Отель Страстоцвет

Гера вскрикнула, желая удержать, не пустить, оттолкнуть…

Слюна оборотня заживляет почти любую рану. И она, оставшаяся в ее лоне, сейчас влажно и бесстыдно хлюпающая внизу, помогла. Растеклась заботливой нежной прохладной пленкой. Остро защекотала, заживляя и убирая боль. Охладила и дала начало новому наслаждению.

Гера знала это, слыша в мокрых звуках уже себя, выступающую густо и постоянно. И даже видела, не удержавшись и взглянув вниз.

И застонала, восхитившись, видя блеск прекрасного доказательства его мужественности, выходящего из нее и устремляющегося назад. Неудержимо и властно, с силой и скоростью, не доступной обычным людям. Она отдалась этим сильным толчкам, до боли заламывая руки, мечущиеся по его телу, и часто задышала.

И, как всегда, пропустила самое главное. Когда ее пальцы скользили по гладкой коже. Не задерживались в шерсти, пусть и такой нежной для нее. Волоски густейшой шубы Зверя разлетались, рассыпаясь невесомой серебряной пылью, и пропадали, раскрывая спрятанное под ней.

— Гера…

Она не могла поверить своим ушам. Его губы произнесли ее имя. И это было восхитительно хорошо. Женщина сильнее прижалась к мощному торсу, двигающемуся вперед и назад, подалась навстречу и плотнее обвила ногами его бедра. Теперь он терся о нее кожей, разгоряченной и покрытой легкой испариной.

Гера стонала, кончиками пальцев чувствуя бугрящуюся мускулами спину, ущелье ложбинки, разделяющей ее пополам и упругие мускулы его задницы, сейчас двигающейся не прекращая. Чувствовала концы длинных светлых волос, упавшие на ее лицо. Их скольжение, легкую знакомую щекотку. Боялась открыть глаза, снова сомкнутые недавно, но жаждала этого сильнее, чем когда-либо.

Лишь когда ее губ коснулись его, такие нежные, пахнущие лесом и почему-то малиной, Гера широко распахнула их. Одновременно со всем остальным. Глядела в желтые и пока звериные глаза. Утопала в них, в почти родных, теплых и ласковых, но все еще отдающих диким огнем самца, берущего свою самку.

Все смешалось. Нежность и ярость, дикость и ласка, наслаждение и боль…

Мужчина накрыл ее рот горячим и страстным поцелуем. Ему хотелось, чтобы она знала, как сильно он возбужден и как сильно благодарен. Гера. Его Гера — она принадлежала лишь только ему. Только он имел право прикасаться к ее нежной коже и входить в ее горячие глубины. Только он.

Ему трудно было давать обещания, помня о своей опасной звериной сущности, тяжело говорить о будущем, но сейчас пришло четкое понимание, что наравне с бурлящим в нем возбуждением, внутри просыпаются новые странные эмоции, названий которых он прежде не знал. Он сделал самый сильный рывок вперед, содрогнулся и часто запульсировал, чувствуя, что она обхватывает его изнутри, как можно теснее.

И они взорвались вспышкой новорожденной вселенной одновременно. Как и всегда. Истинная пара, нашедшая друг друга посреди чужого каждому мира. Взорвались, обжигая сами себя собственной раскаленной страстью, растекшейся внутри и снаружи, стекающей вниз и пропитывающей густой ворс ковра.

В желтых звериных глазах отразилась ее улыбка. И блестящие алмазы пары крохотных слез, все же пробежавших по щекам Геры. Она откинулась назад и улыбнулась еще раз, наблюдая, как в зрачках напротив показываются голубые отсветы, через секунду сменяющиеся тихой морской синевой. Он снова был с ней. Рядом.

Ее мужчина. Ее нежный и ласковый зверь.

8

Лиза сначала словно плыла по облакам и просто наблюдала. Отсутствие притяжения накрывало землю пеленой и окутывало дымкой. Вдох. И мир сжался, прокладывая ей путь к дивному саду. Она открыла глаза. Теперь это видение принадлежало только ей.

Златовласый. С телом эфеба, тёмным как бронза.

Юноша стоял на коленях и радовался этому. Смотрел на самую простую и самую великую вещь необъятного мира.

Бесстыдно и раболепно разглядывал Ту, которой поклонялись тысячи.

Вечную. Распутную. Невинную. Нагую. Прекрасную. От волос и до пальцев ног. Ту, чьи широко разведенные бедра заставляли золотоволосого дрожать. Ведь его глаза замерли и смотрели только на…

Все оттенки коричневого. Крохотные каемки пурпурного. Едва заметная гладь розового. Страсть имела цвета.

Пряный тон тростникового сахара. Еле уловимый оттенок мускуса. Крохотная капля горного меда. Желание владело запахом.

Глаза не желали останавливаться хотя бы на одном мягком изгибе. Зрачки сжимались, стараясь уловить малейшее изменение совершенных линий. Поймать мимолетное движение, превращающее красивое в прекрасное.

Свет падал мягко, обволакивая переливами янтаря и рубина единственное божество.

Богиню.

Богиню, не требующую поклонения, не желающую службы, не стремящуюся к раболепию. Богиню, предлагающую себя и госпожой, и наложницей. Богиню, не идеальную в своей греховной красоте, но бывшую самим совершенством.

Здесь и сейчас. Во все времена. Для счастливца, удостоенного оказаться с ней.

Любое сравнение было бы пошлым и нелепым. Каждое слово глупым и неточным. Молчание говорило лучше любого из них. Молчание, восторженное и волнующее, заставляющее чуть дрожать напряженные мышцы.

Взгляд, не желавший опускаться и падающий вниз, лаская собой алебастрово-блестящую в свете древних ламп кожу. Шелк, бархат, атлас — ничто не сравнилось бы с ней. Гладкая, ровная, сводящая с ума своим запахом.

Единственный ее ритуал стар, как ночь. И молод, как месяц, подглядывающий за ней с немым восторгом.

Дар, получаемый выбранным. Проклятье, оставшееся с ним навсегда. Судьба, решившая все за него. Или Богиня, решившая сама бросить карты. Но сейчас мысли были только о ней. Стоящей напротив, невинно и распутно опустившей руки, не пряча и не закрывая ничего.

Золото и диаманты. Кровь и плоть.

Любая жертва любого жертвенника не для нее. Богиня пила огонь, рождающийся в каждом от ее наготы. Ее масло добывали на месте, в слиянии двух тел, в льющихся и текущих каплях огненной влаги двоих.

Храм, не имевший колонн, алтаря и волхвов. Ее храм был повсюду — под непроницаемо черным сводом ночи. И ее алтарь укрыт тонкими простынями, льняными тканями, звериными шкурами, свежесрезанной травой.

Прекрасные руки несли жажду ее прикосновений. Нежная грудь манила коснуться ее губами и пальцами. Гладкий живот звал встать на колени и прикоснуться к нему лицом. Крутые бедра влекли насладиться их силой. Тонкие ноги тянули покрыть их поцелуями.

Богиня была совершенна. Совершенна. И желанна тому, кто поймал единственный шанс своей жизни, ведь ее тело обещало несбыточное.