Отходняк после ящика водки
Шрифт:
– Думаю, с этим ничего нельзя сделать. Так уж это восприняли читатели…
– Не читатели, а СМИ – все-таки есть разница.
– Уж такой получился миф. Массовая культура и настоящая – мы же с вами понимаем разницу.
– Ну не знаю. Если вы задаете в лоб вопрос, была ли у меня дача на Рублевке, когда я второй раз вышла замуж… Я отвечу: да, мы снимали дачу. Но не скажу, на каком направлении. (Заметим, что ни о чем подобном Свинаренко ее не спрашивал. Вставки здесь и везде далее мои. – А.К.)
– Но и второй брак ваш закончился.
– Муж погиб. (В прессе сообщалось, что он был бизнесмен и его убили.)
– А
– Мы расстались. Но у нас очень хорошие отношения. Мы с ним сейчас друзья.
– Майкл Робски – это что-то английское?
– Нет, это что-то еврейское. Его семья эмигрировала, он жил долго в Германии. Мебельный бизнес.
– Я слышал, он вам помогает, вы с ним встречаетесь в Азии.
– Это я ему помогаю – до сих пор составляю ему коллекции мебели. При том что это не мой бизнес. Он не нуждается в помощи, дело не в том, что он в чем-то ущербный – просто я занималась этим очень долго и никто не сделает этого лучше, чем я. Я первая, кто у нас этим начал заниматься. И я люблю ездить в Азию… В общем, мы с бывшим мужем очень близкие друзья…
И тут вхожу я. Морда красная, перегар, башка не варит. Светский лев, блядь. Сидел бы у себя в кабинете, не высовывался. Так нет же, туда же, куда и люди. Первое впечатление – шок. Робски – это маленькая, неяркая женщина среднего возраста. Тихий голос. Отсутствие макияжа. Во всяком случае, я не заметил. Родинка на верхней губе сексуальности не добавляет. Так, родинка да родинка. Короче, не Мэрилин Монро. Такой бюджетный вариант Синди Кроуфорд. В целом мышка такая, редакционная. Точно – не «жаба». Кто угодно, но не «жаба». Весь план беседы – насмарку. Если бы я узнал еще, что она уже три раза ела, то есть вариант с рестораном не проходит, вообще бы в обморок упал. Что делать? Я в панике. Я мог ожидать всего, чего угодно, но то, что мне придется общаться с банальным клерком, я не мог представить в самом страшном сне. Стало скучно.
– Здравствуйте. Альфред.
– Оксана.
– Очень приятно. А почему вы – Робски? Он же вам теперь не муж.
– В смысле – отказаться от фамилии? Но пока нет другого предложения, так что я пока Робски.
– Значит, пока нет другого мужа, так и будет Робски? Я без осуждения это говорю, просто интересно. Почему ты оставила фамилию третьего мужа? Оставила б тогда уж первого…
– С первым я как раз фамилию не меняла. А мы на ты?
– Да.(Вот это я зря…)
– Почему?
– Ну, мне кажется, мы люди одного круга.
– Почему – одного?
– Ну, вы же на олигарха тянете.(Ну не мудак?)
– Я – на олигарха? Скажите мне, что такое олигарх?
– Ну вы же в книжке довольно подробно писали – вот пляшет по дискотекам. Охранники там…
– А вы меня видели на дискотеке с охранниками?
– А вы меня?
– Я же не говорю, что вы тянете на олигарха. (Это она правильно меня. Точно, не тяну.)
– Ну хорошо.
– Для меня это очень сложно – перейти на ты. (А тут она зря понты кидает. Как это Шариков говорил: «С виду простая кухарка, а форсу, как у комиссарши». Чего из себя фифу-то строить? Тоже мне, аристократка. Украинка с еврейской фамилией. Парень-то букву «й» в конце фамилии уже в Германии потерял. А так-то она Робская… И мужа вашего, Крупского, тоже помню… По-моему, Полянская даже лучше. А вот эта вот заграничность, без «й», уж очень гламурненько. Для Хацапетовки.)
– Предложение не принимается. Понял. Все, я молчу. Мне не велено разговаривать. А то на ты, не дай Бог, перейду. А перед нами же Лев Толстой.(Вот именно. Чего развыступалась?)
– Какой вы внутренней жизнью живете. Сами себе запрещаете. (Слабенько. Не канает.)
– Ни в коем случае. Все-все. Молчу. Продолжайте.
– Я бы закончила на этом.
– А что такое?
– Мне не нравится, когда мне хамят. (Фи, чего-чего, а вот хамства-то как раз и не было. Похоже, она действительно считает себя Львом Толстым. Первый раз вижу жертву собственного пиара.)
– Я разве хамлю?
– Да.
– А в чем же мое хамство?
– Я не хочу это объяснять. (Действительно, будет непросто.) На этом я бы закончила интервью…
– Ну, auf Wiedersehen!
– А вот это – тоже хамство! (Ни фига себе! Сказать человеку «до свидания» – значит хамить. Тут она точно перегнула палку.)
Так бесславно (для меня) закончилось мое участие в интервьюировании Робски. Нельзя одновременно служить Богу и мамоне. Нельзя одновременно бухать и делать бизнес. Бизнес – это мамона. В общем-то азбучные истины.
ПОСЛЕ РОБСКИ
Я все понял. Я знаю, кого мне напоминает Робски.
Однажды, когда я работал председателем горисполкома в Сестрорецке, ко мне пришла журналистка местной многотиражки «Сестрорецкая здравница», чтобы взять у меня интервью. Это была усталая женщина неопределенного возраста. Я ее абсолютно не интересовал. У нее было редакционное задание, и она его выполняла. Она, не глядя на меня, задала заранее согласованные вопросы. Я старался отвечать неожиданно и парадоксально. Хвастал эрудицией и яркостью эпитетов. Бесполезно. Она все записала, собрала манатки и отвалила. Назавтра вышло интервью. Все честно переписано с диктофона. Никакой отсебятины. Добротный труд по расшифровке фонограммы.
Так вот, Робски – это литературный негр. Кстати, очень известный тип служителей пера. Маркетологи Маркоткина [28] (неплохая аллитерация, а?) сделали следующий вывод: на рынке требуется книга про то, какие гондоны – богатые. Зачем? Сейчас объясню.
Советский Союз наплодил огромное количество так называемых интеллигентов. Это десятки миллионов людей, которые закончили вузы и потом трудились в тысячах всевозможных НИИ и других абсолютно бессмысленных главках, управлениях, проектных бюро и «протчая херня». Я сам работал целый год в НИИ и докладываю – делать там было нечего, и платили мне (кандидату наук) целых 170 рублей. Фактически это было пособие по безработице. Миллионы людей в Советском Союзе в реальности были бездельниками, и государство содержало их и их семьи за счет нефтяной ренты. Уж лучше бы оно прямо им сказало, что они трутни. У них хотя бы не было иллюзий относительно того, что они занимаются востребованной деятельностью.
28
Маркоткин – это глава издательства «Росмэн».
Сейчас эти люди влачат жалкое существование. Они абсолютно не способны производительно трудиться. При этом у них есть полная убежденность, что причина их проблем не в них, а в построенном варианте капитализма, который неправильный. Правильный – это когда они ходят на службу, катают карандаши, а пятого и двадцатого умри, но дай им достойную зарплату, поскольку они есть соль земли. Это, кстати, главный электорат «Яблока».
Так вот эти люди – основной потребитель книг. Это тот рынок, на котором живут все наши издательства. Они читают потому, что им больше делать нечего, и еще потому, что они привыкли это делать на прошлой их службе в советском НИИ. Помните, когда СССР был самой читающей страной в мире…