тысячами русских. Его отвага их остановила; она заставила покраснеть нескольких артиллеристов, которые последовали примеру своего маршала; она дала время адъютанту Геймесу и Жерару собрать тридцать солдат и привезти два-три легких орудия, а генералам Ледрю и Маршану собрать единственный батальон, который у них оставался.

Но в этот момент началась за Неманом, около Ковенского моста, вторая атака русских. Было половина третьего. Ней послал Ледрю и Маршана с их 400-ми человек отбить и сохранить этот выход. Что же касается его самого, то, не отступая ни на пядь, не думая о том, что происходит за его спиною, во главе тридцати солдат он держался до наступления ночи у ворот виленской дороги. Потом он перешел через Ковно и Неман, все время сражаясь, отступая, но не обращаясь в бегство, и шел вместе с остальными, поддерживая до последнего момента честь нашего оружия и в сотый раз за эти сорок дней и сорок ночей рискуя своей жизнью и свободой, чтобы только спасти еще несколько французов. Он вышел последним из этой роковой России, показав миру беспомощность слепого счастья перед великой смелостью, доказав, что для героев все ведет к славе, даже самые великие поражения!

Было восемь часов вечера, когда он перешел на союзный берег. Тогда, видя, что катастрофа завершилась, что Маршан оттеснен к самому мосту, а вильковишская дорога, по которой шел Мюрат, вся покрыта врагами, он бросился направо, углубился в лес и исчез.

Сегюр

ТЫЛ И СНАБЖЕНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ

В XVII и XVIII вв. военные развивали систему поставок, основанную на накоплении припасов в магазинах и крепостях, дополняемых закупками у гражданских поставщиков, которые следовали по пятам за каждой армией. Эти тыловая и транспортная системы были в лучшем случае рудиментарны, поэтому у армии не было возможности поддержать себя на значительном расстоянии от своих магазинов. Эти тыловые и транспортные ограничения порождали такую систему военных операций, при которой они старательно планировались задолго до наступления и подкреплялись накоплением военных припасов за много месяцев до действительного начала кампании.

Если уж война началась, ее ход был ограничен службой тыла и снабжения. Не существовало облегченных маневров, когда армейские корпуса проходили бы сотни миль, как это было в кампанию 1805 г. Войны того периода были подобны турниру черепах и редко проникали далеко вглубь территории вовлеченных в них народов.

Это были прежде всего войны маневра, когда армия пыталась прочно обосноваться на неприятельской территории. Затем она начинала опустошать эту территорию, вынуждая противника принять бой, или сама была вынуждена продвигаться на новую, неопустошенную территорию. Эти войны приводили к длительным трениям у пограничных провинций, которые через каждые несколько лет сменялись рукопожатиями.

Когда разразилась французская революция, французское военное ведомство претерпело травматические перемены. Его тыловая администрация и система поставок быстро развалились, оказавшись неспособными обеспечить тыловую поддержку, необходимую вновь создаваемым французским армиям. Ее коллапс был отчасти результатом политической ситуации, которая уничтожила королевскую тыловую службу как один из элементов старого режима. Но скорость коллапса была еще увеличена развитием массовых армий и более чем скромными махинациями со стороны различных поставщиков. В результате французские армии оказывались зачастую на грани голода. Им недоставало тыловой поддержки, они часто ходили босыми и в лохмотьях. Нужда и голод заставили французов позаботиться о себе, поскольку их правительство оказалось неспособным обеспечить их.

То, что изначально началось, как простой грабеж сельской местности голодными солдатами, быстро развилось в систематическое реквизирование и накопление припасов на данной территории. Стала развиваться изощренная система, при которой каждая рота периодически отряжала отряд в 10 человек под командой капрала или сержанта. Эта команда действовала независимо от основной воинской части в течение дня или недели, собирая припасы и материалы, необходимые для существования их роты. Затем они возвращались и делили эти средства между своими товарищами. Эту организованную «фуражировку», или «жизнь за счет страны» следует отличать от подлинного мародерства и грабежа, совершаемых отдельными людьми и отставшими, следовавшими за наступающими французскими армиями, как хвост кометы. Различие заключается в том, что грабеж часто совершался под угрозой физического насилия в отношении многострадальных крестьян, а фуражировка часто регулировалась договорами или другими соглашениями, когда снабжение необходимыми материалами было официально согласовано с местным населением. В этом случае крестьянам часто платили деньгами или квитанциями, которые теоретически могли быть оплачены деньгами или другими товарами. Правда, в ту эпоху существовало выражение: «бесполезный, как ассигнат». Помимо денег тогда платили бумажными ассигнациями, которые считались в основном не имеющими ценности. Напротив, когда французы двигались через завоеванную территорию, редко осуществлялась какая-нибудь оплата. Несмотря на это, лишь в редких случаях провизия забиралась полностью.

Несмотря на внешние различия, система фуражировок и старая система поставок армии из магазинов часто имели одинаковый результат для сельской местности: она могла быть ободрана догола, что порождало серьезные проблемы для местных жителей. В первые годы, когда магазинная система разваливалась, умирающие с голоду армии, двигаясь через провинции, грабили их догола и расточали многое из того, что смогли найти. Напротив, высоко организованная французская система фуражировок расточала мало, хотя могла быть одинаково хищной при собирании провизии. Французы быстро стали специалистами в подсчете возможностей территории содержать армию и в нахождении припасов в областях, где другие армии быстро умерли бы с голоду, если бы были вынуждены жить за счет страны. Это умение позволяло французам выполнять крупные маневры, принесшие им сокрушительные победы в 1800, 1805, 1806 и 1809 гг. Это также привело к мистификации, будто бы французская армия могла перешагать любую армию в Европе.