Откуда взялся этот Клемент?

— Да уж, определенно не стоит.

Мы спешим на парковку, где я удовлетворяю аппетит паркомата, пока Клемент убирает рюкзак в багажник. Наконец, усаживаемся в машину, и я отыскиваю в бардачке упаковку влажных салфеток. Очистить руки мне более-менее удается, но вот одежде потребуется двойной цикл стирки.

Впрочем, ее состояние меня совершенно не волнует.

Поворачиваюсь к Клементу, сияющему словно мальчишка рождественским утром.

— Скажите же мне, что это не сон.

— Тебя ущипнуть, что ли?

— Даже это не сотрет с меня улыбку.

— А вот в этом я сомневаюсь, — ухмыляется Клемент.

Когда же эйфория несколько отпускает, я поднимаю насущный вопрос:

— Как думаете, столько наш слиток весит?

— По грубой прикидке, унций сто пятьдесят.

Что ж, золота значительно меньше, нежели я изначально надеялась, но даже так слиток тянет почти на сотню тысяч фунтов. После выплаты Стерлингу у меня останется восемьдесят тысяч — вполне достаточно для огромных перемен в жизни.

— Вести-то сможешь? — интересуется Клемент.

— Уже гораздо спокойнее, справлюсь.

Я задаю на навигаторе курс домой и выезжаю задним ходом с парковочного места.

Пять минут спустя мы плетемся по Тауэрскому мосту, тщательно придерживаясь установленной скорости в тридцать километров в час.

— А она ничего, правда?

— Она?

— Наша столица ночью.

Я на мгновение отрываю взгляд от дороги и смотрю на Темзу за боковым окошком. Даже с учетом лютой ненависти к вождению в Лондоне, не могу не восхититься открыточным пейзажем разноцветных огоньков, убегающих вдаль и отражающихся в мерцающих черных водах.

— Согласна, зрелище завораживающее.

— Да уж, жаль, что не увижу его снова, — буднично констатирует Клемент.

— Не понимаю, почему не увидите?

— Мы почти закончили, пупсик. Осталось только конвертировать золотишко в наличность, потом ты расплатишься с тем козлом, и дельце сделано. Не знаю, где окажусь после этого, но точно не в Лондоне.

— Ну вот опять, — вздыхаю я.

— Просто к сведению, пупсик.

Несколько километров мы едем молча, и все же в данном случае я не собираюсь оставлять тему.

— Только не поймите меня превратно, Клемент, но вам не приходило в голову, что у вас может быть какое-то психическое заболевание?

— Так ты считаешь меня шизиком, — фыркает он. — Хотя вполне логично.

— Я так не говорила, и психическая болезнь — это не смешно.

— Да не шизик я.

— Ох, не употребляйте это гадкое слово.

— Лады, с башкой у меня все в ажуре.

— Психическая болезнь вещь такая, что можно и не знать, что страдаешь от нее.

— Да к чему ты клонишь-то?

— Вы не думали обратиться к кому-нибудь?

— В смысле? К мозгоправу, что ли?

— Нет, к психиатру.

— Ну так и я о том же. Не, не думал.

— Почему?

Он отворачивается к окошку, явно давая понять, что тема ему наскучила.

— Клемент?

— Оставь, пупсик. Никакой мозгоправ мне не поможет.

— Я говорю об этом только потому, что меня беспокоит ваше будущее.

— Ты серьезно? — хмыкает Клемент.

— Совершенно.

На этом разговор и завершается. Вроде как.

В Брикстоне поток машин снова разбухает. Конечно же, не столь бурно, как раньше, однако скорость наша заметно снижается. В ожидании зеленого на одном из перекрестков я предпринимаю последнюю попытку продолжить разговор.

— Я понимаю, что вам не хочется говорить на эту тему, но можете мне кое-что пообещать?

— По части обещаний — это не ко мне.

— Хорошо, хотя бы можете взять кое-что на заметку?

— И что же?

— У меня есть знакомая, которая работает психотерапевтом в благотворительной клинике. Не хотите с ней поговорить? Никаких условий, никаких формальностей, просто поговорить.

— Ну и что мне это даст?

— Не знаю, но уж точно вреда от этого не будет, как считаете?

— Ты так говоришь, как будто это я принимаю решения.

— А кто же еще?

Клемент поворачивается ко мне.

— Как бы это ни шокировало, пупсик, но никто не властен над своей судьбой. Ни ты, ни уж точно я.

— Не понимаю.

— Добро пожаловать в клуб.

В конце концов меня охватывает досада. Да с чего мне вообще беспокоиться? Клемент дело свое почти сделал. Какое мне дело до его судьбы, когда я вот-вот заполучу денежки?

Возможно, досада моя отчасти объясняется тем, что мне действительно не наплевать на него. Кое-что, впрочем, сомнений не вызывает: Клемент не из тех людей, кого можно улестить на что-либо, ему противное. И если придется убеждать его, что медицинская помощь ему действительно необходима, это, очевидно, затянется надолго.

— Может, тогда подождем, что будет дальше? — смиренно предлагаю я.

— Только это нам и остается.

Клемент явно непоколебим в своих убеждениях, и я оставляю его в покое.

Проезжаем Кройдон и вскоре уже мчим по М25.

— Есть хочу, — внезапно объявляет Клемент.

С самого выезда из дома мой желудок крутило, что барабан стиральной машины, но после его слов я вдруг осознаю, что тоже ужасно голодна.

— Остановимся на следующей заправке и перекусим.

Съезд появляется только через двадцать километров, и за это время у меня разыгрывается зверский аппетит.

Хм, наверное, самое близкое к беременности ощущение, что мне когда-либо доведется испытать.

Когда мы наконец-то заезжаем на стоянку, я едва ли не захлебываюсь слюной, предвкушая пиршество яйцами по-шотландски и корзиночками с джемом.

— Клемент, вы не против пойти один?

— Это еще почему?

— Во-первых, вид у меня как у сорвавшегося спелеолога, а во-вторых, мне не хочется оставлять золото в машине.

— А, понял, схожу один, конечно же.

Я вручаю ему двадцатку и делаю заказ.

— И, Клемент, постарайтесь ни во что не влипнуть.

— Кто, я? Да ни в жизнь!